Некромант из криокамеры 4 (СИ) - Кощеев Владимир - Страница 1
- 1/246
- Следующая
ИММАНУИЛ КАНТ
СОЧИНЕНИЯ
ОСНОВЫ МЕТАФИЗИКИ НРАВСТВЕННОСТИ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Древнегреческая философия разделялась на три науки: физику, этику и логику. Это деление
полностью соответствует природе вещей, и нет нужды в нем что-либо исправлять; не
мешает только добавить принцип этого деления, чтобы таким образом отчасти увериться в
его полноте, отчасти получить возможность правильно определить необходимые
подразделения.
Все познание из разума или материально и рассматривает какой-нибудь объект, или
формально и занимается только самой формой рассудка и разума и общими правилами
мышления вообще, без различия объектов. Формальная философия называется логикой, материальная имеет дело с определенными предметами и законами, которым они
подчинены, и в свою очередь делится на две [части]. Дело в том, что эти законы суть или
законы природы, или же законы свободы. Наука о первых законах носит название физики, наука о вторых есть этика; первая называется также учением о природе, а последняя –
учением о нравственности.
Логика не может иметь никакой эмпирической части, т. е. такой, в которой всеобщие и
необходимые законы мышления покоились бы на основаниях, взятых из опыта; в противном случае она не была бы логикой, т. е. каноном для рассудка или разума, который имеет силу и должен быть показан при всяком мышлении.
Естественная же философия, так же как и нравственная, может иметь свою эмпирическую
часть, потому что первая должна определять свои законы природе как предмету опыта, вторая же – воле человека, поскольку природа воздействует на нее; при этом первые законы
[определяются] как законы, по которым все происходит, вторые же – как законы, по
которым все должно происходить, однако следует принимать во внимание условия, при
которых оно часто не происходит.
Всякую философию, поскольку она опирается на основания опыта, можно назвать
эмпирической, а ту, которая излагает свое учение исключительно из априорных
принципов, – чистой философией. Последняя, если она только формальна, называется
логикой; если же она занимается лишь определенными предметами рассудка, то она
называется метафизикой…
Так возникает идея двоякой метафизики – метафизики природы и метафизики
нравственности. Физика, следовательно, будет иметь свою эмпирическую, но также и
рациональную часть; точно так же и этика, хотя здесь эмпирическая часть в отдельности
могла бы называться практической антропологией, а рациональная – собственно моралью.
Все промыслы, ремесла и искусства выиграли от разделения труда, когда человек не один
делает все, а каждый, дабы иметь возможность выполнить свою работу наиболее, совершенно и с большей легкостью, занимается определенным трудом, который по способу
своего выполнения заметно отличается от других видов труда. Где нет такого различия и
разделения работ, где каждый мастер на все руки, там ремесла находятся еще в состоянии
величайшего варварства. Хотя вполне достойным предметом для размышления может сам
по себе быть вопрос, не требует ли чистая философия во всех своих частях своего
особливого человека и не лучше ли было бы для всей ученой профессии в целом, если бы
те, кто так привык сбывать вперемешку эмпирическое и рациональное по вкусу публики во
всевозможных им самим неизвестных пропорциях, те, кто величает себя самостоятельно
мыслящими людьми, а других, изготовляющих только рациональную часть, называет
умствователями, были предохранены от занятия сразу двумя делами, которые совершенно
различны по способу своего выполнения, для каждого из которых требуется, быть может,
особый талант и соединение которых в одних руках создает лишь кропателей, – тем не
менее я здесь спрошу только, не требует ли природа науки, чтобы эмпирическая часть
тщательно отделялась всегда от рациональной и чтобы собственной (эмпирической) физике
предпосылалась метафизика природы, а практической антропологии – метафизика
нравственности, тщательно очищенная от всего эмпирического? [Решение этого вопроса
необходимо для того], чтобы узнать, чего может добиться в том и другом случае чистый
разум и из каких источников он сам apriori черпает свое учение; относительно последнего
дела, впрочем, безразлично, занялись бы им все моралисты (коих бесчисленное множество) или только те, кто чувствует к тому призвание.
Так как я имею здесь предметом, собственно, нравственную философию, то предложенный
вопрос свожу к следующему: не следует ли думать, что крайне необходимо разработать
наконец чистую моральную философию, которая была бы полностью очищена от всего
эмпирического и принадлежащего к антропологии, ведь то, что такая моральная философия
должна существовать, явствует само собой из общей идеи долга и нравственных законов.
Каждому необходимо согласиться с тем, что закон, если он должен иметь силу морального
закона, т. е. быть основой обязательности, непременно содержит в себе абсолютную
необходимость; что заповедь не лги, действительна не только для людей, как будто другие
разумные существа не должны обращать на нее внимание, и что так дело обстоит со всеми
другими нравственными законами в собственном смысле, что, стало быть, основу
обязательности должно искать не в природе человека или в тех обстоятельствах в мире, в
какие он поставлен, a apriori исключительно в понятиях чистого разума и что каждое другое
предписание, которое основывается на принципах одного лишь опыта, и даже общее в
каком-то отношении предписание, бели только оно хоть в малейшей степени быть может, лишь по одной побудительной причине – опирается на эмпирические основания, можно, правда, назвать практическим правилом, но никогда нельзя назвать моральным законом.
Таким образом, из всего практического познания моральные законы вместе с их
принципами не только существенно отличаются от всего прочего, в чем заключается что-то
эмпирическое, но вся моральная философия всецело покоится на своей чистой части.
Будучи применима к человеку, она ничего не заимствует из знания о нем (из антропологии), а дает ему как разумному существу априорные законы, которые, конечно, еще требуют
усиленной опытом способности суждения, для того чтобы, с одной стороны, распознать, в
каких случаях они находят свое применение, с другой стороны, проложить им путь к воле
человека и придать им силу для их исполнения; ведь хотя человеку и доступна идея
практического чистого разума, однако, ему, как существу, испытывающему воздействие
многих склонностей, не так-то легко сделать ее in concrete действенной в своем поведении.
Метафизика нравственности, таким образом, крайне необходима не только потому, что
существуют спекулятивные побуждения исследовать источник практических принципов, заложенных a priori в нашем разуме, но и потому, что сами нравы остаются подверженными
всяческой порче до тех пор, пока отсутствует эта путеводная нить и высшая норма их
правильной оценки. В самом деле, для того, что должно быть морально добрым, недостаточно, чтобы оно было сообразно с нравственным законом; оно должно, совершаться, также, и ради него; в противном случае эта сообразность будет лишь очень
случайной и сомнительной, так как безнравственное основание хотя и может вызвать порой
сообразные с законом поступки, но чаще будет приводить к поступкам, противным закону.
Но нравственный закон в его чистоте и подлинности (что как раз в сфере практического
более всего важно) следует искать только в чистой философии, стало быть, она
(метафизика) должна быть впереди и без нее вообще не может быть никакой моральной
философии. Та философия, которая перемешивает чистые принципы с эмпирическими, не
заслуживает даже имени философии (ведь философия тем и отличается от обыденного
- 1/246
- Следующая