Недостреленный (АИ) - Читатель Константин - Страница 81

— Огонь по казакам! Не давайте им головы поднять! Пулеметчики, вашу мать!.. — ору я. "Максим" начинает садить по гребню, часть голов прячутся, какие-то остаются лежать поникшими. Но кто-то высовываясь, продолжает стрельбу, пули посвистывают. Я пригибаюсь, бойцы рядом со мной прижимаются к земле. Ситуация патовая. А если к казакам подойдёт подкрепление, то они могут прорваться сквозь огонь до эшелона, и тут нам конец…

— Встать! — приказываю я. Чуть было не сказал, "именем революции", но тут чем хочешь будешь заставлять, лишь бы поднялись. — Встать! Не кланяться белым гадам! Крепим путь, иначе все погибнем! — и показываю им пример, через силу разгибаясь. Ноги слабеют, ежесекундно ожидаю удара пули, но, шумно выдыхая, начинаю орудовать молотком. Слышу, как постреливает "льюис". Мне бы к нему, пользы больше было бы, Петруха первый раз стреляет. Но если я рвану туда, бойцы, бросив всё, побегут со мной. Глядя на меня, лежащие бойцы поднимаются и начинают спешно стучать молотками, остервенело промахиваясь, но постепенно заколачивая костыли и на скорую руку закрепляя рельсы. Кто-то из бойцов падает, на одежде расплываются кровавые пятна, затем оседает ещё один.

— Работаем! — ухаю я молотком. — И, раз!..

Наконец, рельсы прибиты к подкладкам и шпалам. Очень надеюсь, что не развалятся в стороны, когда по ним пройдёт наш состав.

— По вагонам! Своих не бросаем! — командую я, и одни бойцы хватают под мышки двоих сраженных товарищей, раненых или убитых, не знаю. — Инструмент взять! — и другие бойцы с молотками и лапами в руках бросаются бегом к теплушке и тормозным площадкам. Паровозная бригада давно уже укрывается в кабине паровоза.

— Давай, двигай помалу! — кричу я им, пробегая мимо.

Паровоз пыхтит, машинист, видно по привычке, даёт свисток, и состав трогается с места. Добегаю до двигающегося навстречу вагона с моей тормозной площадкой:

— Поберегись! — и просунув вперёд молоток, переваливаюсь через мешки мимо посторонившегося Петрухи.

Эшелон медленно проходит место повреждения и начинает ускоряться. Казаки, понимая, что цель ускользает, прекращают стрельбу, но, как видно, не желают упускать возможную добычу. Через минуту конница появляется из-за холма, устремляясь за нами в погоню. Огонь нашего станкового пулемёта мало чем помогает — казаки вытягиваются вслед поезду, попадая в "мёртвую зону" "максима", установленного на площадке одного из вагонов. Бойцы охраны стреляют по всадникам из винтовок, я высовываюсь за мешки с песком со "льюисом" в руках и палю по кучно скачущим преследователям. Какие-то пули находят свои цели, и самые резвые валятся наземь. Бешено колотится сердце, гремят колёса на стыках, громким треском звучат выстрелы, и мне кажется, что я слышу и стук копыт. В голове всё смешалось и всплывает что-то давно забытое[36]…

Поезд разгоняется, но двое преследователей достигают последнего вагона. У меня кончается диск, меняю его, и в то же время сначала один, потом второй всадник цепляются за конечную тормозную площадку и перебираются с коней на неё. Второго я все-таки успеваю, высунувшись после смены диска, задеть выстрелами, выбивающими щепки из угла вагона, и он выпадает наружу. Остаётся ещё один. "Он может включить тормоза! Или отцепить вагон, а я за хлеб отвечаю лично!" — вспыхивает у меня в сознании. В эти годы на некоторых вагонах уже имеется автоматическая система воздушных тормозов, включающаяся при обрыве шланга. А если и не так, то есть поворотное колесо ручного тормоза. На сцепку наших вагонов не обратил внимания, какая там, автосцепка или винтовая ручная, и как легко её расцепить.

— Отгоняй казаков! — сую в руки Петрухе пулемёт, а сам, держась за стойку площадки, поднимаюсь на бортик, хватаясь крышу вагона, подтягиваюсь и вползаю на неё. Поднимаюсь на ноги. Снизу слышен треск пулемёта, грохот колёс, и вагон заметно пошатывает. А внизу этой тряски не замечаешь. Крыша отсюда кажется намного более покатой, чем с земли, того и гляди слетишь. "Как только в фильмах герои по ней бегают?!" — думаю я. Смотрю назад, в хвост поезда, до которого четыре вагона. "Надо прыгать," — приходит мне в голову. Отхожу назад, собираюсь с духом, разгоняюсь и перепрыгиваю на соседний вагон. Не удерживаюсь на ногах и припадаю на колено, упираясь в крышу рукой. В хвосте на крышу последнего вагона с винтовкой в руке уже взбирается казак. Встав на ноги и увидев меня, он прижимает к плечу винтовку, готовясь стрелять. Выхватываю из кобура наган, делаю несколько выстрелов наугад и чувствую, как крыша вагона под ногами подаётся в сторону, от того что поезд входит в поворот. Бросаюсь ничком на вагон, казак стреляет, и то ли от отшатываясь от моих выстрелов, то ли отдачей своего, а то ли от поворота вагона под ногами, но он клонится вбок, теряет равновесие и слетает с крыши. Поезд несётся вперёд, я приподнимаю голову и вижу катящуюся по земле фигуру.

После поворота к стрельбе подключается "максим", у которого преследующие казаки оказываются в секторе поражения. Всадники бросаются в рассыпную, перебираются через невысокую насыпь на другую сторону пути, укрываясь от огня. Темп погони сбит, наш состав мчится дальше, и казаки отстают и прекращают преследование. Оторвались!

Разворачиваюсь в обратную сторону. Наган в кобуру, выдох, два шага разбега, прыгаю. Удерживаю равновесие, широко расставив ноги. Теперь надо слезть вниз. Как бы это проделать-то? Ложусь на живот, начинаю сползать вниз. Ноги болтаются, не находя опоры. Слезать, оказывается, ещё труднее, чем влезть! Что там внизу, не видно. Долго ещё сползать?! Вагон слегка тряхнуло, я дёргаюсь, проваливаюсь в пустоту, внутри всё холодеет от мысли, как я могу пролететь под колёса соседнего вагона. Неожиданно кто-то хватает меня за ноги. Петруха! Мои ступни находят опору, и, утвердившись ногами на бортике тормозной площадки, дальше слезать не в пример легче. Наконец, спрыгиваю на пол и без сил приседаю у стенки вагона.

— Ляксандр Владимирович, на вас лица нет! — обеспокоенно смотрит круглыми глазами парень.

— Да, это я, брат, спужался мальца, — с кривой улыбкой говорю я. — Чуть под поезд не загремел. Добро, ты подсобил.

Петруха кидает опасливый взгляд наверх, и понимающе кивает. А мне сейчас просто хорошо!..

К ночи мы добрались до Поворино. Один боец наш был убит во время замены пути, второй ранен, пробито легкое. Вызвали на станции доктора, которому и оставили раненого в местной больничке. Собрали оставляемому бойцу продуктов из пайка, ну и доктору за лечение. Надеюсь, раненый выкарабкается. Убитого похоронить попросил здешнего председателя Совета, тот отнёсся с пониманием. Зашёл к телеграфистам, дал телеграмму: "Царицын Сталину Восстановили поврежденный путь зпт отбили атаку белоказаков тчк Потери один убит один ранен тчк Продолжаю движение тчк Кузнецов". На станционных подъездных путях обнаружился первый наш хлебный эшелон. Пока мы заправлялись водой и углём, пошёл искать Калвиса, чтобы узнать, что их задержало. Оказалось, поломка паровоза, который отогнали в местное депо и в скором времени обещали исправить. Рассказал про нашу починку пути и короткую схватку. Калвис покачал головой, сказал, что утром они прошли без происшествий. Похоже, мы последний эшелон, ушедший из Царицына, и казаки уже перерезали железную дорогу или вот-вот это сделают. Спросил, нужна ли помощь, получил в ответ благодарность и вежливый отказ. Впрочем, увидев, что из депо медленно выходит под малыми парами паровоз, понял, что их эшелон долго задерживаться не станет. Побежал к своим, где заправка уже закончилась. Скомандовал отправку, и в путь, на Москву.

Через день мы были в столице. Мы — это оба эшелона, что так и шли друг за другом. На Саратовском вокзале дозвонился в наркомпрод, представился, рассказал о двух наших прибывших составах с зерном. Соединили меня с кем-то, назвавшимся Цурюпой. Он чрезвычайно обрадовался, сказал, что пришлёт немедленно сотрудника наркомпрода принять хлеб в одном эшелоне. А другой указал доставить ещё дальше, в Петроград, в Северную Коммуну. Северная коммуна, это что же такое, поинтересовался я у собеседника. Вроде, когда мы с Лизой уезжали из Петрограда, ничего такого я не слышал. Оказалось, это недавно создавшееся огромное территориальное объединение нескольких губерний, таких как Псковская, Новгородская, Вологодская и Архангельская, с центром в Петрограде. Теперь я вспомнил, действительно, и в моём мире тоже было такое кратковременное административное образование, созданное, как говорят, при большой активности амбициозного председателя Петросовета Г.Е.Зиновьева, которому было мало одного города, пусть и второй столицы. Ну что ж, решил я, в Северную коммуну так в коммуну. Обговорил я эту задачу с Калвисом и вызвался довести свой эшелон до Петрограда. Надо так надо, там тоже люди голодают, а хлеба на севере России мало урождается. Да и мне туда тоже требуется, по своей, можно сказать, надобности.