Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ) - Южная Влада - Страница 105

— Ты?

— Привет, сестренка, — вид у Димитрия был виноватый, — пустишь меня на пару слов?

Они не виделись столько лет, с того самого ужасного дня, после которого ей пришлось срочно выйти замуж и уехать, после которого родилась Ива, и даже теперь, после такой бездны времени, Эльза понимала, что не хочет с ним говорить. Эта рана никогда не затянется в ее душе, эта боль никогда не утихнет, и пусть они с Алексом все-таки сумели воссоединиться и найти счастье, но все может измениться, если начать ворошить прошлое. Нет, нет и нет. Эту историю она заперла внутри себя на тридесять замков и не желает к ней возвращаться.

Эльза уже открыла рот, чтобы позвать на помощь Алекса, когда тот сам появился за Димитрием следом. Эльза схватилась рукой за край туалетного столика и тяжело осела на пуф. Ее кошмар повторялся. Ее призраки… оба ее любимых призрака снова овладели ей, чтобы мучить.

— Тише, тише, ну ты что? — Алекс обнял ее, взял в ладони ее дрожащую похолодевшую руку. — Ты не можешь вечно прятаться от своего брата. Он любит тебя.

— Мы оба любим, — мягкой, крадущейся походкой, с привычным непроницаемым выражением на лице Димитрий тоже приблизился, опустился перед ней на колени.

Эльза вздрогнула, когда рука брата коснулась ее щеки, но объятия Алекса согревали ее плечи и придавали уверенности. Вдвоем они словно зажали ее в тиски, из которых не выбраться.

— Я был неправ. Тогда, — Димитрий посмотрел в глаза сестры, и она вспомнила, что в лучшие, светлые моменты, когда между ними случались доверительные беседы, он тоже смотрел именно так: искренне, открыто. — Я никогда не желал тебе зла. Эль. Я люблю мою маленькую сестренку.

— Прости его, Эль, — зашептал ей на ухо Алекс, обжигая горячим дыханием завитки волос у виска. — Я уже простил.

Она растерянно перевела взгляд с одного на другого. Муж и брат, два самых близких человека, которые у нее остались, двое самых любимых мужчин. Ее сердце так устало их ненавидеть. В глубине души Эльза всегда была девочкой, которая для всех хотела бы любви и мира.

Пальцы Димитрия нежно прошлись по ее пылающей щеке, очертили подбородок, сам он подался вперед, и их лица оказались очень близко друг от друга. Почему Алекс так спокойно на это смотрит? Эльза думала, что он люто ревнует ее к брату, по крайней мере, раньше, стоило им завести разговор о былом, так и случалось. Но теперь, кажется, Алексу даже нравилось все происходящее. Она сглотнула, ощущая, что Димитрий стоит на коленях между ее ног и его губы остаются от ее лица непозволительно близко. Вот он сдвинулся еще чуть-чуть, мягко коснулся ее рта. Голова тут же закружилась от сладости поцелуя, и Эльза закрыла глаза.

Почему они не делали этого раньше? Почему не целовались, когда были детьми? Все тело Эльзы охватил бархатный огонь, она сама не поняла, как обвила руками шею брата, открыла рот, позволив его языку проникнуть внутрь. В прошлый раз он сделал это не сам, он не прикоснулся к ней, а она даже не представляла, от чего они оба отказались.

Димитрий целовался уверенно и искусно, распалял огонь, превращая из бархатного в шелковый, а из шелкового — в жемчужный, и она не выдержала, дернула завязки ночной рубашки у горла, сама обнажила плечи. Задыхаясь, то и дело обмениваясь поцелуями, они принялись лихорадочно освобождаться от одежды. И вот она уже гладит его грудь, скользит ладонями по упругим мышцам, впивается ноготками в ровную кожу. Упоение, экстаз, безумие. Ее брат безупречен, мужественен, силен, создан словно для нее. Его мужское и ее женское тела — всего лишь две половинки одного целого. Горячие губы Димитрия скользнули вниз по ее шее, к нежному трепещущему горлу, а ее рот тут же заняли губы второго мужчины.

— Боги, Эль, — усмехнулся Алекс в ответ на ее удивленный взгляд, — кто из нас делает это с тобой? Уже и не разберешь. — Он легонько коснулся пальцем своего виска. — Наша оборотническая связь альфы и беты имеет свои преимущества. Мы оба чувствуем тебя друг через друга, а теперь, когда оба будем заниматься любовью с тобой, эти ощущения усилятся во сто крат. В прошлый раз Дим управлял моим телом, в этот раз я сам буду решать, в какой момент передать управление ему.

Они опустили ее, совершенно обнаженную, на пол, прямо на толстый нардинийский ковер у постели, их пальцы гладили ее губы, веки, ключицы, соски, языки ласкали по очереди между ног. Эльза закрыла глаза и перестала различать прикосновения брата и мужа. Это был только Димитрий. Только его она обхватила ногами за бедра, чтобы ощутить первый мощный толчок внутрь. Так вот как ее брат занимается любовью, она никогда не знала другого такого искусного любовника, как он. У нее было мало мужчин, а у него — много женщин. Горячее хриплое мужское дыхание над ухом, он кусает ее за шею, как и положено самке и самцу во время спаривания, и тут же зализывает ранки… или это делает не он? А она тоже кусает, и лижет кровь, которая пахнет, как ее собственная, и выгибается под напором тяжелого сильного тела, которое идеально ей подходит. Они как первые волки, явившиеся в этот мир, чтобы потеснить род людей.

— Как же это приятно, Эль, — выдыхает ей на ухо Алекс, который лежит рядом и целует ее лицо, пока Димитрий резкими, рваными толчками наполняет ее тело, — как же это приятно, находиться в тебе…

Обезумевшая, она стонет, хватает губами его пальцы, облизывает их, и от этого зрелища уже стонет ее брат. Он легко перемещается по другую сторону от нее, весь мокрый от пота, поворачивает к себе ее лицо, а его место занимает Алекс. И теперь уже Димитрий жмурится и содрогается всем телом, признаваясь ей:

— Боги, Эль… как же это приятно… мы теперь всегда будем вместе… вот так…

По лицу ее текут слезы наслаждения, она кричит, но не так, как кричала в первый раз, от боли и ужаса, а только от чистого удовольствия, блуждающего во всем теле.

И сквозь туман похоти и хриплое дыхание двух мужчин слышит, как кричит ее дочь.

И делает усилие, чтобы открыть глаза, встать, пойти и утешить малышку.

И все исчезает.

Остались только голые каменные стены.

Белый ослепительный снег за узким окном.

Свистящий где-то в вершинах гор ветер.

И мужчина с черным лицом и лишенными зрачков глазами.

Лицо Эльзы все еще было мокрым от слез, когда она обнаружила шокирующую правду. Никуда она из монастырей не убежала. Здесь не было Алекса. Никто не спас ее дочь. Она лежала на ледяном полу в коридоре, который вел из кухни в помещения, где селили детей, а темный бог нависал над ней, вглядываясь, казалось, в самую душу своим жутким безжизненным взглядом.

А самое ужасное — за окнами посветлело. Когда Эльза поговорила с матерью в келье и бросилась на поиски Ивы, стояла глухая ночь, это запечатлелось в памяти абсолютно точно. Что же с ней случилось здесь, на пути? Куда делись все люди? Не слышно больше ни воя, ни хохота беснующихся. Каким образом она потеряла рассудок и свалилась в коридоре? И, выходит, пролежала в тяжелом наваждении до самого рассвета?

Эльза вскинула руки и вцепилась в шею мужчины с черным лицом. На миг ей даже показалось, что на его бесстрастном лице промелькнуло удивление, когда она яростно ему прошептала:

— Димитрий отравил меня своей тьмой, и из уголков моего подсознания можно свить самые извращенные фантазии. Но это не значит, что я на самом деле опустилась бы до такого.

С этими словами она со всей волчьей силой отшвырнула его от себя и вскочила на ноги. Откуда-то издалека по коридорам потянуло снежным ветром с улицы, и поток воздуха снова принес то, что и заставило Эльзу очнуться. Детский крик. Ее дочь звала на помощь. Эльза сорвалась с места и побежала в ту сторону. На ходу она обернулась: темный бог стоял и смотрел ей вслед, не делая попыток догнать. Чтобы он ни задумал, в его планы явно входило задержать ее насколько возможно и поглумиться, но и только.

Эльза лишь пожала плечами. Игры богов она давно отчаялась понять.

В дальнем конце длинного коридора она увидела свет: дверь стояла распахнутой настежь, открывая выход во двор. Эльза выбежала на улицу и застыла. В стороне, на опасном обрывистом склоне, на каком-то совершенно неподходящем для карабканья выступе сжалась в комок ее дочь, а по скользкой заснеженной тропинке к ней как паук — к запутавшейся мухе неумолимо подбирался страшный человек.