Кровь нерожденных - Дашкова Полина Викторовна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/58
• Следующая

– Он спешил. Обнаружил, что не ту убил, – задумчиво заметил Кротов, – спрятал наспех, кое-как, чтобы сразу не заметили. Личность убитой установили?

– А как же! Романова Наталья Викторовна, 1968 года рождения. У нее в кармане куртки справка валялась из обменного пункта. За два дня до убийства Романова поменяла пятьдесят долларов, а справочку скомкала и сунула в карман. Облегчила нам работу. И знаешь, зачем она в этот двор зашла? За кирпичом!

– За каким кирпичом?

– Есть народное средство от простуды, – стал объяснять Сичкин, – берут здоровый кирпич, моют, кладут на конфорку, на рассекатель, греют на медленном огне, сверху сыплют толченый чеснок и чесночным паром дышат через трубочку. Так вот, у Романовой младший брат простудился, вот она и пошла с утра на ближайшую стройку за кирпичом.

– Помогает? – тихо спросил Кротов.

– Что? – не понял Сичкин.

– Кирпич от простуды помогает?

Зазвонил внутренний телефон. Кротова вызывал к себе его непосредственный начальник полковник Казаков.

– Проходи, садись.

Казаков расхаживал по кабинету, рассеянно брал в руки разные предметы – то пепельницу, то крышку от графина, то книгу с полки – и тут же клал куда-нибудь в другое место.

Ничего хорошего это не предвещало. Полковник был в самом мрачном расположении духа.

Еще в четверг вечером, после разговора с Леной, Кротов позвонил Казакову домой и в нескольких словах изложил ситуацию, не упомянув, правда, что встреча с Леной в «Макдоналдсе» была первой и до этого они знакомы не были.

Выслушав его тогда, Казаков вздохнул: «Тухлое это дело, Серега, ничего не докажешь».

А сейчас, не глядя на Кротова, он раздраженно произнес:

– Поздравляю. Ты отстранен от расследования генеральским приказом.

– Почему? – не удержался Кротов, хотя ответ уже знал сам.

– Да потому, Сережа, что ты у нас получаешься фигурант – первый и пока единственный. Отелло на Шмитовском никто, кроме тебя, шлепнуть не мог. Так что картина вырисовывается ясная – до тошноты. Ты и сам понимаешь.

– Подожди. Но я ведь был в Черемушках!

– Да проверяли, – безнадежно махнул рукой Казаков, – районный следак сказал – ты их дождался и через десять минут пулей вылетел. Они еще на тебя разозлились. Ты указаний надавал и слинял быстренько. А кому охота копаться? Там же все очевидно: острая сердечная недостаточность. От Черемушек до Шмитовского езды минут тридцать пять, от силы сорок. Пробок в воскресенье никаких особых не было. А ты сколько ехал?

Кротов ехал до Шмитовского час. Пятнадцать минут ушло на поиски бензозаправочной станции в плохо знакомом районе, еще десять – на заправку.

– Мне пришлось заправиться. Бензин был на нуле. Вот тебе и двадцать минут.

– А зачем тебя вообще в Черемушки понесло, к этому, как его?

– К Курочкину. К Дмитрию Захаровичу Курочкину. Он – тот самый врач, который сказал, будто ребенок погиб. Именно он усыпил Лену и отправил в Лесногорск. Согласись, мое желание побеседовать с ним вполне понятно.

– Ох, Серега, – тяжело вздохнул Казаков, – я понимаю, у тебя любовь: ты ходишь с сияющими глазами и с идиотически-счастливой физиономией. Но ведь тебе сорок лет, ты подполковник МВД, у тебя высшее юридическое образование. Неужели ты не понимаешь, что вся эта история с похитителями неродившихся младенцев – бред. Я ведь после твоего звонка консультировался со специалистом из Минздрава. Он мне популярно все объяснил. В Лесногорской больнице действительно работает экспериментальная лаборатория. Она существует уже три года и к беременным женщинам отношения не имеет. Никакая мафия за твоей зазнобой не гоняется. А убийство, вернее, покушение на убийство – чистая бытовуха. Ревность. Где ты видел, чтобы киллер таскал с собой в кармане фотографию жертвы? Сейчас я тебе вкратце обрисую предварительную версию, а ты мне возражай.

– Чью версию? – усмехнувшись, спросил Кротов.

– Генеральскую. Так вот. Убитый Бубенцов узнает о романе своей бывшей жены.

– Они развелись восемь лет назад, – напомнил Кротов, – у него потом две семьи сменилось.

– Но последний раз встречались три месяца назад, и он хотел возобновить с ней отношения. Может, он всю жизнь ее одну и любил, а она его послала подальше. Он звонит, назначает ей встречу, просит прийти в тихий безлюдный дворик, где произошло их последнее объяснение. Там капитальный ремонт, народу ни души. В состоянии аффекта он стреляет в другую женщину, которая случайно зашла во двор и имела несчастье быть похожей на Полянскую, особенно издали, в темных очках. Убитая падает, очки слетают. Обнаружив ошибку, он кое-как прячет труп, несется в квартиру, где объект его страданий преспокойно принимает душ. А в самый решающий момент входишь ты и успеваешь пальнуть на секунду раньше. Ты поступил совершенно правильно: спас жизнь женщине и ребенку, застрелил убийцу. И тогда вполне естественно, что Полянская как бы не помнит, кто ее так заботливо вытаскивал из душа и укладывал в постельку. Она, конечно, не выдаст тебя. Между прочим, обморок, который, по ее словам, с ней случился, не может продолжаться более трех минут. Так что покушение на твою зазнобу – чистая бытовуха.

Кротов сидел молча и слушал Казакова спокойно. Он еще в самом начале разговоpa поставил перед собой задачу – спокойно слушать.

– Ну, возражай мне, что ты молчишь? – Казаков нервно крутил сигарету. Многие годы он курил только «Яву», и даже когда Москва наводнилась импортными сигаретами всех марок, своей привычке не изменил. Покупал «Яву» блоками, раскладывал по батареям распечатанные пачки, долго сушил...

– Не буду, – сказал Кротов, – не буду я тебе возражать. Ты сам прекрасно понимаешь, что вся эта версия про Отелло с глушителем и отмычками – чушь собачья. И что Полянская – не сумасшедшая, тоже догадываешься, хотя никогда ее не видел. Кстати, с кем именно ты консультировался? Не с Буряком случайно?

Казаков кивнул.

– Врет твой Буряк! И ты сам это чувствуешь, – закончил Кротов.

– Ну, чувствую, и что? – Казаков наконец закурил почти выпотрошенную «явину». – Ты лучше спроси меня о другом: зачем тебе, Сергею Кротову, понадобилась вся эта инсценировка с третьим неизвестным, если в твоих действиях, продиктованных крайней необходимостью и совершенно понятных, не было состава преступления? Куда делось оружие, из которого ты стрелял? Или – как мог Бубенцов обознаться, даже в состоянии аффекта, если до смерти любил твою Полянскую? Как он мог ее с кем-то перепутать? В общем, вопросов масса, а в итоге получается тухлый «висяк».

Кротов встал.

– Я могу идти, товарищ полковник? Меня как – только от этого дела отстранили или от всех сразу?

– Ладно, Серега, брось. Ты на меня-то бочку не кати. Нам с тобой еще к генералу на ковер... В общем, так. Ты сейчас берешь неделю в счет своего законного отпуска. Тебе надо заняться здоровьем и нервами твоей Полянской и многими другими неотложными домашними делами. Если что – звони, буду держать тебя в курсе. Но не забывай, ты будешь заниматься своими частными делами. А я чем могу, помогу.

Полностью противореча своим привычкам, Казаков встал и проводил своего заместителя до двери кабинета.

– Слушай, Серега, а этот ребенок – твой или нет?

– Мой, – ответил Кротов и вышел.

Лаборантка Любочка, которой Кротов отдал на экспертизу банку с прозрачной жидкостью и преподнес в качестве аванса за срочность коробку конфет «Рафаэлло», пила в углу лаборатории кофе с этими самыми конфетами.

– Спешу вас обрадовать, Сергей Сергеевич! – улыбнулась она. – В этой банке жидкость, по своему составу напоминающая – знаете что? Околоплодные воды! Это фантастика – наполнить околоплодными водами банку для капельницы! Кофейку хотите?

– Не откажусь, спасибо. – Кротов придвинул стул и сел.

– Могу еще добавить, что в жидкости этой находился скорее всего живой плод. Вам сахару сколько?

– Два куска, – машинально ответил Кротов. – Разве это тоже можно определить?

• Предыдущая
• 37/58
• Следующая