Начертательная магия (СИ) - Шавлюк Светлана - Страница 9

— А родители почему не вмешались? — казалось, что Доминик пребывает в шоке или вовсе не верит моим словам.

— А я им ничего не рассказывала. Стыдно было за себя, — пожала плечами.

— За что стыдно?

— За то, что вот такая уродилась: толстая кудрявая мямля, которая не может за себя постоять. Да и пришлось бы снова признаваться, что влюблена в Лекса, а этого я точно не хотела бы говорить. Папа бы пошел разбираться с родителями Лекса, рассказал бы и им о моих чувствах. В общем, не говорила я им ничего. Делала вид, что все хорошо в школе.

— Да уж, вот так история. Может, тебе стоит просто поговорить с Лексом? Я три года его знаю. Он уже не тот подросток. Уверен, смеяться он не будет, а ты сможешь спокойно жить на факультете.

— Не, — замотала головой и лбом уткнулась в колени, — я не хочу, не могу. Он все вспомнит. А если и другим расскажет?! Не хочу.

— Саша, ну хочешь, я с ним поговорю? Все расскажу, уверен, ему и самому стыдно за свое поведение. Но он ведь был ребенком. Нужно просто простить и отпустить эту ситуацию.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Не надо, не говори ему ничего. Я давно его простила. Я на него не злюсь. Возможно, если бы не те издевательства, никогда бы не взялась за себя. Была бы такой же плюшкой.

— А по-моему, ты была милашкой, — улыбнулся Дом, — и кудри у тебя забавные были. Успокойся, Саш, все это было в прошлом. Ты изменилась, Лекс изменился. Все изменилось. Ты в зеркало на себя посмотри, ты же красотка, глаз не отвести. И Лекс это, кстати, тоже заметил. Просто поговори с ним, тебе легче станет. Тем более мы тут все под одной крышей, и нам держаться надо друг за друга.

— О чем это ты? — встрепенулась и нахмурилась, глядя на Доминика. — Выкладывай. Я тебе всю правду рассказала, надеюсь, и ты будешь честен. Что не так с факультетом? Что за оговорки постоянные? Папа мне тоже в письме про какие-то гнусные поступки писал, чтобы я была внимательнее, если поступлю на этот факультет!

— Видишь ли, — он поморщился, — чертежников не очень любят в академии, — уклончиво ответил.

— Подробности, Дом, что это значит и почему вас не любят?

— Вообще, обычно мы об этом говорим в самом конце адаптации чертежников. Чтобы вы имели полное представление о факультете, о тех, с кем предстоит учиться, и уже, зная все это, принимали решение, хотите ли остаться. Я расскажу тебе все, как есть, но ты должна пообещать, что другим двоим переселенцам не станешь об этом говорить пока. Тебе может показаться это несправедливым по отношению к ним, но если они узнают все сейчас, то возможно примут неправильное решение, о котором потом пожалеют.

— Ближе к делу, Доминик.

— Нас не любят. Очень многие. Особенно те, кто был исключен с начерталки и переведен на другой факультет. Я тебе уже говорил, что поступить на наш факультет очень сложно. Многие хотят, но не у всех получается. Многие мечтают об этом. И когда пролетают, естественно, очень злятся. А на ком срывать злость? На тех, кто оказался успешнее.

— Да чего сложного-то? Мне показалось, что не так уж это и сложно.

— Ты из переселенцев. Тебя спрашивали, знала ли ты о нашем мире?

— Не помню, по-моему, нет, хотя фиг его знает, я так волновалась, чего-то там говорила, может, и спрашивали.

— Наверняка спрашивали, — кивнул Доминик, — всех спрашивают. Видишь ли, тебе дали один из самых простых вариантов для чертежа, потому что ты пришла без подготовки. Местным дают другие чертежи, более сложные, с большим набором элементов. И это справедливо. Большинство из поступающих на начерталку готовятся, тренируются, и если уж не смогли за годы тренировок достичь определенного уровня, то и за шесть лет вряд ли смогут внезапно раскрыть в себе способности к начерталке. Те, кто не проходят испытания, считают, что мы все оказались здесь по договоренности или подкупили преподавателей, в общем, вариантов много. Это первая и главная группа студентов, с которыми у нас противостояние. Вторая группа, которая примыкает к первой — это отчисленные. Отчисленные с факультета начерталки студенты переводятся на второй курс любого другого факультета.

— А если с пятого курса отчислят, тоже на второй?

— Да, тоже на второй. Слишком разные программы обучения. Только первый курс практически у всех одинаковый. И в отчислении обвиняют снова нас. И здесь все проще. Откровенно говоря, остаться на факультете без помощи и поддержки старшекурсников практически невозможно. Особенно на старте обучения. У нас безмолвное правило, те, кто окончил третий курс и прошел практику с переселенцами, берут под свою опеку первокурсников. Помогают освоиться, следят за тем, чтобы другие факультеты не лезли, и само собой, помогают в учебе. Поверь, вопросов у тебя в первый год будет столько, что без помощи не обойдешься. Но мы все тут простые люди. Сама понимаешь, с кем-то удается найти общий язык и сдружиться, а с кем-то нет. Каждый год минимум человек пять находится таких, с кем не хочется иметь дело. По разным причинам, и помощи такие люди получают гораздо меньше, чем другие. И как итог, их отчисляют. И виноваты, само собой, оказываемся мы. Легче ведь искать причины в ком-то, а не в себе. Вот и получается, что это мы такие нехорошие, не дали учиться талантливому студенту. Хотя мы никому не мешаем. В общем-то, та же история и с теми, кому мы помогали, как могли, но они все равно не справились с нагрузкой. Виноваты все равно мы, потому что мало помогали. Но ведь мы никому не обязаны, а делаем это добровольно, потому что хотим помочь. Вот и выходит, что те, кто успешно обучаются, получают порцию негатива от тех, у кого это не вышло.

— И в чем этот негатив проявляется? Взрослые же люди, неужели скатываются в дразнилки?

— Нет, нас не дразнят, в основном. С подачи кого-то из землян стали называть не чертежниками, а чертилами.

— Детский сад, ясельная группа, — фыркнула я.

— Это ерунда, а вот стычки происходят регулярно, особенно из-за девчонок. Парни пристают, очень навязчиво, не принимая отказа. А еще подставы устраивают. Без применения магии. В общем, у нас тут полноценное противостояние.

— А преподы?

— А что они? Если поймают за этим занятием, накажут.

— Что-то мне с каждой минутой все меньше хочется оставаться на вашем факультете, снова окунуться в ту атмосферу ненависти не хочу.

— Это будет твое решение. У тебя есть два месяца, чтобы понять, сможешь ты учиться или нет. Но прошу тебя, не говори пока ничего другим переселенцам. Мы сами им все объясним, позже.

— Хорошо, но ты должен пообещать, что Лекс ничего не узнает о нашем разговоре.

— Обещаю, — кивнул он и поднялся, — отдыхай, Саша, завтра начнем изучать алфавит, да и вообще, готовиться к жизни в нашем мире. Я рад, что ты открылась мне и все объяснила. Обещаю, что не позволю никому тебя обидеть, — он легко улыбнулся и отправился к выходу. — Кстати, а Кит — это твой брат?

— Нет, друг.

— Тот, что на фото?

— Ага, а что?

— Ничего, любопытствую, тебе повезло, что он оказался рядом и помог тебе.

— Это точно, — улыбнулась, глядя на фото друга.

Доминик пожелал мне доброй ночи и вышел, оставив одну. Мне предстояло принять сложное решение. И пока все обстоятельства сложились против моего обучения на этом факультете. Слишком свежа была рана, которая казалась давно зажившей. Два месяца. Два месяца, чтобы понять, как сложится моя дальнейшая жизнь.

Несколько минут я смотрела в пустоту, а потом решила написать отцу. Нужно рассказать о новостях и попросить совета по поводу факультета. Стоит ли овчинка выделки, настолько ли хорош факультет, как его описывают учащиеся, и насколько слова о всеобщей нелюбви к чертежникам правдивы. Уж папа обманывать не станет. Села за стол, взяла лист, ручку и начала строчить. Хотелось рассказать обо всем, кроме Лекса. Это была только моя проблема. В конце письма спрашивала, что папа сказал Киту, хотела написать письмо еще и другу, но нужно было не разойтись в версиях моего исчезновения с отцом.