Штрафники. Люди в кирасах (Сборник) - Колбасов Н. - Страница 9

Прошли четырнадцатые сутки, начались пятнадцатые. Первые их минуты. И как подтверждение его предчувствия, защелкали запоры, едва слышно скрипнула на петлях металлическая дверь и в ее проеме появились два человека — знакомый надзиратель и незнакомый сержант.

— Фамилия, имя, отчество и статья? — спросил сержант, будто не знал, за кем и зачем он сюда пришел.

Не сразу ответил ему Николай — спазмы сдавили горло. А когда ответил, сержант приказал ему следовать за ним. И он пошел по длинному коридору, настороженно прислушиваясь к доносившемуся сзади дыханию надзирателя. В голове билась только одна мысль: «Приговор утвердили, утвердили, утвердили…» И ему стало безразлично, куда его ведут и что с ним сейчас будет.

Привели к седовласому майору-чекисту. Дождавшись, когда Николай равнодушно опустится на предложенный ему стул, майор сказал:

— Вам, Колобов, радоваться надо, а вы будто мертвый.

Однако смысл этих слов не сразу дошел до Николая. Он лишь кивнул головой и сидел, ожидая, что ему прикажут делать дальше.

— Радоваться, говорю, надо, — повторил майор и взял в руки лежавший на столе листок бумаги. — Решением особой тройки высшая мера наказания вам заменена десятью годами лишения свободы с отбытием их в исправительно-трудовой колонии строгого режима. Ясно, гражданин Колобов?

— Значит, помиловали, — прошептал Николай так громко, что услышал майор. А потом и стоявший перед ним стол, и сидевший за ним майор, и сам кабинет затуманились, поплыли куда-то в сторону. Глаза наполнились слезами, и Колобов, склонившись на стуле, затрясся в безудержных, истерических рыданиях…

Из-за перегородки купе приглушенно доносился голос Красовского. Он что-то напевал своей новой знакомой:

«Никуда они не убегут», — подумалось в полудреме Колобову. Он устроился поудобнее на жесткой полке и крепко заснул.

…Николай ошибся: Шустряков бодрствовал и терпеливо ждал, когда заснет старшина. Услышав с полки Колобова первый всхрап, Юра тихонько спустился вниз и подошел к закрытому служебному купе. Взявшись за ручку двери, постоял в нерешительности, потом так же тихо отошел к вагонному окну. За ним ничего не было видно, кроме паровозного дыма, проносящегося белесыми клочьями на темном фоне ночи. Колеса вагона отстукивали частую и по-ночному гулкую дробь. Из служебного купе слышался раздраженный голос Красовского. Юра подвинулся ближе к двери.

— Заткнись и не строй из себя фифочку! Я ж тебя сразу раскусил, с первого взгляда, — услышал он.

— И что же ты раскусил? — донесся голос проводницы.

— Все! Сперва глазки передо мной закатывала, а как до дела дошло, цену себе набивать стала. Тоже мне, девственница нашлась.

— И какая же по-твоему мне цена?

— Стакан водки да пара папирос в базарный день. Потому как не Тося ты, а Тоська подержанная!

— Ну-ка, катись отсюда, милок! Не то сейчас милицию позову!

— Чихать я хотел на твоих мильтонов. Военный я, дура. Это ты понимаешь? Ничего они мне не сделают.

Судя по голосу, Олег был явно не в себе. Потеряв терпение, он, видимо, решил действовать напролом. В купе что-то упало, послышались звуки борьбы, потом дверь распахнулась и выскочившая из купе проводница метнулась в соседний вагон. Шустряков едва успел отскочить в сторону, как выбежавший следом Олег чуть было не схватил его в охапку вместо Тоси. Узнав, яростно прошипел:

— Ты чего тут трешься, «шестерка» заблудная?

— Так Хабаровск же скоро. Сам предупредить велел.

— Что? — переспросил, остывая Красовский. — Давай-ка смоемся отсюда. Идем к противоположному туалету.

— Может, поговорим сперва?

— Давай-давай, двигай. Потом поговорим. Нечего тут светиться. Еще лучше в другой вагон перейти.

Остановился Олег чуть ли не в самом последнем вагоне. Он был почти пуст. Нырнув в свободное купе, потянул за собой Шустрякова.

— Вы чё так бежите-то, Олег Юрьевич?

— А ты совсем отупел? Она ж за мильтоном побежала. О чем толковать со мной хотел?

— Олег Юрьевич, вы сказали, чтобы я вас перед Хабаровском предупредил. Вот я и предупреждаю. Только бежать с вами не хочу, с остальными останусь.

— Что ты запел, сморчок? Кто тебе самостоятельность объявлял, чтобы рассуждать? Как скажу, так и будет. Запомни это! А сейчас мы с тобой спать пойдем. Передумал я в Хабаровске линять, лучше на фронте подорвем. У меня тетка богатая в Харькове живет.

— Так он же у немцев, Харьков-то! Вы чё, Олег Юрьевич, не в себе, что ли?

— Закрой сифон, балбес! Не тебе рассуждать. Или ты, ушастик, действительно воевать собрался? Не приспособлены мы к этому, запомни. А штрафников, говорят, только на один бой и рассчитывают, расклад им такой подбирают. Понял, дурак?

— Все равно не побегу с вами, я твердо решил.

Олег неожиданно схватил Юру за горло, в бешенстве сдавил пальцы, но, услышав сдавленный хрип, разжал ладони.

— Вот этими руками задавлю, если ссучиться решишь, понял? А теперь идем спать.

В город Свободный приехали ранним утром. Из-за многоводной Зеи выплескивались яркие, радостные лучи поднимавшегося над далекими горами солнца. Уютный деревянный городок, приткнувшийся к железнодорожной магистрали, выглядел подрумяненным и приветливым. На широких пыльных улицах было тихо, лишь две или три телеги, встретившиеся по пути, мягко проскрипели по колдобинам. На зеленых придорожных обочинах паслись телята и козы.

Команда старшины Колобова цепочкой вытянулась по дощатому тротуару. Впереди шагал старшина. За ним шли Пищурин и Павленко, сзади них — Прохор Застежкин. Замыкали цепочку на некотором расстоянии от остальных Красовский и Шустряков. Они о чем-то горячо спорили.

Вот и окраина городка. За пустырем, поросшим высокими кустами полыни, видны крыши длинных приземистых бараков и несколько небольших домиков. Самый высокий из них, двухэтажный, — из кирпича. По стандартной специфичности строений Николай сразу определил — это и есть учебный полк.

Дежуривший на КПП пожилой сержант долго читал сопроводительную записку, выданную Колобову начальником военно-пересыльного пункта. Внимательно оглядев каждого, впустил на территорию части.

— Вон народ толпится, видите? Идите туда, там подскажут, где канцелярия находится.

Возле казарм и в самом деле толпились группы людей в необычной для воинской части одежде. Подойдя ближе, Николай окликнул сидевшего на скамейке паренька. Тот неторопливо повернулся на голос, встал, с интересом разглядывая прибывших. На его худом теле мешком висела изрядно потрепанная тельняшка, а из-под нее — до самых колен — резали глаза трусы из ярко-красного сатина.

— Тоже штрафники? — спросил он наконец, насмотревшись на новеньких. — Откуда пожаловали?

— Из Уссурийска.

— A-а, местные, значит. А я из столицы.

— Ух ты! — поразился Застежкин. — Аж из самой Москвы сюда привезли?

Паренек смерил Федора презрительно-веселым взглядом:

— На Колыме своя столица имеется, дядя. О Магадане слыхал? Нас оттуда два столыпинских привезли. Так вам кого, полководцев наших? Они вон в том кирпичном доме заседают. Только учтите, мы свою часть не штрафной, а железной называем.

— Почему железной?

— А так братва постановила: железно против фашистов стоять.

— Понятно, — улыбнулся пареньку Колобов. — Тебя, паря, в случае чего, можно вперед вместо знамени посылать. Где такие шикарные трусы отхватил?

Парень весело подмигнул Николаю:

— Годятся, да? Я свою робу у одной тутошней куркулихи на бутылку самогона махнул, а эту одежонку она мне в придачу сунула.

Оставив свою команду у входа, Колобов вошел в канцелярию полка. Здесь было людно и шумно. Дежурный офицер показал нужный кабинет. Постучав и дождавшись разрешения, Николай открыл дверь и увидел сидевшего за столом пожилого лейтенанта. У него было полное нездоровое лицо с сильными отеками под глазами. «И этот из запаса», — определил Колобов. Лейтенант молча принял документы и бегло пролистал их.