Никому не скажем (СИ) - Резник Юлия - Страница 3

В последний момент успеваю запрыгнуть в закрывающиеся двери вагона. В тот же миг он резко трогается, и по инерции я лечу вперед, ломая сраные гладиолусы о впереди стоящую… девушку? Из-за толкучки, образовавшейся в вагоне, мы стоим так близко, что ее маленькие груди расплющивает о мою грудь. Ничего примечательного там нет. Но я один черт залипаю. Моя грудная клетка часто вздымается — не то от вынужденной пробежки, не то от неожиданного возбуждения, накатившего, кажется, ни с того ни с сего. Впрочем, чему удивляться? Я здоровый молодой мужик. В моей крови бушуют гормоны. А тут такая картина. Простая хлопковая блуза девицы намокла, прилипла к телу, вызывающе очертив крупные темно-коричневые соски. Я отодвигаюсь, насколько это возможно, чтобы получше ее разглядеть, и разочарованно выдыхаю, когда она, закрываясь, прячется от меня всю красоту за красной папкой.

Любопытство берет свое, и я поднимаю взгляд выше. По тонкой довольно смуглой шее, полным, отчего-то дрожащим губам, к глазам шоколадного цвета.

— Привет, — улыбаюсь нагло и самоуверенно.

— Привет, — шепчет немного испуганно.

— Студентка? — киваю на папку и медленно-медленно веду пальцем по ее руке. Слышу, как она задыхается от моей наглости, прежде чем отшатнуться в сторону. Смешная. Мы зажаты, как шпроты в банке, куда ей бежать?

— Меня зовут Кит. А тебя?

Состав останавливается, и наш разговор прерывает толпа, спешащая к выходу. Внимательно наблюдаю за девчонкой.

Не знаю, чем она меня зацепила. Может быть, своей необычной внешностью. Она невысокая и такая хрупкая, что поток спешащих к дверям людей в какой-то момент увлекает ее за собой, а она, не в силах ему противостоять, беспомощно озирается по сторонам, в поисках ближайшего поручня. В последний момент успеваю ухватить ее за руку.

— Спасибо, — снова шепчет она и не слишком активно начинает вырывать свой локоть из моей хватки.

— Пойдем, там есть место…

Мне осталось ехать всего три остановки, но уж больно хочется ее подразнить. Падаю на сиденье в углу, дергаю ее на себя.

— Что ты делаешь? — ошарашенно интересуется эта недотрога, ерзая на моих коленях. Задевая стоящий колом член.

Стискиваю зубы. Это чертовски приятно.

— Сиди! — шикаю я, на корню пресекая ее отчаянные попытки подняться. — Тебя там задавят.

Киваю в сторону двери, в которую набилось, кажется, еще больше народу, чем вышло. Девчонка вздыхает, складывает руки на коленях, как первоклашка, и упирается взглядом в пол.

— Так как тебя зовут? — повторяю вопрос, с удовольствием замечая, как чутко на меня реагирует ее тело. Как высовываются из своих укрытий мурашки и бегут куда-то, бегут…

— Ева, — шепчет она, сглотнув. Я слежу, как ком опускается вниз по ее горлу, и вновь залипаю на маленьких острых пиках. Облизываюсь, поднимаю взгляд и будто проваливаюсь в темную прорву. В вагоне адски жарко, но этот жар не сравнится с пожаром, разыгравшимся в моих штанах. Черт… Даже странно, чего это я?

Мимо с грохотом проносится встречный поезд. А еще через несколько секунд мы останавливается. Ева вскакивает с моих колен и, что-то невнятно пробормотав, неожиданно прытко протискивается к выходу. Зачем-то бегу за ней, но двери закрываются, и я остаюсь в гребаной душегубке тарахтеть дальше. В такие моменты я очень жалею, что у меня нет машины. Спросите, почему так? Все просто. Мой старик уверен, что это лишнее. Баловство… А баловать меня он не считает нужным. Да и взрослый я уже в его понимании. И похрен, что большинству моих друзей будущее обеспечили родители. У отца иное мнение на этот счет. Он говорит, что в этой жизни я должен всего добиваться сам. А если не смогу — значит, не достоин. Не то, чтобы я с ним не согласен, но… когда в вагоне метро, кажется, все сорок градусов, от моих убеждений не становится холодней.

И вот, наконец, моя остановка. Выхожу из подземки, выкидываю изрядно потрёпанный букет в ближайшую урну и бегу под дождем вверх по тротуару. Зайдя в корпус, первым делом иду к стендам, чтобы узнать расписание. Народу полно, и подобраться к спискам удается не сразу. За это время я успеваю немного осмотреться по сторонам.

— Есть международники, группа один-один, а? — кричит, сложив руки рупором, невысокий темноволосый парень. К нему тут же подтягиваются несколько ребят, подхожу и я.

— Всем привет. Я — Ник Бестужев. У нас пара в двести восьмой. Алиев, Прохоров, Яковлева и… — переводит взгляд на меня.

— Кошелев.

Уверенно пожимаю руку и вопросительно вздергиваю бровь, в ответ на изучающий взгляд парня. Я — стопроцентный лидер. Этот, вижу, тоже. Ну, ничего, братан, придется потесниться. Будто читая мои мысли, Ник ухмыляется и кивает головой:

— Погнали. Нам туда. Все уже начинается.

Закидываю рюкзак на плечо и тащусь за Бестужевым вслед. А тот не замолкает ни на секунду. Его вводная лекция довольно проста и сводится к тому, кто и кем в нашей группе приходится. Сам Бестужев — внук министра иностранных дел и вроде как старший в этой странной иерархии. Шамиль Алиев — сын известного борца — в общем, грязь под ногами. Нет, Ник этого не произносит вслух, но это отчетливо читается между строк. Лерка Яковлева — дочка номера двенадцать Форбса, Прохоров — тут не надо и объяснять. Дальше по мелочи — сынок нашего посла в Италии, внучка известного театрального режиссера и, совсем уж ничего примечательного — задроты, дорогу которым на наш жирный факультет выстелили мозги, а не связи.

Проходим в просторную аудиторию, где нас ждет первая лекция по социологии, рассаживаемся кто куда. Я устраиваюсь поближе к выходу. Терпеть не могу галерку. Рядом падает Ник.

— Будем держаться вместе, — улыбается он.

— Можно.

В ожидании, пока древний как мир препод разложит свои конспекты, оглядываюсь по сторонам и на секунду нелепо открываю рот, не в силах поверить тому, что вижу.

— А это кто?

— Эта? Черная? — кривит губы Ник, проследив за моим взглядом. — Да никто. Пустое место. Сча… — Ник сверяется со списком. — Если я ничего не путаю, то это Евангелина Гонсалес, прикинь, имечко?

— Иностранка?

— Да наша она. Эти долбаные тестирования развязали руки всяким нищебродным задротам. Нас понудили иметь дело с плебеями.

— Это называется — равные условия для поступления.

— Дерьмо, вот как это называется, — ржет Бестужев, и резко меняя тему, замечает: — Ты лучше к Лерке приглядись.

Из неосвоенных только она. Недавно рассталась с Костей Лемовым. Есть шанс. Крутая телка. Я бы и сам ее оприходовал…

Криво улыбаюсь, хотя мне совсем не смешно. В принципе, я понимал, что, скорее всего, будет именно так. И никуда не деться от этих понтов и своеобразной иерархии. Мне-то что с этим дерьмом делать? Я не хочу выглядеть белой вороной. Но не уверен, что готов вести себя, как надменный мудак, лишь бы соответствовать установленным кем-то правилам. С меня хватает правил, навязанных мне отцом.

Невольно взгляд возвращается к Еве. Наблюдать за ней гораздо интереснее, чем за профом, лекция которого, кажется, тянется невозможно долго. Пытаюсь себя убедить, что дальше будет получше, но выходит не очень. Говоря откровенно, манал я эти международные отношения, как и все остальное. Будь на то моя воля — я бы связал свою жизнь с программированием. Вот, что мне нравится на самом деле. Проблема в том, что это никого не волнует. В нашей семье все рождаются либо дипломаты, либо военные. Точка. И у меня не хватает силенок на то, чтобы просто озвучить отцу, что хочу другого. Потому, что больше всего на свете я боюсь его разочаровать.

Стискиваю зубы и вновь возвращаюсь взглядом к Еве. Она кажется полностью сосредоточенной на лекции. А я вновь завожусь, глядя, как в задумчивости она покусывает кончик ручки.

У Бестужева тренькает новенький айфон. Совсем дебил, почему не на беззвучном? Профессор хмурится, делает ему замечание, а Ник делает вид, что проникся. Но как только препод отворачивается, вновь достает смарт.

— О, Карась пишет. Иван Карасев… Ну, ты, наверное, знаешь. Зовет нас на гулянку по случаю первого учебного дня.