Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ) - Южная Влада - Страница 89

Наконец, дорога пошла под уклоном вверх, ветер стал сильнее хлестать несчастных паломников по щекам и швыряться в них горстями снега, а впереди показались массивные ворота горной обители. Эльза знала, что за ними их ждет еще несколько ворот — монастыри разделялись, подобно надежно укрепленным крепостям, встроенным в каменную породу. Одна из монахинь уже предупредила, что заберет с собой однорукого послушника, и они отправятся в лечебную часть, остальным же следовало идти прямиком к настоятелю. Когда гулко отщелкнулся тяжелый запор на воротах, Эльза повернулась, чтобы поблагодарить своего нечаянного друга за помощь, но тот куда-то пропал. Войдя в монастырский двор, она стала спрашивать всех подряд, куда он делся, но люди только странно смотрели на нее и качали головами.

Среди них не было человека, который спал без пиджака на снегу и отказывался назвать причину похода.

Странно, ведь его пиджак у Эльзы остался. Она быстро проверила все карманы, но ничего не нашла. Только от ткани исходил слабый запах теплого воска и горькой полыни — совсем как из темпла светлого.

Младший служитель из главного темпла пресвятого светлого бога по привычке завершил молитву просьбой к святому Аврелию — покровителю всех путешественников — хранить тех, кто вышел из дому в такую промозглую зимнюю погоду, затем поднялся с колен и тщательно расправил свое скромное одеяние. Он только начал движение по карьерной лестнице, на вершине которой недосягаемой звездой сиял пост верховного служителя главного столичного темпла, и пока что ему поручали самые сложные, "испытывающие силу веры" задания. Вот, например, ежедневное посещение городских катакомб, в которых служителю надлежало вести спасительные беседы с каждым из заключенных.

Катакомбы состояли из трех уровней, один глубже другого, и хождение по ним чем-то напоминало служителю погружение под землю в темпле проклятого темного бога. Он бывал в запретном месте один раз, с миссией борьбы за веру, и то посещение навсегда врезалось в память. Сейчас он находился на самом нижнем, третьем уровне темниц, в помещении очень темном, сыром и напоминающем пещерные склепы, в которых было принято хоронить усопших монахов в горах Дардании.

Заключенные здесь сидели по одному, все, как правило, смертники в ожидании часа расплаты. Младшему служителю, как и любому нормальному человеку, не нравилось тут, и он заставлял себя спускаться на глубину только усилием воли и веры. Камеры, в отличие от расположенных в верхних ярусах, освещались лишь тусклыми факелами — по одному на клетку — по голым каменным стенам текла вода, цвел мох и ползала всякая живность.

Клетка, перед которой служитель только что стоял на коленях, с трех сторон представляла собой решетку в палец толщиной, с четвертой же стороны это была глухая стена. Каждая такая темница находилась на достаточном отдалении от прочих, потому что у заключенных отбирали не только возможность согреться или нормально поесть, но и естественную человеческую радость общения. Мужчина, сидевший к служителю спиной, за все время молитвы так и не обернулся, занимаясь тем, что в неверном свете мерцающего огня разрисовывал себе руку.

— По возвращении в темпл я поставлю за вас свечу, — заверил его служитель миролюбивым тоном, как и подобало в их ситуации, — святому Францилию, покровителю справедливого суда. Но было бы лучше, если бы и вы…

— О, не трудитесь, — перебил его заключенный, обмакнув кисть в плошку с черной краской, — у меня все в порядке.

Служитель поморщился, он испытывал искреннюю радость, когда удавалось привести к свету заблудшие души, а вот таких вот, упертых в своей неправоте, недолюбливал. Но когда он заговорил, его голос звучал, как у профессионала своего дела: с сочувствием и пониманием.

— Возможно, если вы попросите святых заступников или самого пресвятого светлого бога, они смягчат ваше наказание и помогут вам выбраться отсюда…

Пустое сотрясание воздуха, конечно, если учесть, что безумец покушался на самого правителя, но что есть человек без надежды?

— Думаю, если бы боги хотели, чтобы я вышел отсюда, — в тоне речи заключенного сквозил плохо скрываемый смех, — они бы давно помогли мне выбраться.

От такой наглости служитель на миг даже потерял дар речи.

— Вы что же… — заговорил он, наконец совладав с собой, но красные пятна возмущения так и не покинули его бледных щек, — …довольны своим положением?

Мужчина обернулся. Он походил на зверя со своей трехдневной щетиной и стальным блеском глаз, сквозь дыры в его одежде виднелась запекшаяся кровь от побоев. Служитель невольно попятился и осенил себя знаком благословения и защиты. Правду говорят, что эти бурые не люди — нелюди.

— Никогда раньше так не был доволен собой, как сейчас, — хмыкнул заключенный и отвернулся.

Младший служитель из главного темпла пресвятого светлого бога еще находился в начале карьерного пути, поэтому отступать перед трудностями себе запрещал и уже набрал в легкие побольше воздуха, чтобы пуститься в очередную просветительную беседу, но в это время где-то со стороны лестницы послышались шаги и бряцанье оружия охраны. А когда в узкий каменный коридор в сопровождении яркого света спустилась целая процессия, служитель сразу же закрыл рот и отступил прочь, узнав среди посетителей самого сиятельного наместника. Или без пяти минут канцлера? В главном темпле среди служителей уже вовсю обсуждалась дата благословления правителя на трон.

Димитрий повел рукой, и все сопровождающие вместе с затесавшимся в их рядах служителем потянулись прочь. Он выждал, пока шорох многочисленных ног не затихнет на верхнем ярусе витиеватой скользкой лестницы, которая вела сюда, затем неторопливо приблизился к клетке и посмотрел сверху вниз прямо в спину сидящему узнику привычным высокомерным взглядом.

— Здравствуй, Димитрий, — произнес Алекс, не оборачиваясь и не откладывая кисть.

Если бы младший служитель из темпла все-таки остался и присутствовал при разговоре, то непременно заметил бы, как уголки губ наместника чуть дрогнули, обозначая улыбку. Заметил бы — и не поверил: чему же тут улыбаться?

— Значит, все это время она была у тебя? — заговорил Димитрий так, словно разговаривал сам с собой.

— Не все время, — отозвался Алекс. Он подул на краску и вытянул руку, изучая, ровно ли лег узор, — но несколько последних недель — точно.

— Моя милая, сладкая сестренка. Она будет плакать, когда узнает, что я приказал казнить тебя?

— А ты собираешься меня казнить?

Алекс, наконец, повернулся и некоторое время они молча смотрели в глаза друг другу — волчье зрение обоих не нуждалось в ярком свете, чтобы отметить все оттенки настроения собеседника.

— Алекс, Алекс, — Димитрий вздохнул, мощная грудь натянула ткань сюртука и тут же опала, — сначала ты рискуешь собой и спасаешь меня на площади, затем сам покушаешься на мою жизнь. Определись уже, ты обожаешь меня или ненавидишь? В любом случае, первый геройский поступок не отменяет сурового наказания за второй. Никто не смеет стрелять в меня безнаказанно, будь он мне хоть другом, хоть братом. Законы Цирховии одинаковы для всех.

Человек в клетке поднялся на ноги и выпрямился, придерживаясь рукой о стену — только этот жест и выдавал, что его силы не так полны, как хотелось бы.

— Оно того стоило. Знал бы ты, сколько лет я мечтал тебя пристрелить.

Димитрий откинул голову и рассмеялся — словно острый лед посыпался на влажный пол темницы.

— Думаешь, я поверил, что ты покушался на меня всерьез, Алекс? — поддел он. — Шесть пуль в живот белому волку? Не в сердце и не в голову? Я знаю, что ты сделал. Это даже не месть, хоть ты и пытаешься убедить меня в обратном. Нет. Ты просто спрятался от меня. Кому лучше знать закон, как не начальнику городской полиции? Ты прекрасно знал, Алекс, что за покушение тебя схватят и запрут тут, и даже я не смогу ничего с этим поделать. Не смогу вытащить из темницы и заставить найти Эль. — Он развел руками. — Законы Цирховии одинаковы для всех. И даже для канцлера.