Полковник Империи (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 39

— Признаешь ли ты низложение королевства Италия и возрождение Римской Империи? — Спросил в гробовой тишине Виктора Эммануэля.

— Да… — после некоторой запинки ответил он, глянув в глаза Максиму и тут же потупившись.

Зал ахнул и заволновался.

— Признаешь ли ты низложение королевства Италия и возрождение Римской Империи? — Спросил Меншиков Вильгельма.

— Да… — после долгой, очень долгой паузы ответил он. Кайзер прямо и твердо смотрел в глаза Максиму, в отличие от Короле Италии… бывшего уже, ибо этим согласием он прервал свое правление и лишился прав на престол как сам, так и всем своим домом. Кайзер думал. Лихорадочно. Нервно. И это хорошо проступало у него на лице. Там читалась целая гамма эмоций.

Он знал, что Максим от имени Антанты пообещал Италии часть старых западных австрийских земель. Но у Италии нет ни малейших прав на эти земли. У Италии, но не у Римской Империи. Россия, без всякого сомнения, будет претендовать на владения на востоке, населенные славянами и, вероятно, Чехию с Моравией. После поражения в войне Австро-Венгрия безусловно не устоит. Ее и так весь XIX век трясло, а тут такой повод. А значит Венгрия выделиться в самостоятельное государство, отхватив, скорее всего основной кусок этого пестрого пирога. И что останется после этого от Двуединой монархии? Правильно. Доля Германии в виде старой Австрии вместе с Веной. Это было не вполне очевидно, но, чуть поразмыслив, Вильгельм пришел именно к этому выводу.

Россия и Германия были противниками в этой войне. Противниками, но не врагами, что не раз подчеркивал сам Меншиков в разговорах. Кайзер знал, что Максим не испытывает каких-либо явных негативных эмоций к Германии, скорее, напротив. А вот Австро-Венгрию и Габсбургов ненавидит. Почему? Не ясно. Однако, что есть, то есть. Да и к Франции с Великобританией не испытывает никаких теплых чувств.

«Что ты задумал?» — пронеслось в голове Кайзера. Но он промолчал, озвучив лишь то, что было здесь и сейчас в его интересах.

Виктор Эммануэль вздрогнул от этого слова и аккуратно, украдкой взглянул на стоящего рядом с ним Вильгельма. Губы его задрожали. Но он сдержался. Он надеялся, что его царственный брат скажет совсем иное. Он ведь не выглядел таким испуганным. Особенно сейчас. Особенно здесь. Лицо Кайзера в момент произнесения своего согласия оказалось на удивление торжественным. Таким, словно это он провозглашает возрождение давно почившей в Бозе легендарной старины.

И зал взорвался.

Это выражение лица Кайзера и тон, которым было произнесено согласие не укрылось от окружающих. Шум, гам, эмоциональная болтовня.

Максим поднял руку, призывая к тишине. И когда люди утихли, он начал «раздавать слонов», то есть, назначать временно исполняющих на руководящие посты в магистраты возрожденной Империи. Не все. Но ключевые, чтобы все зашевелилось.

Имел ли он на это право? Спорный вопрос. На первый взгляд — дичь, ведь Максим был гвардейским полковником одной из воюющих держав. Но это на первый взгляд.

Как происходило низложение королевства? Меншиков декларировал это действо, после чего обратился за подтверждением к суверену этого государства. И после того, как тот все подтвердил перед огромным скоплением народа, обратился к монарху Великой державы за признанием этого акта международной политики. То есть, фактически выступил в роли распорядителя.

Мог ли он так поступать? Конечно мог, хотя это и выглядело фарсом. Более того, был немаловажный момент с его личным международным положением. После того как он захватил в плен Виктора Эммануэля и декларировал от его имени выход Италии из войны на стороне Центральных держав с переходом на сторону Антанты, той пришлось спешно и срочно подтверждать его полномочия. Чтобы не терять момент. Ведь проволочка могла позволить австро-венгерским войскам отойти с границы. Поэтому, декларируя низложения королевства Италия Максим фактически говорил устами особо уполномоченного от всех стран Антанты для проведения переговоров с этим королевством.

Что же до постов, которые он так лихо раздавал, то тут все еще проще. У новообразованного государства не было ни правовой системы, ни суверена, поэтому вступал в силу фактор социального договора. То есть, если большинство согласно с предложением или не может возразить, то так оно и будет. Впрочем, рисковать и проверять на практике эту теорию Максим не стал, назначая на командные посты в ключевых магистратах тех, кто и так по факту обладал реальной властью в этом направлении. Он ведь не зря заезжал в госпитали. Слушал, спрашивал, «мотал на ус». Ведь заигрывать с возрождением Империи он решил еще в Мюнхене и времени для поверхностного изучения вопроса у него хватало.

Бенедикта XV он так же не забыл, назначив Верховным понтификом Римской Империи. Выборы же монарха предложил отложить до конца войны, через всенародный референдум…

А журналисты-то записывали. Тщательно и кропотливо. И это было хорошо, потому что уже через два-три часа вся Италия будет знать о том, что произошло. Примет ли она эти преобразования? Неизвестно. Но шуму будет до небес. И просто так это уже будет не остановить. Многие свяжут возрождение Римской Империи с легитимацией претензий на австрийские земли. Это несложно. Да и король был весьма непопулярен в народе.

И тут кашлянул Бенито, привлекая к себе внимание. Он стоял рядом, и он тоже хотел должность в магистрате. А Максим его «забыл».

— Ах да, чуть не забыл! — Нарочито наигранно хлопнул себя по лбу Меншиков. — Друзья, осталось наградить настоящего героя Италии. Человека, который при приближении неприятеля побежал к нему, дабы предложить свои услуги, предавая присягу, данную перед лицом Господа Бога. Человека, который, увлеченный собственными сиюминутными интересами предал свою Родину, свой народ, свою партию и своего короля. Человека, который срывал подготовку Рима к обороне. Человека, который указал, куда бежал его король. Человека, который поддавшись примитивной лести отринул ценности своей партии. Человека, который ради своих амбиций и жажды власти возжелал положить на кровавый алтарь весь свой народ…

И чем больше говорил Максим, тем большая тишина устанавливалась в зале. Когда же он замолчал — показалось, что только напряженное дыхание толпы людей и биение их сердец — единственный источник хоть какого-то звука. Где-то в зале пустили газы, что оказалось отчетливо слышно в этот момент.

— Да, вы правы, — произнес Меншиков и плавным движением развернувшись к Дуче, он выхватил пистолет и направил стволом Бенито прямо промеж глаз. — Вот ваша награда, друг мой. — Произнес он и выстрелил.

И тело Дуче упало навзничь, как подкошенное, обрызгав кровью кого-то из его ближайших спутников. Пару раз дернулось и затихло. Спокойным и уверенным движением Максим убрал пистоле в кобуру и повернулся к Папе.

— Вы чем-то обеспокоены? — Поведя бровью, спросил наш герой.

— Боже! Вы убили человека… В Храме…

Немного подумав наш герой, вновь достав пистолет протянул его побледневшему как полотно Бенедикту. Рукояткой вперед.

— Вы — Верховный Патриарх Римской Империи. Вы — Папа Римский, первый и самый славный среди епископов Пентархии. Вы — олицетворение гласа Всевышнего. Судите меня. Если я не прав. Если я ошибся. Если я виновен. Вынесете свой приговор и приведите его в исполнение. Ибо сказано — не суди, да не судим будешь. Я вынес свой приговор и привел его в исполнение. Если я не прав — осудите меня. Если я ошибся — казните меня.

Пауза. Долгая и вязкая. Бенедикт даже не попытался протянуться к пистолету. Он с каким-то обреченным видом смотрел то на пистолет, то на труп Муссолини, вокруг которого потихоньку расплывалась кровавая лужа. Потом он закрыл лицо руками. Потер его. Помассировал виски. И тяжело вздохнув произнес:

— Уберите пистолет. Вы правы. Он изменник, предатель и мерзавец, что баламутил народ. Одного не пойму — зачем его было убивать здесь? В Храме?

— Виноват. Готов понести наказание. — Спокойным, уверенным тоном произнес Максим, убирая пистолет.