Штрафники. Люди в кирасах (Сборник) - Колбасов Н. - Страница 46

Бои за плацдарм становились все ожесточеннее. Немецкое командование, видимо, окончательно распростилось с запланированным штурмом Ленинграда и теперь не жалело резервов. Однако сорок шестая стрелковая дивизия, в составе которой сражалась штрафная рота старшины Колобова, все еще наступала. В полдень тринадцатого сентября она сомкнула свой правый фланг с морскими пехотинцами, наступавшими на Арбузово. Плацдарм значительно расширился.

Остатки штрафных рот перебросили на левый фланг дивизии, к дороге между Кировским поселком и Синявино. Рота Колобова заняла участок только что отбитой у противника траншеи. Она была отрыта и оборудована по всем правилам: в полный профиль, с бревенчатыми брустверами на обе стороны, со стенами, укрепленными ивовыми прутьями. Пулеметные площадки и стрелковые ячейки также были оборудованы довольно основательно. Но все это было разбито, порушено, искорежено, и бойцам пришлось хорошо поработать лопатами, чтобы привести свои позиции в относительный порядок.

С первыми проблесками зари немцы обрушили на роту настоящий шквал артиллерийского и минометного огня, а потом в течение двадцати минут крушили позицию бомбами. После такой подготовки на роту двинулись густые цепи автоматчиков. Штрафники отбили эту атаку и опять взялись за лопаты, чтобы восстановить разрушенную траншею. Спешили изо всех сил, понимая, что большой передышки немцы не дадут.

— Гляди, командир! — крикнул лежавший за трофейным крупнокалиберным пулеметом Смешилин. — Опять фрицы на опушке загоношились.

— Вижу, — ответил Колобов. — У тебя сколько патронов осталось?

— Сотни полторы еще есть.

— Ты побережнее с ними. Бей только прицельно, метров с двухсот, не больше. Понял?

— Понял. Только один хрен без поддержки мы тут долго не усидим, — хмыкнул Рома. — Их вон не меньше двух рот прет на нас. Смена нам будет или нет? Еще денек и от нас, дальневосточников, никого не останется. Все смертью храбрых ляжем.

— Ну, хватит, разговорился ты что-то, — нахмурился Николай. — Лучше пулемет почисти, в земле весь. Если заклинит, смотри.

— А я свое уже отбоялся, командир, — опять усмехнулся Смешилин. — Страшнее этих четырех суток ничего быть не может. Ты не обижайся на меня, старшина. Я ведь просто так баланду травлю, чтобы не заснуть ненароком. Глаза слипаются…

Чуть левее перед бруствером ударил немецкий снаряд. За ним другой, третий…

— Ну, началось. Приходи, кума любоваться, — проворчал Смешилин и стал торопливо стаскивать пулемет на дно траншеи.

За артобстрелом опять последовала бомбежка, а вслед за ней — атака вражеских автоматчиков. На этот раз она была особенно упорной. Судя по всему, немцы стремились во что бы то ни стало прорвать на этом участке нашу оборону, чтобы с фланга выйти в тыл всей дивизии. Штрафники отбивались яростно. Но гитлеровцы, невзирая на потери, упорно рвались вперед.

У Колобова заклинило от перегрева автомат и он, что-то крича и отдавая команды, схватил подвернувшуюся под руку винтовку. Однако в ней оказалось всего два патрона. Отбросив винтовку в сторону, Николай выхватил из ниши две приготовленные гранаты, побежал к Медведеву. Там немецкие автоматчики прорвались уже почти к самому брустверу.

— Бей их, Алексей! Чего смотришь? Гранатами бей! — кричал он, на ходу срывая предохранительную чеку. Остановившись, размахнулся, чтобы бросить гранату туда, где только что видел автоматчиков и… не обнаружил их. Что-то переменилось в ходе боя, но он никак не мог уловить, что именно. Немцы, бросив перед траншеей даже своих раненых, торопливо убегали к болоту. Их серо-зеленые спины мелькали уже метрах в сорока среди пожухлого кустарника. Николай швырнул им вслед бесполезную теперь гранату. И только тут увидел, как по гравию насыпной дороги выскочили одна за другой три тридцатьчетверки. Растянувшись редкой цепочкой вдоль края болота, они открыли огонь из пушек и пулеметов. Колобов вздохнул: отбита еще одна атака. Но она стоила роте еще четырех жизней. Теперь почти на полукилометровую линию обороны их оставалось всего полтора десятка человек вместе с Колобовым. Приказав Дудко и Медведеву, заменившему раненого Орешкина, заняться ремонтом траншеи и пополнением трофейных боеприпасов, он заторопился к телефону, чтобы доложить капитану Аморашвили о создавшемся положении.

Небольшая землянка с подведенным сюда телефоном и плащ-палаткой вместо двери, которая была обрушена разорвавшейся рядом авиабомбой. Колобов вытащил телефон из-под обвалившейся земли, крутанул несколько раз ручку коммутации. Однако сколько ни дул в трубку, ничего в ней не услышал. Связь была оборвана. Отправив для ее проверки своего нового связного Савельева. Николай присел на дно окопа и, прислонившись головой к стене, устало прикрыл глаза.

Последние четверо суток он почти не спал и теперь у него временами мутилось сознание. Последовательная связь событий распадалась на какие-то отрывочные фрагменты, и он порой не мог восстановить в памяти их очередность. Если бы ему сказали неделю назад, что он сможет выдержать то, что произошло за эти дни на плацдарме, Николай ни за что бы не поверил. А его ребята: Медведев, Громов, Смешилин, Застежкин?.. Теплая волна признательности к ним подкатила к груди, понесла куда-то…

— Товарищ комроты! Товарищ комроты! — услышал он чей-то голос. С усилием открыл глаза и увидел стоявшего перед ним Савельева. — Исправил я связь, товарищ старшина. Провод перебило осколком метрах в двухстах отсюда. Только все равно никто не отвечает там, в штабе.

— А ну, дай сюда, — взяв из рук бойца трубку, он прижал ее к уху и услышал тихий шорох действующей линии. — «Сосна», «Сосна»! Что они там, уснули, что ли? Слушай, Савельев, давай-ка сам в штаб беги. Скажешь комбату, что рота нуждается в пополнении и боеприпасах. Крайне! Понятно?

— Так точно, товарищ комроты, — с готовностью откликнулся связной…

В этот самый момент и появился в расположении роты Павка Васильков. Первым его увидел сержант Медведев. Сидя на корточках, он протирал установленный на деревянной подставке станковый пулемет.

— А ну, иди сюда, гусь лапчатый, — поманил он Павку к себе. — Ты где пропадал столько времени?

Васильков упавшим голосом, запинаясь, повторил сочиненную им историю.

— Чего? — удивился Алексей. — При чем тут Серебряков? Я своими ушами слышал, как ты Фитюлина перед Войтовым обвинил. Ты чего плетешь, чумичка?

— Мне бумагу от особиста командиру роты надо срочно передать! — побледнев от отчаяния, срывающимся голосом выкрикнул Павка.

— Бумагу, говоришь? Ладно, иди и передай. Но имей в виду, если ротный тебя пожалеет, я с тобой сам разберусь.

Васильков метнулся от разъяренного Медведева и чуть было не налетел на задремавшего у телефона Колобова. В откинутой руке тот держал телефонную трубку и удушливо хрипел сквозь сжатые зубы.

«Ранен, наверное, ротный», — мелькнуло в голове у Павки. Он подхватил командира за плечи, чтобы приподнять его голову и уже собрался позвать кого-нибудь на помощь, как Колобов, вздрогнув от неожиданности всем телом, отшвырнул Василькова ногой и выхватил пистолет…

— Не стреляйте, товарищ старшина! — испуганно завопил Павка. — Это я — Васильков. Бумагу вам принес от особиста!

— Тьфу ты… Померещилось, будто немцы. — Николай недоуменно посмотрел на зажатую в руке телефонную трубку, раздраженно бросил ее на рычаги аппарата. — Докладывайте, Васильков, где и по какой причине столько времени отсутствовали?

— Меня в особом отделе продержали, товарищ старшина. Как единственного свидетеля… Вот записка от старшего лейтенанта Воронина.

Колобов прочитал расписку представителя СМЕРШа о доставленном Фитюлине и сразу же заметил исправленную дату. Приглядевшись внимательнее, даже различил число 27, переправленное на 30. Посмотрел на замершего в страхе Василькова. Что с ним делать? Конечно же, он просто обязан отправить его сейчас к тому же особисту, но уже в роли обвиняемого в дезертирстве. Так для этого еще и конвоир потребуется. А у него в роте и без того по пальцам всех перечесть можно. Нет, пусть-ка этот трус повоюет вместе со всеми. А там видно будет, как с ним поступить.