Дерзкие рейды (Повести) - Одинцов Александр Иванович - Страница 24

— Девочки. Старшей назначаю Тоню. Затаитесь тут и ждите… — объявила Леля.

— Одной — в разведку!.. — воскликнула Нина. — Мы что тебе — бессловесные? Не пустим одну!

Было не до споров. Некогда. Леля согласилась пойти в Рузу вдвоем с Ниной. Сама Леля ни разу не произнесла слов «в разведку». Говорила только насчет обмена одежонки (или пустых уже, но добротных заплечных вещмешков) на продукты… Но и не возразила, когда подруги вели речь о разведке в Рузе, как о главном. Уничтоженный прямо перед глазами немецкий грузовик и два взрыва на шоссе внушили девчатам безграничную веру в свои силы. Потребуется — и наверняка пройдут без крошки во рту еще с полсотни, и даже сотню километров. Однако как довольствоваться только тем, что достигнуто совместно с ребятами? И, говоря начистоту, главным образом их руками. Почему бы не добыть и ценные сведения в придачу?

— Отойдите немного вглубь и наблюдайте за опушкой, — Леля пожала руки остающимся подругам. — Если не вернемся часа через два, не ждите больше! Сматывайтесь! Тоня, приказываю блюсти дисциплину.

— Слушаюсь! Однако прямо говорю: подождем и еще.

— Хорошо, но не дольше трех! — голос Лели звучал уже непреклонно. — Слышишь, Зинка? Тебя особенно предупреждаю. Выполняйте приказ. И — до свиданья.

Из-за старых, крапчато-темных берез Зина и Тоня долго и неотрывно смотрели вслед подругам… Те ни разу не оглянулись. И правильно! Вдруг со второго этажа памятного Леле здания кто-нибудь наблюдает за двумя в грязно-зеленых стеганках?

Шагали да шагали.

Изредка проносились грузовики, раскидывали ошметки грязи. Подруги проворно отпрыгивали на обочины, в поникшую ломко-хрустящую траву. Таскаетесь, гады, по нашим дорогам? Оттаскаетесь!

Вот и окраина Рузы. Теперь под ногами не проселочная слякоть, а булыжная мостовая, хоть и выщербленная. Глазам открылась улица, прямая и на два-три квартала безлюдная, только вдали — серо-зеленые шинели.

Подруги живо свернули в узкий переулочек. Сначала — добыть хотя бы вареной брюквы.

Зияющий провал в заборе, здесь когда-то были ворота, калитка… В серой глуби замусоренного дворика мелькает красная рубаха — худенький парнишка неумело колет дрова. Вот уж кому пригодятся теплые шерстяные носки! Наверно, хоть чутошную краюшку вынесет за эту мелочь.

Леля запустила руку во внутренний кармашек стеганки, вытащила носки. Держа перед собой, пошла вперед.

— Будь алы совсем одни, так и заработали бы хлебца, — на ходу шепнула Нина подруге. — Дровишки, например, я колю посноровистей…

Шумно, тяжело дыша, парнишка отбросил чурку с застрявшим в ней топором; сдвинул шапку на затылок, отер лицо рукавом рубашки…

Подруги, подойдя, ахнули: как обознались!.. Перед ними кряхтел и жался тощий старичина, которому, похоже, под восемьдесят. Леля, в явном замешательстве, безмолвно протянула ему носки. Старичок отмахнулся очень сердито, не спуская с пришелиц слезящихся, но зорких глаз, попятился, на ощупь ухватил пальтецо с козел и натянул на себя. Сизоватые озябшие руки чуть не до локтя вылезли из рукавов: женское пальтецо-то; наверно бабкино… Все еще прерывисто дыша, он бодренько засеменил к дому, вбежал на крылечко без перил и скрылся.

Леля бросила носки Нине. Пригнулась, ухватила топор, увязший в непобежденной, сучковатой чурке, трахнула обухом о колоду — чурка раскололась… А дедок уже вынырнул из домишка. Подбежал и протянул Леле три большие, слегка пригорелые лепешки, присыпанные отрубями. Взяв их, девчата благодарно поклонились.

Что-то вроде умной, понимающей усмешки мелькнуло на сморщенном лице старика. Глянул, с каким усилием сдерживает свой кашель тонюсенькая гостья, как она, все еще держа наготове теплые носки, уже не решается протянуть их, снял облезлую шапчонку, прощально помахал девушкам.

А те снова поклонились, и — за ворота. Там, отойдя немного, съели одну лепешку. Переулок оставался безлюдным.

— Сейчас подкрепим нашу легенду, что возвращаемся о Смоленск, — сказала Леля. — Добудем свидетелей.

Подруги подошли к угловому дому — кирпичному, большему. Поднялись на новенькое крыльцо веранды, постучали в застекленную дверь. Когда вышла хозяйка дома, Леля спросила:

— Как пройти на Смоленск?

— Ступайте к реке, да поторопитесь! А там — через мост! — женщина громко захлопнула за собой дверь.

— Странно, — брезгливо пожала плечами Нина. — Почему торопиться? До комендантского чеса еще далеко. Боится тетеха.

Леля раздумывала. Только когда пересекли поперечный переулок, ответила:

— Побаиваются. Может статься, к ним или соседям уже забредали молодые люди в таких же стеганках. И даже располагались на ночлег. А приказ такой: «Хозяин обязан предоставить свой кров любому, кто попросится; но сразу сообщить о гостях в комендатуру». Может, уже схватили кого-то…

— Тогда незачем отираться по глухим проулочкам, будто чего-то опасаемся.

— Подозрения могут явиться везде, — сказала Леля. — Но ведь, идя в разведку, не предусмотришь, как все сложится.

Сейчас они подходили к скоплению грузовиков на перекрестке.

С левой стороны показались трое немцев в фуражках с высокими тульями — офицеры… Остановились на перекрестке, словно поджидая кого-то. И вдруг оглушительно захохотали. Самого длинного пополам изогнул этот смех, безудержный, самодовольный… Офицеры, кажется, даже не взглянули на двух девушек в линялых, грязных стеганках.

Подруги свернули налево и зашагали по широкой, прямой улице.

— Большого скопления фашистской солдатни не видно, — тихо сказала Нина.

— Да, не заметно. Только не забывай, мы слишком усталые… Даже обыкновенное любопытство повыветрилось… Нам бы поскорее домой, в родной Смоленск!

— А я — что?

— Крутишься, туда-сюда зыркаешь. Кому-то может броситься в глаза.

Впереди — через квартал или немного дальше — двухэтажные дома как бы начали врастать в землю, постепенно сплющивались.

— Под уклон уже дорога, к реке… — Леля всматривалась в отдаленные, лишь смутно чернеющие меж оголенных берез домики на том берегу. Нина толкнула ее локтем. И взглядом показала вправо.

Там, посреди взрытого, бугристого пустыря, на высоких кольях была растянута маскировочная сетка.

— Жива не буду, а гляну, — воскликнула она, уже отбегая.

— Назад! — Леля слегка повысила голос, и Нина срезу послушалась.

— Лелька! — задыхаясь от возбуждения, шептала Нина. — Там же капонир! Из земли торчит орудийный ствол с набалдашником! Это же танк! Ага, вот и не зря мы пришли! Кое-что подглядели. Но только странно: здесь уже западная окраина, а линия фронта — на востоке.

— Мост стерегут, — сказала Леля. — Резерв охраны.

— Боятся, гады, нападения и с запада… Может, опасаются наших парашютистов!

Еще несколько шагов — и открылся грязный, кривой проулочек: насколько хватал глаз — сплошные заборы по обеим сторонам. В лица дохнуло сырым, с гнильцой, ветерком. Улица резко пошла под уклон, и стала видна река безрадостного свинцового цвета. Ближе к берегу дорога загибалась вправо, к серому деревянному мосту. Едва начнет смеркаться — мост и вовсе неразличим станет.

— Без охраны мост! — изумленно сказала Нина.

— Это только кажется, — возразила Леля. — Наверняка за ним наблюдают… — и добавила: — Поворачиваем в кривой проулок! По нему выберемся на параллельную улицу. Ведь она была безлюдной.

— Леля! Ты слишком осторожничаешь. И, пожалуйста, разреши дойти до моста! Снизу-то, наверно, заприметим еще что-нибудь ценное для разведки.

— Возвращаться от моста будет подозрительно, — раздумывала Леля. — Да и девчата ждут.

— Тогда спустимся к реке, будто попить. Оглядим берег. Надо все разведать как следует.

— Ладно, будь по-твоему, — согласилась Леля.

Когда подруги спустились к реке, они увидели автоматчика, расхаживавшего по широкой заасфальтированной площадке перед мостом. Значит, об охране не забыли. Не обнаружив больше ничего интересного, решили вернуться назад.

— Подниматься до проулка не станем, — сказала Леля. — Пойдем берегом. А будет скользко — ухватимся за жерди изгороди.