Девочка. Арифметика жизни (СИ) - Марр Риа - Страница 3

Так бы и быть мне забитым, неуверенным в себе ребенком, а позднее и подростком, если бы лет в семь, или чуть позднее, со мной не произошло чудо — я научилась читать, открыв для себя целый волшебный мир книг. Я начала читать запоем, полностью погружаясь в мир чужих грез и притягательных фантазий, так разительно отличавшийся от того мира, где я жила.

Вот в такой обстановке я и росла чахлым цветочком. Ребенком, у которого отобрали счастливое детство… Я росла, но жизнь в детдоме так и оставалась беспросветной и серой. Вечно голодная, битая, презираемая, лучше всех знающая все тайные и укромные местечки помещений детского дома, в которые мгновенно научилась прятаться при малейшей опасности. Долгое время бесконечные часы за чтением я проводила в детдомовской библиотеке, где мне нравилось буквально все. И полки, забитые книгами от пола до потолка. И сами книги. И особый библиотечный запах с примесью книжной пыли и еще того неуловимого, что и создает волшебную атмосферу сказки, в которую я бежала при первой возможности. И сосредоточенная тишина в читальном зале, нарушаемая только шорохом переворачиваемых страниц, дыханием и тихим перешептыванием редких читателей. Здесь всегда было немноголюдно, что меня только радовало. Это был мой личный рай, в котором я грезила наяву и была счастлива, забывая обо всем и о еде тоже, просиживая вплоть до самого закрытия. В частности и от того, что чувствовала себя здесь в относительной безопасности. Но с годами все изменилось. Теперь на выходе из библиотеки и ловили меня постоянно. Я перестала ходить в читальный зал, забегая в библиотеку на несколько минут, чтобы взять выбранные книги с собой. Обычно я читала на пыльном чердаке, сидя у одного из окон, сквозь немытые стекла которого пробивался дневной свет, достаточный для чтения. Или в теплом помещении котельной, в которое меня однажды позвал греться наш вечно пьяненький дворник дядя Ваня, пожалев сидевшую под осенним дождем промокшую меня. В тот день меня опять наказала воспитательница и я боялась возвращаться в комнату, выжидая, когда она уйдет по окончании смены. С тех пор мы с дядей Ваней стали друзьями, если это можно так назвать. В котельной я пряталась и отогревалась, удобно устроившись с очередной книжкой на продавленном старом диванчике, который дядя Ваня специально для меня однажды притащил с ближайшей районной свалки. Здесь я была защищена от всех и читала, читала…

Со временем я так наловчилась незаметно исчезать, что мое отсутствие на ежедневных обязательных мероприятиях воспитательницами воспринималось как должное. Не хватало мне выделенных в расписании дня воспитанников двух свободных часов для личного времяпрепровождения.

Да и опасны они были, ведь именно в эти часы начинались издевательства скучающих от безделья подростков. «Похохмим», как они говорили, отловив для своих забав очередного неудачника-малолетку. Обычное дело, не зевай, да заранее шевелись, когда видишь вдалеке толпу ребят, которым некуда девать силу, бурлящую в крови. Не идти же им, в самом деле, в спортивный зал с многострадальным ветхим «козликом», из которого от времени и шалостей ребятни труха из-под обивки сыпалась. Или на футбольное поле с ржавыми металлическими воротами, которое время от времени оглашалось криками гоняющей мяч малышни. Почему-то старшие ребята появлялись там, только когда хотели покурить украдкой в чахлой зелени, окружающей его, или на уроках физкультуры. Нет, однажды спонсоры подарили детдому уличный спортивный комплекс с комплектом силовых тренажеров под полипропиленовой крышей, который своими силами и установили, облагородив один из пустырей детдома. И даже торжественно открыли его, перерезав красную ленточку. Но простояли те недолго, в одно утро на месте бывшей площадки, там, где тренажеры стояли, остались только разрытые ямы. Администрация детдома не спешила отвечать на вопросы разочарованной ребятни, отделываясь фразами типа «Да откуда мы знаем?». Темная история, но больше нам тренажеры почему-то не дарили.

Драки так разнообразят серые будни. Даже девчонки нападают, как дикие звери. Тоже толпой, они молча подходят, беря тебя в кольцо, из которого не вырваться, пока кто-то из шестерок, со спины, исподтишка, без предупреждения, внезапно набрасывается на тебя, тем самым давая команду остальным. Стараются в первую очередь схватить за волосы или за горло, применяя удушающий захват, бьют по закрытым частям тела, оставляя чистым лицо, чтобы потом синяки и гематомы не могла увидеть одна из воспитательниц. Ведь ты уже не наивная малышка, и падать, путаясь в собственных ногах, не можешь. Да и лесенка с третьего на первый этаж не такая высокая, чтобы ты не изучила за годы каждую ступеньку до малейшей щербинки. Воспитательницы тоже не наивные слепые котята, а после того, как в нашем детдоме сменилась после проверки заведующая, открыто щеголять синяками на видном месте стало чревато. Начинались многочисленные, дотошные вопросы и, если я молчала, то некоторые ребята, нет-нет, да проговаривались об избиениях. Неважно, что они потом получали сторицей за свой язык, но получить нелицеприятную запись в личное дело не хотел никто.

А так как я вечно витала в облаках, обдумывая очередную прочитанную историю и представляя себя непременно на месте героини, то надвигающую на меня опасность могла рассмотреть, лишь столкнувшись с ней нос к носу, под радостный гогот пацанов и девчонок: «Попалась, Одуванчик»! Многим я казалась смешной дурочкой, местным изгоем, безнаказанно третировать которую можно до слез, ведь в отличие от других жертв я не визжала, не звала друзей на помощь, их просто не было, молча терпела боль, лишь крепче стискивая зубы от слишком уж болезненных ударов, или когда особенно рьяно пытались проредить мою шевелюру, с кровью выдирая пучки волос.

И если раньше только этим и обходилось, то в последнее время, с леденящим душу ужасом, пришло понимание, что меня еще пацаны тискать начинают с особым усердием, довольно перепихивая по кругу от одного к другому. Облапывая при этом во всех местах и заставляя передергиваться от омерзения, когда очередная рука жадно и крепко хватала за грудь или больно вцеплялась в ягодицы. Гадко, противно, невыносимо! Идиоты озабоченные!

Конечно, я понимала, чем мне это может грозить. Ведь по сравнению со сверстницами я выглядела старше, потому что мои вечные жевания сказались на фигуре. Засиживаясь за чтением, частенько могла пропустить обед или ужин, жуя свои немногочисленные запасы. А если мне везло, и на кухне была смена раздатчицы тети Нюси, которая еще подрабатывала посудомойкой, до позднего вечера задерживаясь за мытьем посуды и полов, то мне обычно перепадала щедрая порция разваренных макарон с несколькими ломтями хлеба. Что тоже добавляло мне лишних килограммов.

Я была толстая! По утрам, мельком взглянув в зеркало, не хотела видеть свое отражение, это круглое лицо с пышной копной волос, до сих пор не желавших лежать красивыми ровными прядями и напоминавшие мне самой последствия пронесшегося над головой урагана, неслышному зову которого лететь вслед за ним мои волосы не могли сопротивляться. Что я там не видела-то? Как это безобразие могло сочетаться с воздушно-зефирными, утонченными героинями из книг, на которых я так хотела походить. Их тонкие нежные пальчики благоговейно лобызали влюбленные кавалеры, каждый второй из которых обязательно в конце оказывался заколдованным принцем. А мои толстые сосиски с обломанными ногтями показать окружающим страшно.

Я переживала, а рядом не было никого, кто бы мог объяснить, что небольшая девичья пухлость со временем пройдет без следа, если я немного добавлю физической нагрузки для своего тела. Я бросалась из крайности в крайность, борясь с ненавистными килограммами, голодая по несколько дней, чтобы потом опять начать жевать, впадая в отчаяние. Вес неуклонно рос.