Херувим - Дашкова Полина Викторовна - Страница 49

• Предыдущая
• 49/106
• Следующая

Старое шоссе было почти пустым, но Володя все равно вел машину очень медленно, осторожно, и когда Наташа о чем-то спрашивала, просил не отвлекать его. Она чувствовала, как он волнуется, и это ей было приятно. За окнами дымились призрачные Саяны, вдоль шоссе, по подножию гор, ослепительно сверкали заросли незабудок, еще влажные после туманной ночи. У Наташи стали слипаться глаза, она не заметила, как заснула.

Проснулась она от громкого стука и оттого, что машина стояла. Володи рядом не оказалось. Наташа увидела ветровое стекло, залитое водой. По брезентовой крыше «газика» стучал крупный, частый дождь. Было мрачно и холодно.

–?Что случилось? – спросила она, обернувшись к Пантелеевне. – Где Володя?

–?Вот, видишь, какая беда, – невнятно забормотала фельдшерица, – колесо прокололось, Володя меняет на запасное.

Наташа открыла дверцу, высунулась, и ее сразу окатило водой. За пеленой ливня она увидела Володю, он сидел на корточках у заднего колеса.

–?Не вылезай, простудишься! – крикнул он. – Скоро поедем, ничего страшного.

Наташа послушно спряталась, закрыла дверцу. С волос капало, в летнем платье и тонкой вязаной кофточке было холодно, после неудобного сна сильно ныла поясница. Она попросила Пантелеевну передать одеяло. Та долго возилась, наконец протянула ей маленький плед из толстой байки. Наташа закуталась, но все равно ее трясло, то ли от холода, то ли от волнения. Боль в пояснице никак не проходила. Накатывала волнами, да такими сильными, что хотелось застонать.

Володя залез в машину. Он был мокрый насквозь.

–?Сейчас передохну немного, погреюсь, и вперед, – сказал он чересчур бодрым голосом, – ты как себя чувствуешь? Ничего?

–?Нормально, – так же бодро ответила Наташа, – ты смотри не простудись. Тебе бы сейчас переодеться... Ой, какая же я дура, совершенно ничего запасного для тебя не взяла. Там в сумке только мой халат, бельишко всякое. Хочешь, сними гимнастерку, надень халат.

–?Ну конечно!

–?Тебя все равно никто не видит. Противно ведь в мокром. И вредно. Ой, дура я какая! Набрала кучу барахла, а о тебе не подумала.

–?Ну кто же знал? – улыбнулся Володя. – Ладно, успокойся. Халат тебе самой пригодится. Давай-ка мы, пока стоим, спокойно перекусим. Ты ведь набрала целую гору еды. Кира Пантелеевна, вы есть хотите?

–?А то! – радостно отозвалась фельдшерица и тут же зашуршала, завозилась. Сумка с продуктами стояла рядом с ней. – Ну, кому чего доставать? Тут вот яички, бутерброды с колбасой, с сыром, – она передала им термос с горячим чаем, бумажный пакет с бутербродами и сама принялась громко жевать. – Эй, Наталья, а соль у тебя где?

–?Там, посмотрите, баночка из-под валидола.

–?Ага, нашла.

Наташа обхватила ладонями раскаленный жестяной стаканчик с чаем, поднесла его к губам, но чуть не пролила. Новая волна боли заставила сжаться и стиснуть зубы.

–?Что с тобой? – тихо спросил Володя.

–?Ничего. Спина почему-то болит. Продуло, наверное.

После еды Володе захотелось курить, но при Наташе, в закупоренном салоне, он не мог. А на улице, под ливнем, это было невозможно. Он знал, что стоять им придется долго. Он не сумеет поменять дырявую покрышку, потому что нет домкрата. Придется ждать, когда мимо проедет какая-нибудь машина. Но это произойдет не раньше, чем кончится ливень и подсохнет шоссе. Нормальный шофер без крайней нужды по мокрому серпантину не поедет, переждет. Стоять пришлось, даже если бы не полетела покрышка. Другое дело, что потом, когда дождь кончится, может пройти и час, и два, пока появится кто-нибудь на дороге.

–?Ты такой мокрый, что даже на меня натекло, – с нервной усмешкой сообщила Наташа, – я почему-то сижу в луже. Ой, мамочки!

–?Докторская-то колбаска хороша, – пропела сзади Пантелеевна, – смотри-ка, тут еще охотничьи сосиски есть, целая коробка. Это, что ли, из офицерского заказа? У нас в продмаге такой радости отродясь не бывало.

–?Володя! – отчаянно крикнула Наташа. – Очень больно, не могу больше терпеть! Поехали скорей!

–?Что, Наташа, где больно? – Володя от неожиданности уронил на пол кусок газеты с яичной скорлупой и резко развернулся.

–?Везде... Спина, живот, все болит у меня, будто пополам режут, – простонала Наташа.

–?Эй, ты чего, девка, ты это погоди, нельзя! – испуганно запричитала Пантелеевна. – Рано тебе, еще недели две, а то и больше.

В ответ Наташа страшно вскрикнула, потом задышала тяжело, часто, и наконец произнесла чужим, сдавленным голосом:

–?Подо мной все мокро. Это не от дождя. Я знаю. Это воды отошли.

–?Какие воды, Наташа? – шепотом спросил Володя. Он вдруг заметил, как за несколько минут ее лицо осунулось, заострилось, и ему показалось, что она бредит.

–?Какие-какие, – подала голос фельдшерица, – околоплодные, вот какие. Черт бы побрал вас обоих, и зачем только я с вами связалась? Давай уж, ехай, может, успеем? Первые роды все-таки, часов пять у нас есть.

–?Не могу я ехать! – крикнул Володя. – Домкрата у меня нет, поняла?!

–?Ой, твою ма-ать! Ну и чего теперь?

Дождь все хлестал, барабанил по крыше, брезент просел. Одинокий военный «газик» под черным небом, посреди огромных диких, пронизанных ливнем Саян казался крошечным и легким, как детская игрушка. Порывы ветра трясли его, надували мокрый брезент. С одной стороны была пропасть, с другой подножие горы, и на многие километры ни души вокруг. Пантелеевна, матерясь, вылезла из машины. Володя на руках перенес Наташу на заднее сиденье, кое-как они вдвоем ее уложили, и Володя почувствовал, что изо рта фельдшерицы крепко разит перегаром.

–?Ну говори, что делать? – крикнул он ей в самое ухо.

–?Не ори! – огрызнулась Пантелеевна. – Спирт или водка есть у тебя? Для дезинфекции надо!

–?Была водка, да ты ее всю вылакала, старая алкоголичка! – тихо и зло прохрипел Володя.

–?Кто, я алкоголичка? Я?! Да еще старая?! Ну спасибо, век тебе этих слов не забуду! – Пантелеевна покраснела до слез. – Ну хлебнула немного, чтоб не простудиться, там и было-то всего в поллитровке на пару глотков.

–?Там была полная бутылка! – рявкнул в ответ Володя.

–?А тебе жалко, да?

–?Дура, что делать, говори? Ты фельдшер! Хоть и пьяная в дым, но все-таки фельдшер. Соображай, пожалуйста, Пантелеевна, миленькая, очень тебя прошу, помоги!

От Наташиных криков у Володи все сжималось и болело внутри, ему хотелось зажать уши и убежать.

–?На дне сумки одеколон «Красный мак», – успела произнести Наташа и опять зашлась жалобным звериным стоном.

Она знала, что рожать больно, и все равно ждала этого события как праздника. Восемь месяцев беременности, таинственный, уютный кусок жизни, когда особенно крепок и сладок сон, совсем другой вкус у еды, у воздуха, и все запахи вокруг становятся гуще, а краски ярче, эти восемь месяцев счастливого ожидания никак не могли закончиться такой чудовищной болью. Она уже не слышала грохота ливня и воя ветра, боль захватила ее целиком, и ничего другого не осталось.

–?Что теперь? – донесся до нее испуганный голос Володи, когда отпустила очередная схватка.

–?Ничего. Теперь только ждать, – ответила ему Пантелеевна, – или вот, возьми пока, посмотри там, какие есть чистые тряпки. Она говорила, там халат, бельишко. Наталья! Ты давай не кричи так, воздух у ребенка отнимаешь. Дыши, как собака на жаре, неглубоко и часто. Отдыхай, когда схватка отпускает. Расслабляйся.

–?Володя... там сумка клеенчатая синяя, в ней одеяльце, пеленки, чепчик... – невнятно простонала Наташа.

–?Чепчик! – рявкнула Пантелеевна. – Ты лучше подумай, чем пуповину перевязывать...

Но Наташа уже ни о чем не могла думать. Было так больно, что сыпались искры из глаз.

Неизвестно, сколько прошло времени. Ливень кончился, выглянуло солнце. Так и не проехала мимо ни одна машина. Наташа то слышала Пантелеевну и Володю, то не слышала, оглушенная очередным приливом боли. Когда она ясно поняла, что сейчас совсем умрет, ей прямо в мозг врезался очередной приказ фельдшерицы. Сначала нельзя было тужиться. Потом, наоборот, надо, изо всех сил.

• Предыдущая
• 49/106
• Следующая