Да, были люди в то время! (СИ) - "Nicols Nicolson" - Страница 3

Отец на мои физкультурные чудачества, поначалу косился удивлённо, а потом просто махнул рукой. Сказал, если это на пользу казаку, то можно. Через месяц, я заметил, незначительные изменения в развитии фигуры, удалось немного адаптировать тело к моим прошлым навыкам боксёра Получалось у меня, такое своеобразное, разноплановое развитие физических и воинских навыков.

А ещё меня начали беспокоить взбунтовавшиеся гормоны, как ни как, в теле малолетки, душа и разум молодого человека, уже познавшего любовь и ласки женщин. Рядом с Мотрей, теперь мне было тяжело находиться. Несколько раз с трудом удерживал себя, от желания утащить её на сеновал. Не знаю, что вообще там могло получиться. Хорошая вещь шаровары, помогали скрывать определённую реакцию организма. Только тяжёлый физический труд и интенсивные тренировки, на некоторое время, приводили моё состояние в норму.

В середине июля, после ужина, мы с отцом сидели на лавке возле хаты. Уже начинало темнеть, появлялись на небе первые звезды.

— Сын, я этот разговор откладывал не более позднее времчя, — задумчиво произнёс отец, — но пришло время принимать решение. — Еще когда розганяль Сечь, царица Екатерина повелела всю казацкую старшину, а также куренных атаманов, занести в «разрядные книги». Правда перед этим она нашего кошевого атамана Калнышевского, в кандалах отправила на Соловки. К чему я веду. Согласно повеления царицы, мне выдана грамота, в которой прописано, что мои наследники-мужчины, имеют равное право учиться в разных учебных заведениях. Ты, Степан, уже четыре года учишься у дьяка Сидора, он говорит, что ты очень способный. Вот я полагаю, тебе нужно учиться дальше. Как видишь, казацкие вольности кончились. Земли, которые принадлежали Матушке Сечи, раздаются всем желающим. Я смог собрать вокруг себя единомышленников, получить необходимые бумаги на две тысячи десятин земли с полями и лесами. Есть немного буераков. Разве должен казак ковыряться в земле, как простой пахарь? Нет он должен защищать эту землю и людей от врагов. Твои предки сын, всегда были защитниками. Решил я отвезти тебя на учебу в Санкт-Петербург. Выучишься, станешь офицером. Родишь мне внуков, буду их воспитывать, как настоящих казаков. Мать, конечно в слезы, не хочет тебя отпускать. Женщины, что поделаешь, не смотрит на несколько лет вперед. Жизнь изменилась, и мы должны меняться. Нужно забыть все плохое, и начинать думать о будущем. Вот такой тебе сын, мой отцовский наказ. Что скажешь?

— Ты отец решил, ты старше и умнее. Жизненный опыт подсказал тебе решение. С уважением приму твою волю. Краснеть за меня не придется. Все узнают, что у куренного атамана Ивана Головко, хороший сын. Верь мне отец! Если ехать в Петербург, то отдай меня в обучение артиллерийскому делу.

Отец сгрёб меня в охапку, и мне показалось, что глаза его немного увлажнились.

Целый месяц добирались в столицу, везя на трёх заводных лошадях, продовольствие и мой личный скарб. Потом неделю, отец бегал, выискивал знакомцев, по прошлым походам. Похоже, кого-то нашёл В итоге определил меня в Артиллерийский и инженерный шляхетный кадетский корпус, преобразованный из Соединённой артиллерийской и инженерной школы, ведущей свою историю с 1712 года, от первой русской Военно-инженерной школы.

Прошло шесть лет с момента оставления, отчего дома. За это время я ни разу там не был, письма писал, и естественно получал ответы, в которых отец, подробнейшим образом описывал жизнь в родном хуторе. Правда, за это время хутор разросся до небольшого села, даже церковь всем миром построили. Сестра Христя уже заневестилась. К симпатичной казачке, ухажёры в очередь становятся. А она, вертихвостка, по словам отца, никого из общей массы не выделяет, говорит, что сердце ещё не отозвалось приятным стуком к конкретному хлопцу.

Учёба в кадетском корпусе давалась мне легко, моё прошлое высшее военное образование, этому способствовало. Вот с освоением иностранных языков, были проблемы. Не давался мне немецкий язык, да и французский тоже. Откровенно говоря, в начале учёбы, и на русском языке я говорил очень плохо. Видно при переносе моего сознания, что-то не должным образом улеглось. Ещё пришлось, помахать кулаками, объясняя особенно заносчивым личностям, что люди с окраинных земель, такие же люди, как и они сами, только громкими титулами не отмечены. В течение, почти месяца, я был частым гостем кадетского карцера.

При поступлении в кадетский корпус, я был худым и нескладным. Однако во мне жила и развивалась сила двух личностей, которая и подталкивала меня в движении вперед, в достижении поставленных целей. Основная — стать высокопрофессиональным офицером, и принести пользу Отечеству.

Мои товарищи по корпусу, ещё нежились в тёплых постелях, а я уже занимался в гимнастическом зале, иногда даже переходил грань разумных пределов. Сверстники с упоением разучивали правила карточных игр, а я в читальном зале изучал исторические труды о войнах и походах древних военачальников. Иногда брал стихи, уходил в самый дальний закуток корпуса, где меня никто не видел, и декламировал вслух. Шлифовал свой русский язык.

Не знаю, наверное, статью я пошёл в отца. За годы учёбы, мои плечи раздались вширь, хотя в узости талии, мог посоперничать с любой девицей, руки и ноги обрели крепкие и выносливые мышцы. Ростом вымахал, почти под два метра. Если объективно судить, то я стал полноценным атлетом. В корпусе вряд ли найдётся равный мне по силе сверстник, в кулачном бою, тем более, здесь ещё не знают о боксе. Рассматривая себя в зеркале, пришёл к выводу, что такой черноволосый, кареглазый, приятный ликом, и неплохо сложенный, молодой человек, может запросто вызвать интерес у барышень. Ну-ну, время покажет.

И вот уже учёба позади. Я, в восемнадцать лет, получил свой первый офицерский чин — подпоручик. Вы не ослышались, именно подпоручик, а некоторые мои товарищи с трудом аттестовались прапорщиками. Мой курсовой офицер, писавший обо мне отзыв, отметил: «Зело в науках усердия проявлял».

Сейчас друзья и товарищи уже сидят в питейных заведениях, а я упражняюсь со шпагой, пытаюсь победить чучело. Не совсем чётко у меня выходит приём, с неожиданным перекладыванием шпаги, из правой руки в левую. Привык я доводить каждый приём до совершенства, так сказать выполнять вслепую, на одних инстинктах, с ювелирной точностью. Конечно шпага, это с позволения сказать «зубочистка», не идёт ни в какое сравнение с казацкой саблей. Но раз принята шпага на вооружение лиц офицерского звания, значит, надо научиться владеть ею, в совершенстве. Я не рассчитываю стать записным дуэлянтом, но чем черт не шутит, когда Бог спит. Всякое может произойти, а значит учиться и тренироваться.

Когда приём уже начал получаться хорошо, я услышал звук открывающейся двери в тренировочный зал. Интересно, кто ещё не пошёл на пьянку? Ко мне подходил преподаватель баллистики подполковник Браверманн. Пришлось прекратить тренировку и принять стоку «смирно», вытянувшись в струнку.

— Услышал вот шум в зале, решил посмотреть, — сказал Браверманн. — Захожу, и вижу вас Головко, лупящего чучело, которое вам ничего плохого не сделало. Вы уже не кадет, не прапорщик, вы подпоручик. Кстати, а вы знаете, что Кутузов Михаил Илларионович, окончил артиллерийское училище в чине прапорщика? И посмотрите, каких постов достиг уже сегодня. Вы начинаете служить с более высокого чина, перспектива у вас выше. Да, а почему вы не со всеми на пиршестве, не празднуете окончание учёбы?

— Я вообще не люблю пить хмельное, не нравится мне оно. Попробовал несколько раз, понял, не по мне занятие сие.

— Похвально ваше отрицание излишнего винопития. Тогда ответьте мне. Почему вы блестящий кадет, обладающий огромным багажом знаний, прекрасно развитый физически, отказались от службы в Петербурге? Здесь с вашим острым умом, будучи на виду, вы достигнете таких высот, о которых и не мечтали.

— Ваше высокоблагородие, начинать службу, с забавного времяпрепровождения я не желаю. Я, с вашего позволения офицер, и выбрал трудную дорогу служения Отечеству. Гарцевать в начищенных сапогах и отглаженном мундире по паркету не намерен.