Улей (СИ) - Мор Дэлия - Страница 19

— Рейд готовят. Скоро кладка, — сказал один из них. — Прошлая неудачная была. Говорят, Королева голодала, вот и переродилось мало. Одни шудры.

— Преторианцы обнаглели. Должны ведь следить, — подхватил второй.

— Ага. Только пьют и курят. Особенно этот. Новый. Одноглазый. Вечно под ядом. Хартов выкормыш.

— Тяжелые времена. Инвалидов в строю оставляют.

Одноглазого я запомнил. Ян. В кроваво-красной форме, худой, нескладный и белобрысый. Думается мне ничего из того, что я сейчас услышал, господа рядовые не смогли бы сказать, стоя перед ним. Головы бы поднять не посмели.

— Где неофитов брать? Деревня — договор, деревня — договор. Преторианцы все. Охраняют они коконы. А кого оттуда достают? Перерожденные и те дохляки. Посмотри на молодняк Грута.

За молодняк Грута мне стало обидно. И тут некстати вспомнилось про мои анализы. Нет, не может быть. Совпадение.

Васпы умолкли и застучали инструментами. Больше ничего интересного услышать не удалось. Хотя пищи для размышления теперь хватит надолго. Я узнал происхождение шудр. Они выходили из коконов и считались неудачным результатом перерождения. Я впервые слышал, чтобы генетические мутации искусственно вызывали уже у взрослых особей. Да и Публий после вскрытия говорил, что ничего особенного у васп не заметил. О чем же тогда речь? Если я расскажу об этом Тезону, то он захочет увидеть не только королеву, но и коконы. Мне самому было интересно, но как пройти мимо преторианцев? Боюсь, таких охранников не обмануть маскарадом с лохмотьями.

Работали мы с Дином до конца смены, то есть почти до утра. Я так увлекся, что забыл про сон, больную спину и несчастные ребра. Доставшийся в наследство от отца высокий уровень адреналина притупил ощущения и подарил небывалую бодрость. Зря я косо смотрел на генетиков. Не всегда они занимались опасной ерундой в своих лабораториях. Много полезного тоже делали. Конечно, у всего есть цена. Организм работает на износ и, когда наступит неизбежный «адреналиновый откат», я упаду спать часов на тринадцать или пятнадцать. И ни один сержант даже самым громким криком «подъем» меня не разбудит.

В ангаре зазвенела сирена. Дисциплинированные васпы собрали инструменты, расписались в бумажных журналом и вытолкнули лишнюю рабочую силу в лифт. Никто нас с Дином не сопровождал. Мы просто вышли на нижнем уровне и скрылись в катакомбах. Я все прокручивал в голове загадку коконов и подслушанный диалог о преторианцах. Не вязались концы с концами. Слишком нагло себя вели рядовые васпы. Цзы’дарийцы такого демонстративного неуважения к командованию себе никогда не позволяли. Я представить не мог, чтобы кадеты обсуждали, как генерал пьет Шуи. Даже между собой. Даже с уверенностью, что никто не услышит и не сдаст. Не только для меня Наилий Орхитус Лар был кумиром. Я часто видел его портреты в казарме. А у васп столько злобы и ненависти. Ко всем без исключения. Причем на пустом месте. Просто так, потому что нужно на кого-то излить желчь.

— Нашли дохляков, — недовольно буркнул Дин. — Пусть приходят на тренировку. Проверим, кто дохляк.

Он как масла в огонь подлил. На адреналине я закипал мгновенно. В голове все перепуталось, и выговаривал я долговязому, как один оскорбленный кадет другому.

— Ушлепки. Из учебки вылезли, так сразу «я, не я и морда кирпичем»? Неофиты какие-то дохлые, офицеры — бездельники. Только пьют и курят. Откуда эти рядовые вообще взялись такие борзые? Элита недоделанная. Да в нашем У…, — я запнулся, чуть было не сказав Училище. — Улье за такие слова про офицеров…

— В нашем тоже, — перебил Дин. — Господ преторианцев уважают. Милостью Королевы назначены. Лучшие из лучших. Одноглазый Ян узнает — накажет. Жестоко накажет. Он уже знает. Господа преторианцы все видят и слышат. Ты в своем Улье еще не подумал — они уже знают.

Говорил васпа тихо, но твердо и с такой убежденностью, что в неотвратимость наказания верилось без сомнений. После явления офицеров на утреннем разводе даже самые жуткие истории о них я был готов принять за истину. Настоящее командование. И незачем на них клеветать.

Засохшую грязь с лица я кое-как отскреб, а форма смрадом от лохмотьев особо-то и не успела пропитаться. Раздетые нами шудры нашлись там же, где их оставили. Вернув лохмотья и развязав уродцев, мы с Дином вышли из катакомб.

Вовремя, потому что в казарме еще горело дежурное освещение и неофиты спали. Кивнув на прощанье Дину, я заскользил вдоль стены. Нужно срочно убрать тряпичный манекен и занять его место. Только бы дежурный не заметил. Адреналин поднялся еще выше, и сердце забилось в припадке тахикардии. Я почти на месте, еще немного.

Из темноты на меня напала тень. Чьи-то руки зажали рот и утащили за собой в ячейку.

— Тихо, — шепнула тень голосом Тезона. — Пятками по полу колотишь, как манекен на плацу избиваешь.

— Ин дэв ма тоссант, — зашипел я, вырываясь из хватки. — Нормально не мог позвать? Катись в бездну с такими шутками! Отойди, я сказал. В сторону!

Разведчик отступил на шаг и демонстративно загородил телом выход из ячейки. Руки чесались разбить ему рожу в кровь. Я понимал, что перебрал адреналина, но контролировать себя в таком состоянии не мог. Ярость требовала выхода.

— Времени нет, — прохрипел я. — Мне нужно обманку из койки убрать.

— У дежурных пересменка, — уперся Тезон. — Окно в пятнадцать-двадцать минут тишины.

— Они тебе расписание показали?

— Копию прислали в трех экземплярах, — разведчик тоже завелся и зачастил: — Вторую ночь за дежурными хвостом таскаюсь, пока ты спишь или шляешься неизвестно где. Чем занимался все это время?

Ох, зря он полез меня отчитывать. Мы оба лейтенанты. Даже номинальное лидерство в нашем микро-отряде не давало ему права метелить меня, как молокососа, ссаными тряпками по лицу.

— В ангаре писал сообщение на днище вертолета, — зло ответил я. — Вы уж извините, господин разведчик, но раньше тупого и уродливого шудру, в чьих грязных лохмотьях я там ошивался, из наряда не отпустили. Пришлось всю смену работать.

— Я уже бросился тебя искать. Какого х-х-холостого выстрела ты ничего не сказал? Собрались с васпой и ушли, я только тени успел засечь. Взяли вас или не взяли? Может, уже пора труп забирать и подарочек папе в черный полиэтилен упаковывать?!

— А ты за моего папу не переживай! За своего беспокойся! — сорвался я.

Вся ярость, что во мне была, поднималась черным облаком и мешала дышать. Я наступал на разведчика, представляя, как сломаю ему нос и выдавлю глаза. А потом выбью все зубы, чтобы больше никогда не слышать: «Нилот. Папенькин сынок. Генеральский выкормыш».

— За свою задницу боишься? Да не будет ничего, хоть по кускам меня в лагерь принеси. Генералу плевать. Я двадцатый сын, понимаешь? Двадцатый! Одним больше, одним меньше, какая разница? Будет еще двадцать первый, двадцать третий, тридцатый. А я никому не нужен. Ни отцу, ни матери, ни мужику ее новому. Она двух дочерей ему родила, а про меня все забыли. Хоть сегодня я сдохну, хоть завтра, никому нет дела!

Мой голос опасно звенел в тишине казармы, но даже дежурным сержантам и спящим неофитам было наплевать. Разведчик давно освободил выход. Вжался в стену и смотрел на меня широко распахнутыми глазами. В них блестели все лампы Улья, а где-то на дне отражалась такая же тьма, как во мне. Глубокая. Черная. Невыносимая. За мгновение до того, как моя адреналиновая ярость погасла, Тезон выдохнул и скатился спиной по стене.

— Извини, — тихо прошептал он. — Я не знал. Мой отец не жил с нами. Приедет иногда на денек другой, сунет матери подарки, а меня к тетке на всю ночь. Я так погано себя чувствовал. Думал, как хорошо нилотам. Отец генерал. Огромный особняк, толпа нянек, поваров, охранников. Всего вдоволь и делай, что хочешь хоть целый день. Отец, конечно, часто занят, но он хотя бы рядом.

Я устало выдохнул, прогоняя холод, грозящийся забраться под гимнастерку. Не научусь справляться со своими демонами, стану зверем среди зверей. Зачем набросился на Тезона? Мог просто спросить. Или догадаться.