Погребенный кинжал - Сваллоу Джеймс - Страница 15

Юноша бросал трупы в этого монстра, уклоняясь от следующего кислотного выброса. Он нанёс удар по коленному суставу ближайшей ноги. Сабля прорезала кожу и мышцы, но при встрече с хрящами и костями клинок остановился, сила удара отбросила его руку и заставила зверя-убийцу завопить от сильнейшей боли.

Юноша попытался выдернуть оружие, но оно согнулось в руке и, в конце концов, разломилось на две части. Он отшатнулся назад, сжимая обломок сабли в момент контратаки монстра. Еще одна гигантская конечность, на этот раз оканчивающаяся широкой тройной ладонью, вцепившись, впечатала его в землю. Тварь провернула этот трюк несколько раз. У Мортариона зазвенело в голове, и он потерял концентрацию. Он воткнул осколок сабли в монстра, и оружие скрылось от его глаз. Мортарион крутился вокруг, пытаясь поймать свой пистолет за прикреплённую цепь, но бешено швырявший его зверь-убийца не давал это сделать. Следующий удар был нанесен с такой силой, что погнул его броню и сломал кость. Голову Мортариона вдавило в землю, его рот и горло наполнились пеплом от костров Хетемре. Юноша был силён, пожалуй, сильнее любого низшего или чемпиона Владык. Он был силён, но не непобедим. Пепел душил его, вытягивая воздух из мощных лёгких. Напряжение от сильных эмоций потрясло его, мимолётный момент, в который он почувствовал страх. Эта эмоция не была ему чуждой. Благодаря своей феноменальной памяти он помнил букет этого напитка, помнил то, что едва ли мог когда–либо понять с того момента, как покинул пространство некоего подобия лона. Страх, незнание и непонимание таились именно в воспоминаниях. Он не знал, кто он и зачем находится здесь. Тоскливое, обескураживающее одиночество. Мортарион сделал то, что делал всегда: использовал это топливо, поддерживая свою волю к жизни. Он не погибнет. Слишком много вопросов оставалось без ответа, слишком много в его происхождении белых пятен. Тень смерти пришла сюда не за ним. В данный момент она была его опекуном.

Борясь с чудовищным давлением когтей убитого зверя, Мортарион пытался вдохнуть ещё раз, чтобы задержаться в этом мире ещё на мгновение. И тут он увидел свет. Золотой свет, заключенный в клинке массивного ятагана, что горел ярче, чем истина. Сабля рассекла воздух с оглушительным свистом, и он понял свою ошибку. Великолепный, совершенный оттенок исчез, и зависшее над ним оружие оказалось просто чем–то ржавым и проклятым. Сердце юноши замерло, когда он понял, что сегодня провалил испытание. Лезвие отсекло конечность, удерживающую его, и давление исчезло. Мортарион вскочил на ноги, откашливаясь от пепла, который чуть было не задушил его. Он увидел, как орудие нанесло еще один жестокий удар. На этот раз ятаган разрезал монстра и выпустил его внутренности наружу, в туманный день. Предсмертный крик зверя-убийцы был жалким детским воплем, эхом, отразившимся от склона горы. Пока он утихал, огненные клочья летели среди чёрных клубов дыма, выбрасываемого из башен танков-сталкеров, поднимавшихся с горного хребта. Остатки отряда убийц Владыки Хетемре были разорваны на части, та же участь постигла нескольких големов Мортариона — они были слишком медленными и не могли покинуть зону поражения. Юноша обернулся, зная, кто сейчас стоит за ним. В воздухе витал отвратительный запах ночных одежд его приёмного отца.

— Мальчик, — протянул Некаре, величайший из Избранных Барбаруса, Верховный Владыка, — ты разочаровываешь меня, — слова презрительно сочились из его рта.

Достаточно высокий, чтобы смотреть сверху вниз на стройную фигуру Мортариона, Владыка был похож на кусок обгоревшего угля, которым обычно рисовали безумцы. Он был одет в плащ с капюшоном из парусины, такой тёмный, словно он поглощал весь свет вокруг себя. Мёртвая плоть рук и лица Некаре была кошмарной и чуждой. Если его предки и имели какое–то родство с людьми, то теперь эта история была выжжена и забыта. Некаре был чудовищен, как и все остальные Владыки этого мира. Вселенная решила выразить всю полноту слова «жестокость» в живом и дышащем существе. Огромный ятаган, разрезавший монстра надвое, исчез в складках его одежды, хотя казалось невозможным вложить в ножны оружие такого размера. Владыка сделал шаг вперёд без особых усилий, словно скользя по выжженной земле. Даже этот простой поступок был ниже его достоинства.

— Сколько ещё раз я должен спасать тебе жизнь? — Некаре никогда не уставал задавать этот вопрос Мортариону. Юноша слышал его после того, как мальчиком был брошен в яму с голодными псами прежде, чем научился ходить. Он задавал этот вопрос, когда раздел Мортариона догола и приказал ему карабкаться по самым крутым скалам во время кислотной бури. Он задавал этот вопрос, когда заставил его мальчишкой убить голыми руками легион големов, а потом ещё один. Некаре всегда осуждал и насмехался. Владыку никогда не удовлетворял ответ.

— Я не нуждался в помощи, — ответил Мортарион, сплёвывая пепел на землю. — Я вполне способен убивать в одиночку.

Некаре выгнулся дугой и наклонился ближе, и юноша почувствовал, как страница медленно переворачивается к новой сцене в этой пьесе.

— Ты не заслужил такого права, сынок. Ты никогда не осмелишься исчезнуть из моего поля зрения, запомни это. Ты живёшь по моей милости.

— Я понимаю, — Мортарион склонил свою голову, но не из благодарности, а потому что этого ждали. Юноша уже давно возненавидел рассуждения своего приёмного отца о том, как он сохранил ему жизнь. У юноши бывали и мрачные дни, когда он действительно жалел о том, что Владыка просто не убил его как подкидыша. Рассказ о своём появлении на свет был известен парню частично из его собственных воспоминаний о событиях, частично — из рассказанного Владыкой, когда тому нужно было заручиться его благодарностью в момент избиения за своенравие.

Верховный имел репутацию жестокого существа, вынуждающую даже его товарищей-Владык умерить свой пыл, но в то же время он был достаточно капризным.

В тот день он омыл мрачные вершины гор кровью соперника и после этой резни отправился позлорадствовать над всеми мёртвыми на территории покойного Владыки. Павший враг что–то скрывал, приз, который, по словам Владыки, упал с неба. Некаре решил, что будет владеть им просто из принципа и ревности.

Приз оказался не совсем тем, чего он ожидал. Среди полей, усеянных трупами, разбросанными по склону горы, раздался крик новорожденного, нарушивший мёртвую тишину. Владыка не решился убить детёныша, он был заинтригован его сверхъестественной стойкостью. Ребёнок был похож на низшего, на человека. Он должен был умереть. И всё же…

Некаре с удовольствием высмеивал молодого Мортариона этой историей, он рассказывал её совсем иначе: найдёныш — это ложь, которую он состряпал от скуки, а правда была в том, что мальчик был неудачным экспериментом, который проводил сам Владыка из «позаимствованной» сырой генетической материи низших. Каким бы ни было происхождение Мортариона, на ребёнка претендовал Некаре. Он впоследствии и дал ему имя — слово на местном диалекте высокого готика, означавшее «Рождённый от Смерти». И в своей извращённой, нечеловеческой манере Владыка растил Мортариона как своего наследника.

Первым делом он проверил пределы возможностей Мортариона, определив концентрацию токсинов, которую ребенок может выдержать. Впоследствии он использовал это знание для строительства на определённой высоте горного хребта жилища, обнесённого стенами. Оно должно было находиться достаточно высоко, чтобы отравленная атмосфера держала в узде быстрорастущего мальчика, и в то же время подальше от долин низших. И уж точно вдалеке от его собственного тёмного замка на самой вершине, куда бы юноша не отважился подняться. Однако они никогда не были привязаны друг к другу. Это были жёсткие корыстные отношения, приносившие пользу только отцу. Мальчик стал юношей, а юноша стал орудием Владыки.

«Возможно», — подумал Мортарион, — «это и было его целью с самого начала. Превратить меня в оружие, которым руководит гнев и ненависть».

— Ты верен мне, сын мой, — нараспев произнес Некаре, придавая заявлению твердости. — Но тебе так многому предстоит научиться, и твой путь только начался, — он покачал головой. — Это последний раз, когда я спас тебя. Если ты покажешь себя слабаком ещё раз, я отдам тебя на растерзание резчикам плоти.