Штрафники. Люди в кирасах (Сборник) - Колбасов Н. - Страница 12

— Об этом, мне кажется, лучше спросить его самого. Я сам всего полдня в батальоне. С командирами рот и политруками успел лишь мельком познакомиться. Так что, к сожалению, ответить на ваш вопрос не могу. А в чем дело?

— Может, ошибаюсь, только знакомым он мне показался.

— Ну, это выяснится.

Комбат непонятно почему улыбнулся и сел на стоявшую рядом скамейку, устремив куда-то вдаль взгляд больших темно-карих глаз. Похоже, он уже забыл о стоявшем рядом Колобове и не видел его, задумчиво постукивая указательными пальцами друг о друга.

Чувствуя себя неловко, Николай отошел к другой скамейке и тоже сел, намереваясь дождаться здесь ушедшего в штаб политрука.

«Да-а, есть о чем комбату подумать, — посочувствовал он майору. — Непросто ему придется, однако характер у него, похоже, имеется».

И вдруг Колобов вспомнил, почему показался ему знакомым Пугачев. Сразу же стало не по себе, захотелось курить. В памяти вспыхнул худой и высокий подросток с красным галстуком на шее и холщовой сумкой через плечо. Оба они — и Андрюша Пугачев и Колька Колобов — были детьми коммунаров. Вместе дрались с кулацкими сынками. Коммунаров можно было пересчитать по пальцам и потому Колька с Андрюшкой постоянно ходили в синяках. Учились они в одной школе и сидели за одной партой.

Однажды ночью разом вспыхнули почти все хозяйственные постройки коммуны, улицы огласились звуками выстрелов. Зверски были убиты и родители Андрея. Его, ставшего круглым сиротой, взяли с собой бойцы из отряда особого назначения, который на следующий день прискакал на помощь коммунарам. И вот этот Андрей — теперь его командир, а он, его бывший ближайший друг, — штрафник…

Колобов торопливо встал со скамейки и зашагал к казарме, уже боясь встречи с другом детства.

Николай находился в казарме, когда услышал голос дежурного по роте:

— Кто тут Николай Колобов?

— Я. А что?

— Срочно в канцелярию. Политрук вызывает.

«Значит, узнал», — подумал Николай. Сердце стучало гулко, как перед боем. Что же ему скажет бывший друг, воспитанник РККА?

Пугачева на месте не оказалось. За столом сидел командир роты лейтенант Войтов, разбирая какие-то бумаги. В зубах у него была зажата самокрутка, и спирали сизого дыма плыли к низкому потолку.

— Садитесь, старшина, — пригласил лейтенант, когда Николай доложил о своем прибытии по вызову Пугачева. — Политрук сейчас придет.

Пугачев и в самом деле появился вскоре. Остановившись у порога, он внимательно разглядывал Николая. Колобов встал и еще раз доложил о прибытии.

— Так ты и есть тот самый Колька Колобов, которого в детстве дразнили настырным? — спросил Андрей.

— Так точно. А Андрея Пугачева у нас дразнили женихом.

— Помнишь? Вот это встреча! — Пугачев с искренней радостью обнял друга. — Вместе воевать будем! Ты знаешь, командир, как здорово он умел драться в детстве?!

Войтов со скупой улыбкой наблюдал за встречей друзей.

— Увидел твою фамилию в списках личного состава роты и сразу вспомнил и нашу коммуну, и тебя, — радовался Пугачев.

— А я вас не сразу припомнил, — признался Николай.

— Не вас, а тебя. Давай проще, Коля. Мы же с тобой друзья с пацаньих лет. А почему меня женихом дразнили, помнишь?

— Конечно, очень уж за девчатами ухаживать любил. Помнишь нашу одноклассницу Любочку? — Колобов незаметно для себя тоже перешел на «ты». — Так ты с нею целовался даже. А мы подглядывали.

— Он и сейчас целуется с красивой фельдшерицей Оленькой, — бросил словно невзначай Войтов.

— И ты, Брут? — шутливо отозвался Пугачев. — Слушай, Петр, ты все думал, кого тебе старшиной роты назначить. Вот же он готовый перед тобой сидит. И звание старшинское.

— Так я же — механик-водитель… Какой из меня старшина роты? — возразил Колобов.

— А ты пока помолчи, вечно упрямишься. Каким был, таким и остался. Не зря тебя в детстве окрестили настырным.

— Ты же и окрестил.

— Выходит, не ошибся, — Андрей опять обратился к Войтову. — Петя, этот человек в пионерском возрасте до драки отстаивал свое мнение о легкой атлетике или лягушках. Если ему приходилось соглашаться с мнением других, то делал это с такой неохотой, будто с жизнью расставался. Старшина роты из него получится классный.

— Упрямство в любой должности черта нехорошая, — возразил теперь уже Войтов.

— Так он перестроится, — не сдавался Андрей. — А потом, командир, у тебя характер тоже — не приведи господи. Вы подойдете друг другу.

— Посмотрим, — неопределенно пообещал Войтов и опять занялся бумагами.

— Но я же механик-водитель, — заупрямился Николай. — На танке любую фигуру выпишу, а хозяйственные дела не по мне.

— О танках, друг мой, теперь забудь. Рота у нас пехотная, к тому же — штрафная. — Однако, заметив на лице Колобова тень неловкости и стыда, Андрей поспешно поправился: — Все это, конечно, условно, на мой взгляд. Вот мы с Петром ни в чем не провинились, а воевать вместе с вами будем. Так что не переживай особо.

— Но и забывать об этом не следует, — бросил, не отрываясь от дела, Войтов.

Андрей укоризненно посмотрел на него, достал кисет, аккуратно сложенную газету и принялся сворачивать самокрутку.

— Ты, Николай, попусту не хмурься. Расскажи лучше, как в штрафниках оказался.

Колобову не хотелось снова ворошить все с ним случившееся, тем более при ротном, который хоть и делает вид, что целиком занят своими бумагами, все слышит и бросает реплики. Но Андрей настаивал, и он рассказал все, хотя и без подробностей.

— Петя, так Николай, оказывается, и на фронте уже побывал, и боевую награду имеет.

— Да слышал я все, слышал.

— Его не старшиной роты, а на взвод поставить надо. Нам ведь все равно никого со стороны не дадут, сказали, чтобы временно, до прибытия на фронт обходились своими силами. А тут командир-фронтовик! Ты чего молчишь, Петя?

— А что говорить? С таким вариантом я согласен, — откликнулся Войтов.

— Но я же танкист, а взвод пехотный… — запротестовал Николай.

— Тебе сказано: о танках забудь. Они теперь без тебя обойдутся, а отважные командиры и в пехоте нужны, — решительно отрезал командир роты. — Я тут один взвод исключительно из бывших воров и хулиганов-рецидивистов составляю. На него и пойдешь.

— Да что вы в самом деле, товарищ лейтенант. Завалю я все! — всерьез взмолился Колобов.

Но у Войтова, видимо, не в правилах было отменять свои решения.

— Ничего, поможем, — бодро заверил он. — А пока вы мне сейчас оба поможете. В документах, что на вас в штаб пришли, сам черт ногу сломает. Ничего не разобрать: кто случайный воришка, а кто вор-рецидивист, кто по пьянке подрался, а кто злостный хулиган. Ты, старшина, вместе с ними живешь, их лучше знаешь. Давай-ка, присаживайся к столу. И ты, Андрей, тоже садись. Будем втроем разбираться.

Николаю ничего другого не оставалось, как подчиниться.

Раннее утро… Багровое солнце едва оторвалось от горизонта, чтобы пуститься в свой извечный путь на запад. А по пыльной дороге, ведущей из города к военному городку, шагал милиционер. Ему бы давно полагалось быть на пенсии, но война не считается ни с возрастом, ни с болезнями. И милиционер покорно и терпеливо шел по дороге вдоль странного следа, оставленного на пыльном проселке каким-то необыкновенно широким и жестким колесом.

След хорошо просматривался и на траве, когда свернул с дороги, завилял зигзагами к одной из казарм. Подойдя ближе, милиционер услышал доносившееся из глубины помещения нестройное, разноголосое пение. А у дверей казармы о чем-то гомонила группа подозрительно веселых штрафников. Чуть в стороне от них милиционер увидел бывшего прокурора города, ныне батальонного комиссара Кушнаренко.

— Здравия желаю, товарищ комиссар! Вот по свежему следу к вам притопал. Скрутили, поганцы, веревкой сторожа продуктового магазина и укатили двухсотлитровую бочку с красным вином. И еще что-то по мелочи взяли. Теперь вот песни поют, как вам это нравится, слышите?