Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ) - Южная Влада - Страница 38

— Верни мне нож, Ян. Я его случайно выронил, — голос Димитрия звучал мягко, но губы все так же кривились, и пустыми, как два бездонных провала, выглядели глаза.

— Зачем? — с вызовом спросил Алекс. — Я и сам могу это сделать.

Он демонстративно выдернул лезвие из обивки, поднялся и передал Димитрию, а затем вернулся на место.

— Хочешь напугать меня? Думаешь, побегу? Не побегу.

— Не побежишь, — тот улыбнулся, будто обжег ударом хлыста, — я уверен. Не побежишь, потому что я бы тоже на твоем месте пожертвовал жизнью, только чтобы быть с Эльзой. Целовать ее мягкие губы… мы ведь оба знаем, какие они сладкие… какой божественный у них вкус…

Глаза его потемнели до черноты, голос упал до шепота. Димитрий откинул голову на спинку кресла и резко засмеялся колючим безрадостным смехом, спина его выгнулась, руки вцепились в подлокотники, нож зазвенел по полу.

— Уходи, — вполголоса сказал Ян, — он не поможет тебе.

— Нет, помогу, — прохрипел брат Эльзы с жутким оскалом. — У тебя есть шанс, Алекс. Подойди ко мне. Ну же.

Вот тогда Алекса и начало что-то царапать изнутри. Какое-то неясное сомнение. "Мы оба знаем, какие сладкие ее губы…" Откуда Димитрию знать такое о сестре? Или это просто попытка вывести его, Алекса, из себя? Но что тогда означает "шанс"? Алекс встал и наклонился над братом Эльзы, чтобы лучше расслышать несвязное бормотание.

А в следующую секунду весь мир перевернулся. В глаза почему-то бросилось лицо Яна — тот поморщился, но не сдвинулся с места — а затем ослепительная вспышка ударила в виски, подсекла колени. Кто-то ловко подхватил его и уложил на пол.

— Ты всерьез полагал, что я отдам ее тебе? — смеялся Димитрий, нависая сверху и проворачивая свой нож у Алекса в животе. Его безумные наполненные чернотой глаза, казалось, смотрели вникуда. — Мою маленькую сестренку? Думал, что я выслушаю здесь твои признания и растаю от нежности? Эльза любит меня, всегда любила, с самого детства. Ты спрашивал у нее об этом? О да, она наверняка же сама рассказывала обо мне. А я… люблю… ее. Мы с ней связаны навечно одной кровью, мы идеально подходим друг другу, мы должны быть вместе, как первые волки, как потомки богов, а ты, Алекс, просто проводник, тонкая ниточка, которая свяжет нас еще крепче.

Он говорил и смеялся, смеялся и говорил, а Ян стоял поодаль и просто наблюдал за происходящим, пока Алексу не начало казаться, что все это ему чудится. Он не может просто умереть на полу в затерянной глубоко под землей комнате темпла, истекая кровью, он и сам факт удара-то не почувствовал, не понял, когда Димитрий успел его нанести.

Все вокруг стремительно погружалось в темноту.

— Он умрет, — долетали до него через туман незнакомые голоса.

— Он не умрет, — снова этот жуткий смех, — ты же не умрешь, Алекс? Ты не умрешь. Моя милая сестренка будет очень горько плакать, если ты так с ней поступишь, а я никогда не прощу себе, что мы расстроили ее.

Алекс хотел ответить, что умирать он, конечно же, не намерен ни при каких обстоятельствах, но рот полнился горячей влагой с привкусом металла, и из горла выходило только бульканье.

— Он уже почти умер, — тот, первый, голос говорил без волнения, просто констатируя факт.

Потом воцарилась тишина, и внезапно чей-то шепот ударил в ухо:

— Мы все рождаемся через боль, Алекс. Считай, что сегодня я возродил тебя.

Очнулся он уже в какой-то подворотне. Просто валялся, выброшенный как мусор, в закутке. Плечо пульсировало жаром, протягивая огненные щупальца боли в грудь и в шею, одежда была залита кровью, и Алекс трясущимися руками распахнул куртку, задрал рубашку, оглядел свой абсолютно целый живот без единого шрама. Так и есть, вся та часть — со странными речами Димитрия — ему привиделась. Возможно, брат Эльзы не ударил его ножом, а просто укусил в тот момент, когда Алекс наклонился, и что-то было такое в его волчьей слюне, что подействовало странным образом. Зачем? Тогда это еще не было до конца понятно. Истинное значение слова "шанс" стало проступать гораздо позже, когда жутко заболели десны в местах, где резались клыки, на спине пробились первые тонкие клочки шерсти, а те рубцы, которые оставались на коже после перенесенных операций в госпитале, чудесным образом испарились, и перестала беспокоить нога.

Хотел Алекс в это верить или нет, но он становился волком.

Танцуя, Эльза споткнулась. Только что уверенно двигалась в объятиях партнера и вдруг — раз, — сбилась с шага.

— Ты чего? — удивленно посмотрел на нее Хорас.

— Ничего, — она послала ему слабую улыбку, — душно здесь. Надо отдохнуть.

Не без облегчения вырвалась из рук своего спутника, отошла в сторонку, чтобы другие пары не толкали. В зале действительно не хватало свежего воздуха, и лишь немного легче было дышать у выходов.

— Я хочу пить.

— Конечно. — Хорас, сама любезность, сделал знак слуге с подносом, полным бокалов золотистого шампанского.

— Нет, воды, — Эльза изобразила жалобный взгляд. — Просто стакан чистой воды. И таблетку от головной боли, виски давит. Найди мою служанку, пожалуйста, она все принесет.

Хорасу совсем не хотелось идти разыскивать каких-то служанок, но он все же подавил в себе явный порыв отказаться и пошел к дверям. Эльза отвернулась к стене, чтобы не привлекать лишнего внимания, сняла серебряную, в тон платью, полумаску, закрыла глаза, попыталась выровнять дыхание.

Этот запах.

Вечер длился и длился бесконечной пестрой лентой из пустой болтовни, танцев и поедания сладостей в коротких перерывах между первым и вторым занятием, но до недавнего времени Эльзе все нравилось. Здесь не было и не ожидалось Димитрия, что само по себе уже приносило душевный покой. Даже Хорас раздражал меньше обычного: в другие дни она выдерживала от силы пару часов рядом с ним, после хотелось заорать или стукнуть его чем-нибудь тяжелым. Его родители с молчаливого одобрения ее отца всячески поощряли их брак, помолвка считалась делом почти решенным, а сам он, мотивируя этим, при любом удобном случае пытался залезть ей под юбку. Только чудом и женской хитростью Эльзе удавалось держать его на расстоянии хотя бы до свадьбы.

Она, конечно, не была святой и много раз ошибалась — в брате, в Алексе, в людях вообще — но нареченного своего почему-то видела трезво, без всяких розовых очков. Трусливый, самовлюбленный, озабоченный тип, которому ей придется до конца жизни греть постель и рожать детей, при этом улыбаться, придерживая его под локоть на светских приемах, блистать украшением семьи в его родовой книге и, возможно, напиваться, как мать, когда степень отвращения перехлестнет допустимые пределы. Впрочем, такова участь многих женщин ее круга.

Этот запах перевернул в ней все. Откуда он взялся?

Северина, крутившаяся рядом в начале вечера, куда-то запропала. Эльза украдкой огляделась, но взгляд не задержался ни на чьем лице. Кто же он? И, пресвятой светлый бог, сколько же людей, подобных ей, проживают свои жизни, так и не познав этого, почему же Эльзу участь не миновала? Мало ей запутанных отношений с Димитрием, мало болезненного расставания с Алексом, мало грядущего тягостного брака. Нет, в дополнение ко всему она теперь будет вечно принадлежать кому-то еще.

Стоявший неподалеку господин — по виду ровесник отца Эльзы — странно покосился на нее, и она вспыхнула: какие же флюиды сейчас источает ее тело? Флюиды мощного сексуального притяжения, которое испытывает и транслирует для своего единственного ее волчица. Приди. Возьми меня. Я твоя. Повезло, что Хорас отошел раньше, чем все вышло из-под контроля, а то, чего доброго, принял бы ее желание на свой счет.

Она сделала судорожный вдох, полный мускусного, чужого, незнакомого и в то же время какого-то родного аромата. Никогда еще внутренний зверь Эльзы не ощущался таким… диким. Никогда еще ей так не хотелось соединиться с мужчиной… нет, не мужчиной, волком, и не важно, в человеческом или зверином обличьи. Выгнуться, подставить грудь под его руки, чтобы содрал с нее платье, сшитое из нежной ткани, а теперь казавшееся грубым власяным мешком, раздражающим кожу, освободил раскаленные и пульсирующие соски, принес им облегчение влажным ртом. Чтобы ноги ей раздвинул. Ей будет больно, но боль первого соития ничто по сравнению с возможностью стать с Ним единым целым. Она — женщина, она рождена, чтобы пройти через боль, даря наслаждение своему мужчине, и как только раньше этого не понимала?