Однажды 31 декабря, или Тили-тили-тесто… (СИ) - Чайка София - Страница 7

— Понимаю, для тебя это шок, но сейчас мы выпьем шампанского, и мир заиграет новыми красками.

Юля намеревалась сказать, что шокировал он ее шесть лет назад, а сейчас ей все равно, и что спиртное никогда не решает проблемы — но передумала. Не хотела выяснять отношения на людях. Один вечер ничего не изменит.

— Наливай.

Думал Паша недолго. Ловко наполнил все фужеры, стоявшие на столе, и начал:

— Давайте выпьем…

Пока конферансье, просивший называть его Мишей, излагал длинный тост, а Белецкий думал, Юля подняла бокал и провозгласила:

— За новую, счастливую жизнь. Без груза прошлых ошибок.

И выпила до дна.

Помедлив какое-то время, Паша осушил свой. И даже не возразил. Видимо, этот тост каким-то образом вписался в его представления о грядущем. Он откинулся на стуле и вперил в Юлю немигающий взгляд.

— Ты стала красавицей, Юль.

— А раньше не была?

— И раньше. Как же без этого. Но теперь… Сразу видно, что ты приехала из-за границы. Наряд, и все такое. А еще в тебе появилась утонченность. Если помнишь, это я уговорил тебя уехать. А вот мне пришлось страдать тут без тебя.

В ответ на трагические нотки в мужском голосе необычно молчаливая Надя хмыкнула, а Юля скрипнула зубами.

— Поэтому и женился?

— Представь себе. Но теперь я холост. Препятствий больше нет. Теперь нам никто не помешает быть вместе.

— Нам и раньше никто не мешал. Разве что, ты сам. Или тебя в ЗАГС силой доставили, да еще за локоть поддерживали, чтобы рука не дрогнула?

Надя снова хмыкнула. Паша бросил на нее недовольный взгляд.

— Драгоценности нужно носить с телохранителем. Или хотя бы с мужем.

— С мужем? Даже на моей груди ему будет тесновато. Не знаю, как было у тебя, но в моей семье Марк носит меня на руках, а не наоборот. С лингвистикой у тебя не слишком. А ведь был почти отличник.

— А ты — троечницей. Так что, не тебе судить.

— Куда мне. Кстати, в продолжение сказанного: Юля тебя не поднимет. И не удержит. Да, и драгоценностей от тебя не дождется.

Юля ухмыльнулась, а Белецкий скривился, как от зубной боли.

— Много ты понимаешь в моей жизни, Надька!

— Достаточно. Мы работаем вместе, забыл?

— Забудешь тут. Кстати, а как называется жена, если мужа кличут «денежным мешком»?

Поежившись от злобы в мужском голосе, Юля уже хотела вступиться за подругу, но та остановила ее, наклонилась к Белецкому и, улыбаясь, заявила:

— Что-то ты рано начал завистью исходить, Белецкий. Мы только за первый тост успели выпить.

— Намекаешь, что я — пьяница?

— Я не намекаю.

— У меня идеальный слух, забыла?

— Вот и вспомни, наконец, об этом.

Юля не знала, что и думать. Она никогда не слышала от Паши столько неприятных слов в чей-либо адрес. Решив, что с ее беременной подруги достаточно оскорблений, девушка резко бросила:

— Паша, прекрати сейчас же!

— Хорошо, — неожиданно быстро согласился Белецкий и силой потащил ее из-за стола. — Лучше потанцуем. Это у нас всегда получалось просто превосходно. И не только на паркете.

Напоминание о девичьей глупости не добавило Юле настроения. Скабрезность коробила. Однако девушка позволила вывести себя на пока свободную площадку, дабы прекратить спор, и только теперь заметила, что появились музыканты. В поисках знакомых лиц, Юля то и дело оглядывалась в их сторону. Паша не мог этого не заметить. Он прижал ее к себе еще крепче и зашептал на ухо:

— Ищешь кого-то?

— Нет.

Прислушавшись к интуиции, она решила не рассказывать Белецкому о встрече с Игорем.

— Тогда смотри на меня. Зачем тебе эти ресторанные музыкантишки, когда рядом — музыкальный гений? Тем более, что все смотрят, как мы с тобой танцуем. Помнишь, мы же самая красивая пара?

Юля сделала, как просил Паша, смотрела ему в лицо. Почти не мигая. А еще думала о том, что оказалась круглой дурой, когда повелась на красивое лицо и хорошо подвешенный язык, пропустив или проигнорировав глубочайшую самовлюбленность. Даже неоспоримая музыкальная одаренность как-то меркла на фоне желчного характера.

— Мы больше не пара.

— Эти олухи так фальшивят, что я не расслышал.

— Я не люблю тебя, Паша.

Буквально на миг сбившись с ритма, Белецкий растянул губы в улыбке.

— Конечно, любишь. Это твое эго говорит за тебя. Прислушайся к сердцу.

— А ты к своему прислушиваешься? — Паша хмурился и молчал, явно обдумывая ответ. — Сомневаюсь, что оно у тебя есть.

Белецкий остановился, некоторое время буравил ее взглядом, а потом снова куда-то потащил.

— Никуда я с тобой не пойду! — заупрямилась Юля, пытаясь освободиться незаметно для присутствующих.

— Прекрати вырываться, люди смотрят, — прошипел Паша. — Пару минут поговорим без свидетелей. В вестибюле.

Она пошла, но предупредила:

— Не больше.

По дороге девушка даже обменялась приветствиями с несколькими одноклассниками. А еще, стараясь придать происходящему видимость благополучия, с улыбкой объяснила, ткнув в сторону спутника пальцем:

— Командует. Мы сейчас вернемся.

Относительная тишина и молчаливая гардеробщица дарили призрачное уединение.

Собираясь сообщить Паше, что возврата к старому не будет, Юля открыла рот — и оказалась атакована. Жесткий рот умело овладел ее губами, сминая, даже насилуя. Девушка не стала сопротивляться. Вначале потому, что опешила от подобной наглости, а позже — чтобы проверить собственную реакцию. Она не отвечала, лишь терпела нападение. Ждала чего-то, хотя бы отдаленно похожего на прежние ощущения от поцелуев с Пашей.

Она прислушивалась к себе, но ничего, кроме желания, чтобы все это поскорее закончилось, не почувствовала. Вместо этого вспомнила другой поцелуй — с другим мужчиной. И вдруг поняла, что нестерпимо сильно хочет увидеть его сейчас, ощутить рядом надежное плечо.

Белецкий отстранился. Какое-то время изучал ее. Потом достал сигареты.

— Не могла потанцевать спокойно несколько минут? Без всяких там разборок. Кого интересует эта любовь?

— Меня интересует. Ты куришь?

— С вами, бабами, попробуй, не закури. Зачем тебе эта глупость? Любви нет. Сказки все это. Есть взаимовыгодное существование. Я играю на скрипке, учувствую в конкурсах и концертах, а ты…

— Стираю твои носки.

— Не утрируй, будь любезна.

— Не хочу быть любезной. И твоей быть не хочу. Больше не хочу.

— Ты сердишься. Подумай до завтра. Или сколько там нужно. Из нас получится замечательный дуэт. Особенно теперь, когда у тебя есть связи в Лондоне. В Кембридже. Ты — магистр, верно?

Юля повернулась к Паше спиной и отправилась в зал. К счастью, Белецкий ее не преследовал. Лучше бы ушел вовсе. Оставил ее в покое. Дал возможность начать новую жизнь.

Сев на стул, и пытаясь игнорировать вопросительный взгляд подруги, Юля принялась за еду. Прожевав, ткнула в сторону Нади вилкой.

— Объясни мне только одно: зачем он бросил ректорскую дочь?

— Кто сказал, что он ее бросил?

— Ну, как же? Вы оба говорили, что он развелся. Разве нет?

— Милая моя, а что ему оставалось делать? Жена выставила Пашкины чемоданы за дверь, а ее папочка пригрозил уволить из консерватории без выходного пособия.

— За что его так жестоко? Ярой поклоннице надоело слушать кумира? Или Паша потребовал знаменитую скрипку, и ректорская дочь решила поискать себе пианиста?

Надя хихикнула и откусила кусочек ананаса.

— Саксофониста. Девушка снова замужем. С Белецким же все настолько банально, что даже противно. Все, как в анекдоте, только наоборот. Женушка вернулась из командировки раньше срока и…

Юля не верила собственным ушам. Как низко Пашка пал. Хотя, чему она удивляется? Ведь ее он тоже предал.

— С кем?

— Со студенткой. Девочка тут же перевелась в другой ВУЗ, а Белецкий получил от ворот поворот. Пришлось блудному сыну возвращаться домой.