Перевал (СИ) - "Эвенир" - Страница 7

— Ваше Высочество, как называется этот инструмент? — обратился Родрик к принцу Кадмиру, просто чтобы прервать затянувшуюся паузу.

— Это айэли–иел-и-найя, если я правильно произношу это название, — с задумчивой улыбкой ответил старший принц и пока ещё наследник. — Инструмент весьма популярный в Каер-Эале, но очень редкий на нашем континенте. Анемон владеет им виртуозно.

— Анемон? — переспросил Родрик. Эал у огня поднял на него усталые глаза.

— Я называю моих компаньонов именами цветов, — улыбка принца стала немного виноватой. — Раз нам не положено знать их истинных имен, пусть будут цветы. Ведь они и похожи на цветы, такие же прекрасные и хрупкие создания, тем не менее обладающие непостижимой силой, способной расколоть самый крепкий камень.

Красивое высказывание отчего-то не понравилось Родрику. Оно показалось похожим на шелковый плащ на плечах рыжего эала, на позолоту белых доспехов и серебро маленьких щитов. На вычурное изящество рабских ошейников. Не нравилась ему и уютная гостиная с затейливыми шпалерами серебристо-голубого шелка, с пушистыми коврами, резными креслами, подушками, пуфиками, цветами в вазах и подсвечниками из искристого хрусталя. Родрик порадовался, что не взял с собой Кейна: брату гостиная принца Кадмира понравилась бы ещё меньше. За декаду, прошедшую после боёв, Родрик успел посетить принца Астена дважды: во дворце на празднике в честь дня рождения одного из старых военных друзей короля и в загородном павильоне на охоте на вепря. Там все было понятно: шумные толпы охотников за будущим, легавые, держащие нос по ветру, азарт и удаль, пьяная молодость и трезвый расчёт. Понятным был и Астен — щедрый, прямолинейный, смелый в поступках и высказываниях. У него не было нужды казаться другим. А вот здесь, в голубой гостиной, чужими, странными и непонятными были все. Пожилая тучная женщина с пёстрым вязанием в руках. Сидевшая рядом с ней бледная девушка в богатом платье, с тяжёлым ожерельем на длинной шее. Компания молодых людей с нездоровым блеском в глазах, то ли поэты, то ли просто пьяницы. Пожилой, похожий на преуспевающего купца господин в богатом, расшитом золотом камзоле, молоденький паж за его спиной. Вот эти были непонятными, осколками чужого мира, либо верными дураками, либо любителями падали. Родрик не любил ни тех, ни других. В уютной гостиной пахло смертью.

Принц протянул к огню костлявые пальцы. Его длинное, болезненно худое тело потерялось в складках тяжелых, отороченных соболем роб, глубокие морщины изломали высокий лоб. Он поднял на Родрика темные глаза, странно глубокие, умные, и северный лорд подумал, что старший принц мог бы показаться красивым. Тому, кто любит прелесть замшелых мраморных надгробий и сладкое увядание могильных венков. Болезнь подтачивала принца Кадмира. Она подарила ему хрупкое прощальное очарование.

— Моему бесценному Анемону пришлось пережить немыслимые страдания. Его здоровье подорвано. Даже в самый жаркий полдень его мучает холод. И оттого место у моего огня всегда принадлежит лишь ему.

Эал поднял глаза на принца. Его бледных губ коснулась улыбка, не слишком весёлая, но тёплая. У Родрика перехватило дыхание. Ведь нельзя приказать улыбаться. Значит, вот это, что бы это ни было, это было настоящим. Не имеющим отношения к ошейникам и рабству. Его эал никогда не улыбнётся.

— Спой нам, Анемон, — негромко проговорил принц. — Спой нам песни твоей родины. Если ты захочешь.

Эал склонился над своим странным инструментом. Другая мелодия родилась под его пальцами, похожая на звон лесного ручья и на песню жаворонка в бездонном небе ранней юности, когда все ещё возможно и ничего ещё не жаль.

— От близкого огня айэли–иел-и-найя приходит в негодность, — проговорил Кадмир. — Но это неважно. Новый инструмент можно купить. Анемон бесценен.

— Ваше Высочество, — обратился к принцу нарядный купец, — быть может, мы сможем прийти к соглашению. Это ведь полезно не только мне, но и вашим компаньонам. Не будем забывать: они мужчины, у них есть потребности. И я могу предложить им лучших из женщин. Правда, Ваше Высочество, лучших!

— Простите, что вы имеете в виду? — рассеянно спросил принц. Казалось, лишь малая часть его сути участвовала в разговоре, в то время как его душа уносилась на волнах небесной музыки в далёкие и светлые просторы.

— Вам, должно быть, известно, Ваше Высочество, я веду селекционный отбор. Уже три года я скрещиваю эалов с женщинами, с юными красавицами разных рас, и в моём пристанище уже подрастают одиннадцать изумительных маленьких ангелочков! Старшему два и два месяца, младшему — четырнадцать недель. И ещё двадцать восемь молодых и здоровых, ранее рожавших матерей ждут потомства. Это так увлекательно, Ваше Высочество. Вы должны нас посетить, поглядеть на малюток. И, может быть, вы увидите, как счастливы все под моей крышей, и вам будет легче отдать мне на несколько дней вашего Анемона, а возможно, и Ландыша…

— О Ландыше и речи быть не может, уважаемый Кловдий! — возмутился принц. — Анемон… Только если он сам захочет. Принуждать я его не стану. Но расскажите нам о ваших малютках. Они здоровы? Есть ли какое-либо отклонение в их развитии?

— Ни малейшего, мой принц! — воскликнул селекционер. — Они здоровее, красивее и умнее человеческих детей. Они быстрее растут и легче учатся. И, прошу заметить, это ведь полукровки. О, если бы мне удалось заполучить женщину эалов…

Струна жалобно вскрикнула. Музыка оборвалась на тонкой болезненной ноте. В голосе принца зазвенел металл:

— Наш брат император Каер-Эала даровал нам лишь мужчин. Если бы вам удалось заполучить женщину эалов, вашим первым долгом было бы доставить её прямо к королю, со всеми возможными почестями! В противном случае вы стали бы преступником, уважаемый Кловдий! Похитителем и насильником. Конечно, вы не хотите, чтобы вам предъявили такие обвинения?

Тихая музыка снова зазвучала, постепенно меняя ритм и цвет. Незаметно к ней присоединился голос. Вначале тихий и слабый, он казался лишь ещё одним оттенком музыки, рождённой волшебным инструментом. Но постепенно голос эала набрал силу, зазвучал глубоко, и мягко, и сильно. Показалось Родрику, что рука в бархатной перчатке сжимает его сердце, столько тоски было в голосе певца, столько грусти в невыносимо прекрасной мелодии. Когда закончилась песня, лорд вздохнул с облегчением.

Принц, не скрываясь, вытер слезы. Спросил дрогнувшим голосом:

— Анемон, о чем эта песня?

— Эта песня о женщине эалов, — голос Анемона оказался слабым и чуть хрипловатым, будто и не он только что звенел под самым потолком, так наполнив маленькую комнату, что, кажется, и воздуха в ней не осталось. — Её изгнали из рода за измену супругу. Она ушла в лес, оплакивая свою запретную любовь и короткую жизнь.

— Что же с ней будет дальше, с этой женщиной? — неожиданно для себя самого спросил Родрик.

Анемон взглянул на него с лёгким удивлением.

— Она погибнет, лорд.

— Эалы не могут жить без рода, — тихо пояснил принц. — Не так ли, мой свет?

Эал молча кивнул, вновь склоняясь к струнам. Другая мелодия полилась из-под его пальцев, лёгкая и весёлая.

— Я слышал, вы взяли на себя заботу о раненом бойце? — спросил принц. Родрик отметил, что тот нарочно избегает слов, напоминающих о рабстве. — Как его здоровье?

— Плохо, Ваше Высочество. Лекарь говорит, что рана заживает хорошо, да и была она не такой уж глубокой. Потеря крови тоже восстановилась. Но эал по-прежнему слаб, есть не хочет, вставать не пытается.

— Если вы хотите, лорд Родрик, я пошлю вам своего домашнего лекаря, — предложил принц. В его голосе прозвучало настоящее сочувствие. — К счастью, а может быть и к сожалению, он очень искусен в лечении эалов.

— Благодарю вас, Ваше Высочество, я с удовольствием воспользуюсь вашей помощью. Видите ли, я не могу отправиться в путь, пока мой эал не поправился, но и ждать не могу, ведь ещё месяц и в горах ляжет снег, и тогда мне придётся задержаться здесь до весны… — отозвался Родрик, но принц уже не слушал его, глядя куда-то за спину собеседнику. Откровенная радость сделала его болезненное лицо молодым и милым.