Штрафники. Люди в кирасах (Сборник) - Колбасов Н. - Страница 7

И опять ему вспомнился тот злополучный июньский день, когда он по собственной глупости так круто изменил свою жизнь. В его памяти вновь возник военный городок, раскинувшийся на северной окраине Уссурийска у подножия большой облысевшей сопки. Всего месяц служил он в этом городке, прибыв туда после излечения в омском госпитале. Быстро сдружился с ребятами. Экипаж подобрался на славу. Мечтали, чтобы их направили на Западный фронт, где уже довелось воевать Николаю.

Бригада вскоре туда и уехала, только без него…

В самом начале июня к нему подошел их взводный.

— С тебя причитается, старшина. Сейчас в штабе услышал, что дня через три-четыре бригаду отправляют на Западный фронт.

Колобов, действительно, обрадовался этому известию. Мелькнула надежда: может, где со старыми однополчанами доведется встретиться. И попросил взводного командира отпустить его на сутки к семье.

— Тут рядом, я мигом обернусь. Когда еще такой случай представится. Жену с прошлой осени не видел, а она вот-вот родить должна.

— Не могу, не в моей власти, — сочувствуя, ответил взводный. — Попробуй к ротному подойти. Ты — фронтовик, медаль имеешь. Думаю, войдет в положение.

И Николай отправился со своей просьбой к командиру роты, но тот даже слушать не захотел:

— Нашел время о доме думать! На фронт собираемся. Не сегодня-завтра приказ поступит.

— Так что мне собираться-то, товарищ капитан! Машина в полном порядке. Сами видели на учениях. Все до последней гайки отрегулировал. Ведь на одни только сутки…

— Ну и настырный же ты, старшина. Ладно, уговорил. Только увольнительную я тебе оформлять не буду. Не хочу собственную шею подставлять под удар. Пойдешь на свой страх и риск — отпущу на сутки.

— Согласен, товарищ капитан. Спасибо вам большое!

— Только смотри, попадешься патрульным — я знать ничего не знаю.

— Не попадусь! Выйду сейчас на трассу и первой попуткой уеду. Их много в нашу сторону идет.

— Не был бы ты хорошим механиком-водителем, не разрешил бы.

— Спасибо, товарищ капитан. Я ведь второй раз на фронт отправляюсь… И жена вот-вот родить должна. Повидаюсь и сразу назад.

Слово Колобов сдержал, в часть вернулся Даже раньше условленного срока — Катюша выпроводила, словно чуяло беду ее сердце. Когда соскочил с попутного грузовика у ворот военного городка, к нему подбежал его взводный командир:

— А я попутку ловлю, чтобы за тобой ехать. Ты же обещал с ротным договориться… Ну и расхлебывай сам теперь!

— Да что случилось-то? — встревожился Колобов, сразу смекнув, что капитан даже взводному не сказал об их уговоре.

— Вчера на вечернюю поверку начальник штаба бригады пришел, а у нас восьми человек в строю не оказалось. К подъему все вернулись, кроме тебя. Да из третьей роты двоих до сих пор отыскать не могут.

На следующий день его и тех двоих из третьей роты судил военный трибунал. Командование решило воспользоваться случаем: на их примере устрашить штрафников, а потом, мол, юристы, как это уже бывало, приговор пересмотрят.

Колобов, конечно, об этом замысле ничего не знал. Он свое слово сдержал, даже не намекнул на устное разрешение капитана, все взял на себя. Надеялся, что войдут в положение. Как-никак, фронтовик, медалью награжден, после тяжелого ранения. И не куда-то, к семье на несколько часов съездил. Не вошли.

— Я дома всего четыре часа был, хотел увидеть семью перед отправкой на фронт, — убеждал он членов военного трибунала, расположившихся за тремя канцелярскими столами прямо посреди плаца. По его краям — шеренги подразделений танковой бригады.

Напрасно взывал он к сочувствию. Приговор был суровым — к расстрелу. Правда, с обжалованием…

— О чем размечтались, товарищ старшина? — прервал грустные воспоминания появившийся в купе Пищурин.

— Да так, о разном, — не сразу отозвался Колобов.

— А я вот о доме все вспоминал. Полкисета в тамбуре высадил. Скоро уже к Спасску подъедем.

Николай спустился с полки, подсел к Пищурину. Заговорили о войне, о последних сводках Совинформбюро. В них опять назывались оставленные города.

— Когда же их остановят, — вздохнул Пищурин. — Прут и прут, сволочи. Неужели силы у нас не хватает?

— А вот мы приедем и остановим, — усмехнулся Николай.

— Трудно мне придется на фронте, — снова вздохнул Пищурин. — Служил-то я в интендантстве. Стрелять только из дробовика на охоте доводилось.

— Значит, и из винтовки сможешь, — переходя на «ты», ответил Колобов. — Стрелять — наука нехитрая. Слушай, как тебя звать? А то все по фамилии да по званию приходится обращаться.

— Да, конечно, — Пищурин протянул руку. — Меня Виктором зовут.

— А меня Николаем.

В купе шумно ввалились Шустряков, Павленко и Застежкин.

— Не пора ли нам подхарчиться, командир? А то у меня уже кишка кишку гоняет.

— Пора, — согласился Колобов. — Зови Красовского, если обедать, то всем вместе.

— Это мы враз, — обрадовался Шустряков и поспешил в соседнее служебное купе, где ехали проводницы.

Поезд остановился на станции Мучная.

Виктор аккуратно поделил буханку черного хлеба на шесть равных частей, на каждую положил по куску селедки.

— Налетай, хлопцы! Жалко, посудины у нас никакой нет: пока стоим, за кипяточком на станцию сбегал бы. К рыбке бы кипяточек в самый раз!

— Чего ж ты раньше молчал? Я б тебя и чайником, и заваркой снабдил, — самодовольно улыбнулся Олег. — Ладно, намекну своей принцессе — обеспечит. На следующей станции сбегаешь… А ты куда, сявка, грабли протянул? Забыл, что две пайки у меня «под пашню» брал?

Красовский неожиданно резко оттолкнул руку потянувшегося за своим куском Шустрякова. Благодушное выражение его лица мгновенно сменилось злобной гримасой.

— Да ты чё, Олег Юрьевич?! — оторопел Юра. — Помню я обо всем… В полку рассчитаюсь.

— В чем дело? О какой пашне идет речь? — вмешался Колобов.

— Это мы так, по-свойски между собой, — снисходительно пояснил Олег. — Две пайки он мне еще с колонии должен. Когда захочу, тогда и возьму их у него — мое право.

— Ошибаешься, — возмутился Николай. — Солдатский паек даже маршал себе взять не может. Ясно? Так что с лагерными долгами будете после победы разбираться. И чтоб жаргона вашего блатного не слышал больше!

Шустряков, вцепившись зубами в свою порцию, все же угодливо хихикнул:

— Братва, а Олег Юрьевич, эту фифочку-проводницу, наверное, уже…

— Не уже, но будет, — самодовольно усмехнулся Красовский. — Сама просится.

— Куда просится? — не понял Пищурин.

— Да ты чё, начпрод, без шариков? — удивился Олег. — Растолковать?

— Не надо, — поспешно отказался Пищурин. — Я все понял.

Колобов поморщился, однако промолчал. Доев свою порцию и напившись теплой, с привкусом железа воды из питьевого бачка, он вышел в тамбур покурить. Прислонившись спиной к тряской, громыхающей стене вагона, задумчиво смотрел на бегущие навстречу деревья. В разбитое окно врывался теплый ветер с терпким запахом паровозного дыма. Ему почему-то вспомнилось детство, пионерские походы в тайгу, ловля рыбы в бурных речушках, костры на полянах…

— О чем-то серьезном думаете, товарищ командир? — послышался за спиной высокий голос Шустрякова.

— Да нет, курю вот на воздухе и на тайгу гляжу. Родные места мои. А тебе что со всеми не сидится? Или Красовский опять к проводницам смотался.

— Беспокоитесь за нас, да? Думаете, сбежим по дороге? Зря. Не собираемся мы «ноги щупать». Да и куда бежать-то? На первой станции застопорят. Сейчас кругом ксивы так ломают…

Заметив недоуменный взгляд Колобова, Юра пояснил:

— Документы, говорю, на каждом шагу сейчас проверяют, а если влипнешь, то судить теперь не за побег — за дезертирство будут. Под «вышку» кто же решится пойти? Это я не про себя. Я по-честному добровольцем подрядился. Мне ведь и сроку-то сидеть всего два месяца осталось.

— Ты не думай, Юра, я верю тебе, — Николай положил руку на плечо Шустрякова. — От фронта скрываться — не мужчиной, последним подонком надо быть.