Штрафники. Люди в кирасах (Сборник) - Колбасов Н. - Страница 87

— У-у шкура, гад ползучий…

— Все понятно. Будете оба разговаривать с начальником лагеря. Разойдись! — приказал Туров и направился к выходу.

Барак забурлил. Одни окружили Анохина, пытаясь утешить его, а он, упав на нары, никого не слушал и беззвучно плакал. Другие столпились вокруг Беды, и в беспорядочном гвалте нельзя было понять, что они ему говорили.

Валентин с минуту стоял посреди барака, соображая, что предпринять. Потом он бросился за Туровым. Уже во дворе остановил его.

— Товарищ подполковник, не докладывайте начальнику, — попросил он.

— Почему?

— Не стоит. Этим Беду не отучите: в карцере он отсидит, потом опять примется за свое. Анохин же пострадает безвинно: карцер для него тот же гроб.

Подполковник посмотрел в голубые, с легким прищуром глаза Валентина, будто хотел спросить: «А ты сам, парень, тут не замешан?», потом взял его за руку.

— Давайте пройдемся немного.

Они пошли вдоль забора в пустынный конец лагерного двора. Подполковник придерживал накинутую на плечи шинель, искоса поглядывал на Бухарова и ждал, что тот заговорит первым. Но Валентин молчал.

— Вы замечаете, что творится в лагере? — спросил тогда Туров и, не ожидая ответа, продолжил: — Десятки людей должны Беде и некоторым другим игрокам сотни рублей. Рассчитываться им нечем, они голодают, кое-кто уже потихоньку ворует. А некоторые, как Жернов, стали настоящими холуями. Если так будет дальше — в ход пойдут финки. Сегодня ваш приятель уже стоял возле Беды с кулаками. И это — офицер! Если он, офицер, поступает подобным образом, я воспринимаю это как личное оскорбление. Мы никогда не должны забывать о своем воинском звании.

— Все это верно, товарищ подполковник, но люди бесятся от безделья. Они рвутся на фронт, а их таскают на допросы, обвиняют в том, чего они подчас и в мыслях не имели. Разве это легко?

— Знаю, Бухаров. Я сам в таком положении. Несколько раз просил начальника ускорить проверку, но толку… — и Туров развел руками.

Бухаров вопросительно посмотрел на подполковника, ожидая продолжения разговора, но тот молчал. Тогда Бухаров сказал:

— Положитесь на меня. Мы с Бедой сами управимся.

Бухаров давно подозревал, что Беда играет нечестно. Чтобы окончательно убедиться в этом, решил сыграть с ним сам. Утром, посвятив в свои планы Алексея, он продал хлеб и подсел в круг, где играл Беда.

Тот не удивился, только сказал:

— Вижу, Бухаров, вам тоже надоело питание капитана Голдобина?

— Вы угадали: хочу подшибить на доппаек.

— Это нетрудно. Уверен, вам повезет. Ну что, по маленькой?

— Для начала. Не хочу рисковать, — ответил Валентин и взял карту. Игра началась. Бухаров действовал осторожно и был в выигрыше. После этого дня он снова и снова садился за карты. Изображая азартного игрока, Валентин в мелочах уступал, по крупному выигрывал. Беда видел, что теперь Бухаров ходил с карманами, полными денег, и как опытный игрок торжествовал, ждал момента, когда все они перекочуют к нему. Вскоре большинство наличных денег скопилось в руках трех — пяти человек, в числе которых был и Бухаров.

Развязка наступила спустя несколько дней. Играли в яме, в дальнем углу двора, куда не задувал ветер, но по-весеннему ласково пригревало солнце. Вокруг игроков сгрудились несколько самых преданных болельщиков, на дальних подступах стояли незаметные наблюдатели и сигнальщики.

Когда банковать начал Валентин, Алексей попросил карту и, следуя наставлениям приятеля, сразу же проиграл крупный куш: рублей шестьсот. Капитан Сивагин, сидевший за ним, позарился на проигрыш и остался без ничего. Банк сразу вырос до пяти тысяч. На очереди был Шубин. Получив карту, он долго рассматривал ее, клал на пальто, расстеленное в яме, опять поднимал, чмокал погасшей трубкой и никак не решался назвать сумму.

— Что сопишь! Давай быстрей! — торопил Беда.

Шубин ничего не ответил ему, только прохрипел:

— По банку…

Бухаров посмотрел на него:

— А если подавишься?

— Э, черт! — выругался Шубин. — Боишься? Вот, на! — и начал швырять мятые бумажки, доставая из карманов гимнастерки.

— Пересчитай, — сказал Валентин Алексею.

Тот долго возился, расправляя их, и сказал:

— Три шестьсот…

— Выиграешь — возьмешь эти. Проиграешь — будешь должен, — и Валентин кивнул головой на деньги Шубина.

— Давай! — протянул он руку.

Бухаров подал ему карту. Шубин опять надолго задумался, наконец прохрипел:

— Открой!

Валентин выбросил десятку. Шубин тупо посмотрел на нее, потом на Валентина и сжал свои страшные кулаки. Бухаров все еще держал карты в вытянутых руках и, наклонив голову, выпускал струйкой дым, чтоб не попадал в глаза. Лицо Шубина все больше приближалось к Валентину, глаза наливались злобой.

— Сядь, — повелительно сказал Валентин.

Шубин вдруг обмяк, ударил кулачищем себя по колену и встал. Он почавкал губами, раздул трубку, шмякнул ее об землю и наступил сапогом.

— Сволочь! — прохрипел он и зашагал к бараку.

Валентин перевел взгляд на Беду. Тот сидел бледный, покусывая усы.

— Идет за туза? — спросил он, отводя руку с картой в сторону.

— Нет.

— Почему же?

— Нет, — еще решительнее повторил Бухаров. — Играйте на то, что в руках.

— Ладно, — согласился Беда. — Ва банк!..

— Игра на наличные, — предупредил Валентин.

— Но я вам даю честное слово. У меня есть деньги. Там в бараке. Вот при свидетелях…

— Не надо никаких честных слов. В банке больше восьми тысяч.

— Вот вам еще, — и Беда торопливо начал снимать часы.

— Им красная цена полсотни, — не соглашался Валентин.

— Да вы что! Это же платина! Посмотрите… — совал Беда свои невзрачные на вид часы. Валентин взял их и бросил на кучу денег.

— Пятьсот!

— Это же грабеж! Такие часы…

— Еще не хватает полторы…

— Больше нет…

— Потряси мошну — найдешь, — ответил Валентин и щелчком далеко выбросил окурок.

— Нет. Пусть я… — хотел поклясться Тимофей. Но Бухаров перебил его:

— Сколько тебе должны?

— Кто?

— Все, кто проиграл.

— Не знаю…

— Возьми эти, — бросил Валентин часы. — На все твои долги и на тебя в придачу! Идет?

Беда побледнел. Он знал: по блатным законам в случае проигрыша Валентин мог сделать с ним все, что угодно. Тимофей не предполагал, что игра зайдет так далеко. Не ждали этого и окружающие. Потому и наступила тягостная тишина.

— Черт с тобой! Только на долги.

Беда все еще колебался: на руках десятка — отличная карта! Можно взять любую и остановиться. Кроме того, было три проигрыша подряд, карт вышло мало, и он решился:

— Давайте!

Он протянул руку с картой на ладони. Валентин положил на нее еще одну. Тимофей отдернул руку, отвернулся и начал медленно отодвигать известную уже десятку, чтобы увидеть очко той, которую дал Бухаров. Увидев букву «Д» — «дама», он положил карты и взглянул на Валентина. Тот ждал.

Положение осложнилось: карта, как говорят игроки, могла пойти «в разрез», что частенько бывало, когда банковал Бухаров. Останавливаться на тринадцати — дурная примета, брать еще одну — рискованно. А вдруг десятка или туз? Беда снова надолго задумался: если остановиться, то Бухаров все равно наберет больше, если взять, то следующая карта может оказаться и не десяткой, а, например, шестеркой или семеркой. Тогда придется думать Бухарову. Он протянул руку и, получив карту, снова так же осторожно открыл очко — семерка! Тимофей сразу воспрянул духом и даже вздохнул: двадцать очков! Пусть столько наберет Бухаров!

Валентин понял: Беда сидит прочно. Он перевернул свою карту: валет. Он выбросил еще две — еще два валета, еще одну — дама! Бухаров остановился: чтобы выиграть, нужен туз, но два туза уже вышли. Не может же быть, чтобы сейчас выпал еще один! Валентин украдкой наблюдал за Тимофеем; тот не мог скрыть торжествующую улыбку. «Радуешься? — мысленно размышлял Валентин. — Не торопись». — И громко, ни к кому не обращаясь, сказал: