Перевал (СИ) - "Эвенир" - Страница 4

— А, вот и Белое Гнездо! Смотри, Астен, вот кому мы обязаны порядком на северных границах: умница, смельчак, пройдоха. Жизнь за тебя отдаст, но в таронг с ним играть не садись: смошенничает непременно. Здравствуй, Родрик, сын Рейнхарда. Ты такой же, как отец, узнаю орлиный профиль. По таким темным демонам по всей Бенрике девы сохнут.

— Вы неизменно добры ко мне, Ваше Величество, — низко поклонился Родрик, понимая лишь одно: он действительно нужен сейчас Кадваллону. Королю хочется показать, что между монархом и северным лордом мир да благодать. Да ещё и то, что принц Астен у Белого Гнезда чуть ли не в друзьях.

— Ладно, начнём, что ли? — вздохнул король и поднял руку в приветственном жесте. Снова загудела лавина, на сей раз ближе. Прорезались луженые глотки горнов. Король занял своё место, и представление началось.

Пару вещей о боях Родрик понял сразу. У куратора Как-его-там золота немерено. Оркестр над королевской ложей не затихает ни на минуту, причём в особо драматичных местах горны смолкают, и раздаётся барабанная дробь. Люди Карнага бои любят. Родрик это понимал: трудно устоять против жестокого великолепия, против контраста между потешным боем и самой настоящей смертью.

Шесть золоченых серпоносных колесниц, запряженных парами, вылетели на арену. Белые с золотом перья развевались на головах белоснежных жеребцов, белые с золотом доспехи сверкали на воинах-колесничих, на подбор рослых и златовласых. Колесницы закружили по арене, смыкая строй и рассыпаясь веером, выписывая стройные восьмерки, набирая скорость, показывая удивительное умение. А потом строй колесниц распался на две сияющие дуги, и на арену вылетели всадники на вороных жеребцах, в доспехах чернее ночи, с вороньими крыльями в чёрных волосах. С визгом помчались по кругу, криками подстегивая лошадей, вставая ногами на седла, на полном скаку перепрыгивая с одной лошади на другую. И так же внезапно развернулись веером и обнажили длинные клинки. Рокот барабанов загремел тревожным набатом. На белый песок арены брызнула первая кровь. Усилием воли заставил себя Родрик остаться на месте, не вскочить на ноги, как сопливый мальчишка-оруженосец, орущий у ограды турнирного поля.

Сначала казалось, что всадники, более подвижные и ловкие, одержат верх. Перевернулась, столкнувшись с оградой арены, первая колесница, черный всадник, наклонившись в седле, взмахнул мечом, и златовласая голова покатилась по песку. Трибуны взорвались рёвом. Родрик ответил сдавленным рычанием: он отчего-то болел за белых. Другой чёрный всадник вскочил ногами на седло и спрыгнул на спину колесничего, оба не удержались в кузове, потерявшая управление колесница столкнулась с другой. Но оставшимся в живых белым удалось построить колесницы в плотную фалангу, заблестели на солнце острые лезвия, закреплённые на ступицах колёс. Черные всадники закружили по арене, пытаясь приблизиться к врагам с тыла. Лёгкие лавелины взлетели в воздух, выбивая воинов в черном из седла. Крайняя слева колесница подпрыгнула, налетев на неподвижное тело, опасно накренилась, каким-то чудом её возничий остался на ногах, но не смог удержать колесницу в строю. Её атаковали сразу двое всадников, один заставил черного жеребца грудь в грудь столкнуться с белой парой, другой настиг сзади и, растянувшись на лошадиной шее, достал остриём меча возничего. Белая пара шарахнулась, колесница повернулась боком, и лезвия на колёсах разрубили передние ноги черного жеребца. Конь с визгом покатился по арене, его всадник успел выпрыгнуть из седла, но остался лежать, чёрной куклой раскинувшись на песке. Арена, заваленная обломками колесниц, трупами эалов и лошадей, стала слишком тесной. Двое оставшихся в живых колесничих спрыгнули на песок, чтобы атаковать последнего чёрного всадника. Эал с лавелином в правом плече дрался отважно, но воины Света убили под ним лошадь, а потом прикончили и всадника. Эал, конь которого был искалечен лезвиями колесницы, к этому времени пришёл в себя, но на помощь товарищу не успел. Двигался он медленно и неуверенно, и белым ничего не стоило обезоружить его и заставить опуститься на колени. Оркестр заиграл бравурную мелодию, в которой с трудом угадывался королевский гимн. На арену полетели голубые лоскутки.

— Что это? — удивился Родрик.

— Я же говорил, побеждённого можно выкупить, — засмеялся довольный принц Астен. — Желающие принять участие в аукционе делают вот так…

Принц взял со стола квадрат голубой ткани, который Родрик принимал за салфетку, завязал в него две золотые монеты и, ловко размахнувшись, бросил на арену.

— Вы хотите его купить? — удивился Родрик.

— Может быть, — пожал плечами принц. — Он смело дрался, пустить коня наперерез колеснице — это отважный поступок. Да и потом мог просто отлежаться, но не стал. Если он и ранен, то не слишком тяжело, скорее всего, просто контужен. Может быть, неплохая покупка.

— Не все, бросившие платки, будут участвовать в аукционе, — вступил в разговор Риан. — Можно также прийти на аукцион и не бросая платка. Это скорее знак признания, пожелание оставить побеждённого в живых.

На арену выбежали слуги, стали ловить и уводить прочь уцелевших лошадей. За трупами приехали низкие повозки, которые тащили мощные волы, безразличные к крови и смерти. Девушки и юноши принесли еду и питье, на столе перед Родриком появились фрукты, вино, сладости. Он заметил, как многие гости набросились на еду, как кто-то положил ладонь на бедро служанке.

Принц скривился, покрутил между пальцами ягоду винограда. Заметил с лёгким презрением в голосе:

— Жестокие зрелища пробуждают желание жить.

С этим трудно было поспорить. Вино оказалось превосходным, да и фруктов таких на севере не найти даже летом. Король вдруг окликнул его:

— Что, лорд Родрик, в Белом Гнезде таких игр не увидишь?

Лорд ответил дерзко:

— Вы правы, Ваше Величество, логоссцы обходятся без золочёных доспехов, да и перьев у них в волосах я не заметил.

Неожиданно его поддержал Астен. Вроде бы и негромко сказал, но так, что все услышали:

— Настоящая война так же похожа на эти игры, как зимний шторм — на лёд в стакане воды…

— Я знаю, — ответил король без гнева. — Мне доводилось воевать, дети.

Между тем оркестр снова завёл что-то бодрое, и на пустую арену выскочила четверка тигров. Звери, почуявшие кровь, едва присыпанную свежим песком, заметались, двое тут же сцепились в яростной схватке, покатились по песку, клочья рыжей шерсти взлетели в воздух. Запели горны, на арену выбежали эалы. Их было шестеро, в тонких белых туниках, затянутых серебристыми поясками. В руках они держали небольшие щиты-баклеры, тоже серебристые, и длинные пики с бело-голубыми лентами на древках. Звери тотчас же почуяли новую добычу, зарычали, заплясали, забили хвостами по бокам, не решаясь напасть на эалов, быстро построившихся в круг и сомкнувших щиты. Самый смелый или самый голодный тигр бросился на щиты и тотчас же с визгом отскочил, принялся вылизывать окровавленное брюхо. Довольно долгое время эалы защищались успешно, и звери, казалось бы, утратили боевой пыл. Пока один из них, громадный и темно-рыжий, в отчаянном прыжке перескочив щиты, не обрушился на головы воинов Света. Короткая отчаянная схватка оставила на песке двоих эалов и тигра с копьем в горле. Четверо оставшихся в живых снова сомкнули щиты, встав спиной к спине. Звери, видимо, перед боем не кормленные, набросились на мертвецов, огрызаясь друг на друга, принялись выдирать куски мяса, потащили по песку сизые внутренности. Публика заскучала, послышался свист, на арену полетели огрызки, мелкие камешки. Один из них звякнул в щит, эал поднял к трибунам залитое кровью лицо, очень юное и как будто удивленное. В это время снова бухнули барабаны, и на арене показались двое медведей. Один почти чёрный, второй светло-рыжий, кремовый, оба огромные, в два человеческих роста. Эти не бежали, шли не спеша, рявкнули на тигров, потрогали лапами разорванную добычу, повозили по песку изломанные тела. Обошли арену и, наконец, заметили врагов. Кремовый зверь потянулся мордой к щитам, заревел, раскрыв чёрную пасть с кривыми жёлтыми клыками. Тонкое копьё сверкнуло над щитом, и светлая шерсть на плече медведя окрасилась багровым. С утробным рёвом зверь поднялся на задние лапы и одним взмахом передней, с когтями длинными, как кинжалы, смял серебристые щиты. Всё закончилось очень быстро. Через минуту строй воинов в тяжелых доспехах верхом на лошадях в толстых кожаных нагрудниках вытеснил с арены окровавленных зверей. На песке остался стоять на коленях лишь один эал, тот самый, очень юный. Но теперь его лицо уже не было удивленным, превратившись в неподвижную серую маску с темными разводами запекшейся крови. Живыми были лишь окровавленные руки, судорожно сжимающие разорванный живот. Трибуны затихли. Никто не бросил на арену платка. Родрик покосился на голубые куски ткани на столе. Сказал себе: мальчишка не жилец. Рослый воин-эал в тёмных доспехах спешился, встал за спиной умирающего и быстро, но как-то очень осторожно, почти бережно погрузил узкое и длинное лезвие в ямку над ключицей.