Морфы: отец и сын (СИ) - Огнев Евдоким - Страница 30

— Что ты делаешь?

— Хочу тебя отмыть, — ответил я. — Только без выкрутасов.

— Ты не сказал своё имя.

— Оно тебе нужно? — спросил я, намыливая ей волосы. В этот раз не дёргалась.

— Обычно морфы представляются.

— Имя нужно для опознавания друг от друга. Нужно нам это сейчас?

— Хочешь сказать, что завтра мы забудем друг о друге?

— Нет. Я не вижу смысла друг друга опознавать.

Горячая вода обжигала руки. Мягкое тело под моими пальцами, аромат шампуня и свежести, аромат женщины — всё забыто и одновременно знакомо. Противоречия. Желание вытеснило опьянение. Совесть давно ушла в те дали, которые остались лишь во снах. Один шаг. Мы не были врагами, но мы были чужими. Нас ничего не связывало. Мне не было её жаль, как стрекоз. Я не хотел с ней прожить всю жизнь. Не было желания забыться. Инстинкты. Ничего личного.

Она закрыла глаза. Сбивчивое дыхание поднимало грудь, которую так и хотелось накрыть ладонью. В принципе мне это ничего не мешало сделать. Острые вершины затвердели под ладонью. Женщина выдохнула и посмотрела на меня. Говорят в глазах при желании можно было увидеть душу. Здесь же была пустота. Глубокая и бездонная пустота, которая пугала и манила, как глубина. Пряди прилипли к её щекам. Я попытался их откинуть в сторону, чтоб разглядеть впалые щёки и высокие острые черты лица, но она опять попыталась меня укусить, за что получила щелчок по носу.

— Я тебя предупреждал, что не надо играть.

— Не удержалась, — ответила она. На губах скользнула грустная улыбка. Взяв губку, она начала тереть кожу. — И всё-таки мы разные.

—Ненамного.

— Больше, чем кажется на первый взгляд. Для нас слабость — это стыд. Для вас, видимо, что-то другое.

— Забота — это не слабость. Слабость — уход от проблем.

— Любая слабость даёт преимущество перед соперником. Даёт право ему вытирать ноги, — ответила она.

— В семье у вас такое же выяснение отношений? — спросил я, облокотившись на край ванны.

— Нужно сразу понять, кто сильнее. Это поможет решить много проблем.

— Сила не всегда всё может решить. Мы это уже приняли из урока, который устроили себе сами.

— Ты всё равно не понимаешь, — она вздохнула. Ополоснула тело. По воде пошли темные струи. Шёрстка на её теле стала менять цвет из бурой, превращаясь в светло-рыжую.

— Порой мне кажется, что я понимаю слишком много, а вокруг одни глупцы, которые не видят очевидных вещей. Они упёрты в своих узких суждениях и не хотят раскрыть глаза, чтоб хотя бы осмотреться вокруг. Я не говорю, чтоб понять или думать. Хватит и осмотреться.

— И что мы увидим?

— Жизнь — это не то, что кажется на первый взгляд. Я могу тебе это доказать сейчас.

— А если не докажешь? — бросая мне вызов, спросила она.

— Докажу, поэтому спорить не буду. Ты проиграешь, — ответил я, проводя ладонью по её плечу. — Смотри сама. Грязь и копоть вместе с уродливыми знаками может скрывать золотистую красоту. Ты в котельне спала?

— Жила там какое-то время, — ответила она, пряча глаза.

— Но выгнали.

— Там один жил. Не особо хороший тип. Но ему плевать было на моё прошлое. Потом помер. Начал давиться. Кашлять. А потом раз и помер. Его убрали, а меня на улицу. Я не ожидала этого. Быстро всё произошло.

— Жизнь быстро меняется. К ней сложно приспособиться. Вода стынет. Иди пока перекуси.

—Оставишь меня одну? А если я заберу твой мешок и уйду?

— У меня там монеток нет. Всё сегодня потратил. А вещи… Это дело наживное. Мне их не особо жаль. Но если ты уйдёшь, то потеряешь больше.

— Что?

— Сухую кровать в этот дождливый день, — ответил я.

Риск. Она могла меня обобрать. Оставить без фонаря, сменной одежды и непромокаемого плаща. Но это были все такие мелочи… Не стоили они недоверия. Вот совсем не стоили.

В ванной пришлось задержаться. Заодно и тряпки свои освежить. Пока не моешься неделями, то грязь на вещах не кажется чем-то плохим. А вот на чистое тело она прям вызывает раздражение. Хорошее портит морфа. Заставляет его вспоминать, что есть другая, иная жизнь, в которой есть вода, еда, сухая и чистая постель, женщина, которая настороженно наблюдает за каждым движением. Не ушла. Была бы полной дурой, если бы сбежала.

Повесив вещи сушиться, я достал бутылку с водой и протянул ей. Она не стала отказываться. Соблазнительная, с длинной шей, угловатой фигурой и тонкими длинными ногами, на котором красовался браслет. Если бы кто-то организовал стрекоз, то не хотелось бы накидываться на первую встречную. Ещё и другой расы. Она накинуться хотелось. К тому же по глазам было видно, что она этого от меня и ждала. Можно было не соблюдать никакие условности. Спроса не будет. Но я хотел, чтоб она осталась. Плана не было. Лишь его зачатки на грани сознания. Оставалось понимание, что нужно сделать так, чтоб она не захотела убежать с рассветом.

Женщины были разные и одновременно в них было много одинакового. Они хотели казаться кем-то другими. Надевали маски. Играли роли. Стрекозы часто подстраивались под клиентов. Давали им то, что те хотели. Замужние не отличались. Роль. Игра. Желание стать идеалом в чужих глазах. До предела, когда это становится в один момент ненужным не игроку не зрителю. И тогда идут претензии. Глупые претензии, что зритель не оценил игру. Игрок не задумывается, а нужна ли игра зрителю. Может ему хочется снять маску игрока и увидеть не постановку, а того, кто прячется за маской. Искренность рождает искру, которая зажигает огонь. Здесь и сейчас. Без мыслей и игр. Два тела. Притяжение на инстинктах. Внимание к деталям и борьба за власть в отдельном мире, рассчитанным на двоих.

Дикарка. Жадная до ласк и забывшая, что может быть иначе. Улица не место для внимания и нежности. Там выживают. А ведь всё может быть иначе. Не по-другому, а просто иначе. Шерсть после воды станет светлее. Душа… Она не сможет отмыться. Грязь впитывается в шрамы, которые нельзя скрыть. Но всё может быть иначе. Просто иначе, чем слияние двух тел для продолжения потомства, для получения разрядки, что так долго копилась. Это не уход в другой мир и не забытье подобное алкоголю. Не попытки разобраться в чём-то. Это просто иначе, заключённое в желание и чем-то неуловимом, которое вызывает доверие, как протянутая рука тому, кто упал в грязь. Не обещание отмыть упавшего, а лишь предложение поднять лицо от грязи и посмотреть, что всё может быть иначе.

Она забылась в ласке. Я видел это по её натянутому телу, что напоминало струну. Чувствовала напряжение и желание получить то, что было почти не досягаемо. Мне было интересно с ней играть, заставлять вновь и вновь чувствовать и ощущать. Подчинять то, что было её. Что иначе близость? Минутная потеря контроля, которое пьянит похлеще вина. Этот контроль мы с ней и теряли, не замечая окружающего мира…

Глава 10. Кошечка

Я хотел уйти ещё утром, до того момента, когда она проснется, но проспал. Утро встретило теплом и сыростью за окном. Глоток чистой воды. Подруга только поудобнее легла, на освободившееся мною место. Взгляд скользил по старым стенам, которые сейчас утратили былую чистоту и красоту. А комната не такой уж была уютной. Хотя вчера казалась привлекательной, в отличие от общей залы и тем более дождливой улицы.

— Доброго утра, — зевая, сказала она.

— Думаешь оно доброе? — спросил я, взглянув в её сторону.

—Пока тепло, пока сытно, значит добро.

— Как мало надо для счастья,— ответил я, поднимаясь с кровати.

— Мы живем с тобой похожей жизнью. Довольствуемся тем, чтоимеем именно сейчас и именно здесь. Так чего удивляться? — потягиваясь, спросила она.

—Согласен. Удивляться нечему.

Из-за сырости за окном покидать комнату не хотелось. Надо было искать себе дом и прекращать бродяжничать.

Когда я вернулся в комнату после умывания, подруга уже надела свое рванное платье и теперь думала как его перевязать так, чтоб грудь была хоть немного прикрыта.

— Не получится.

—Предлагаешь мне сверкать сиськами? — хмыкнула она.