Путешествие капитана Самуила Брунта в Каклогалинию, или землю петухов, а оттуда в Луну - неизвестен Автор - Страница 2

На другой день велел Куфей сходить за одним Арапом, который жил в другой деревне и в лекарской науке у них славился, потому что он несколько лет служил у одного Лекаря невольником; он пришел вскоре и перевязал мне рану, которая была ни мало не опасна.

Деревня, в коей я жил, состояла из пятидесяти двух дворов, сделанных из тростника. Она почиталась столицею Старшины Фомы. В ней находились всякие ремесленники, как-то столяры и кузнецы, портные и тому подобные, потому что живущие в Ямайке Европейцы обучают невольников своих всяким художествам. В домах у них было все нужное и множество хлеба и всяких птиц.

Старшина призывал меня к себе многократно, и всячески старался пребывание мое у них сделать сносным. Часто разговаривал он со мною о жестокости, с которою Европейцы с невольниками своими поступают, и о несправедливости, производимой ими в рассуждении отнятия у людей вольности, с которою они все рождены.

Недели чрез две зажила у меня рана совсем; в рассуждении чего просил я Старшину, чтобы он приказал меня отвести в ближайшее селение. Он обещал по просьбе моей исполнить, как скоро дозволит время. Я ожидал терпеливо, почитая за несправедливо желать того, чтоб он ради меня подверг свою и подчиненных своих жизнь опасности.

Спустя с неделю по сем обещании напомнил я ему об оном; и он сказал мне в ответ, что не может меня никак отпустить в скором времени, понеже из соседственной деревни вышла партия на добычу. «Сии люди, — примолвил он, — пришед в какое несчастие, могут подозревать мною, что я для получения милости от Белых им изменил. Ибо, — сказал он, — наши единоземцы, приметя между вами вероломство, сделались весьма подозревающими». Я принужден был ему повиноваться и дожидаться возвращения сих людей, которые чрез десять дней возвратились и принесли с собою множество всяких съестных припасов, постель, две склянки пороха, фунтов по осьми в каждой, и 200 фунтов свинца, что им всего более радости причинило. Притом принесли они с собою две головы, из коих одна срублена была с главного надзирателя, а другая с Аптекаря Литлетонского селения, которые им в лесу попались.

Тогда Старшина дал мне слово приказать проводить меня в сад ближайшего селения, что произвело во мне чрезмерную радость. Я оставил его часов в одиннадцать; он же всех на добыче бывших велел угостить и сделать для них на целой день пир. В третьем часу пополудни, когда они в величайшем веселии находились, принес к ним караульщик ведомость, что он несколько Белых людей видел, которые идут к ним на горы. Старшина отослал тотчас всех женщин и ребят в другую деревню; а из оной приказал прийти лучшим людям, намерясь неприятеля всею силою встретить. Всякой взял с собою ружье, пистолет и топор. Захватили все входы к деревне, и Старшина увещевал их обороняться храбро; ибо к спасению своей жизни нет лучшего средства, как отважиться оною за всеобщую безопасность. Представлял им, какие преимущества они пред Белыми имеют, которым дороги на горы не так известны, как им; что по оным более двух человек в ряд идти не можно, следовательно, они по неприятелям своим способно стрелять могут. Но если, — примолвил он, — сразимся мы с ними и на ровном месте, то обстоятельства, в коих мы находимся, должны побудить нас к неустрашимейшему отпору. Ибо кто бы между нами был столь низок, чтобы рабство захотел предпочесть смерти? Искусство и опыт научают нас, что жизнь под таковым обязательством напрасна. Итак, гораздо лучше умереть за свою вольность, нежели лишиться жизни долговременными и тягостными муками от руки немилосердного палача. Я, с моей стороны, твердое положил намерение не даваться живу в руки к Белым; и думаю, что всякий, находясь в равных со мною обстоятельствах, то же предпримет.

По сем увещании и по отправлении сих последних в поход против Белых, приказал он мне идти с женщинами, с ребятами и с Куфеем, которому поручено было из другой деревни привести подмогу. Еще не прошли мы с версту, как вдруг превеликую стрельбу услышали. Деревня, в которую мы посланы были, находилась от первой верстах в пяти; она была гораздо больше и многолюднее, и заключала в себе по крайней мире дворов со сто с двадцать, кои наполнены были народом.

Там уже от посланного Старшиною гонца было о всем известно, и на половине дороги попалось нам пятьдесят Арапов, которые, так же, как и первые, вооружены были. Предводительницею имели они довольно пожилую женщину, коя у них пророчицею почиталась. Куфей приказал ей взять меня под защищение; сам же с идущими на помощь возвратился, взяв у ней благословение, которое она ему и дала с обнадежением, что он победит Белых.

Стрельба все по-прежнему продолжалась, и старуха сказала мне, как она видит, что подсмотрщики бегут от Белых, хотя они и лежат на земле ничком.

«Статься может, — продолжала она, — что сии трусы скоро погибнут. Белые зажгут деревню Кормако (так называлась та деревня, из которой я шел). Они придут в другой раз, и тогда-то бедные Арапы пропадут совсем».

Стрельба продолжалась еще два часа, однако не так сильно, как сначала. Старуха встала и просила меня посмотреть на дым, от Кормако происходящий. «Старшина Фома, — сказала она, — прогоняет Белых».

Я стоял подле моей защитницы и не смел отойти от нее ни на пядень, хотя мне беседа ее очень не полюбилась. Спустя с четверть часа началась паки пресильная стрельба, которая также слышна была долго; но наконец вдруг прервалась, и вскоре потом пришел к нам посланный от Старшины Арап и объявил, что Белые сожгли деревню Кормако; однако были прогнаны, и Старшина к нам назад идет. И действительно, возвратился он к нам в непродолжительном времени с сорокью Арапами. Я уведомился от него, что Агличане оплошностью их караульщиков захватили узкими проходами, несколько из них человек убили, а прочих в деревню прогнали, где они хотя и храбро защищались, однако неприятели ворвались к ним в дома и всю деревню выжгли, что принудило бедных Арапов бежать на горы; но Белые их преследовали. Как же скоро сии последние приступили к грабительству, то первые, оправясь несколько, напали на них сзади и начали из-за дерев производит по них сильную стрельбу, так что неприятель, видя себя не в состоянии учинить им хороший отпор, принужден был оставить то место, при котором случае убито у них шесть человек и множество ранено. Мы же, говорил он, потеряли двадцать человек, и деревня совсем выжжена. Спустя по том несколько часов, пришло к нам еще сорок Арапов, и все мы пошли в ту деревню, в которую я был послан и которая Барбаскутой называлась.

На другой день собран был совет, по повелению коего четверо Арапов, упустивших должность свою на сражении, приведены были на улицу связаны, и на оной положены вверх лицом с тем, чтобы все женщины и ребята мимо их ходили, и на них мочу испускали. При определении сего наказания говорил Старшина, что если бы и другие толь же дурно поступили, как они, то бы все они, конечно, погибли, и хотя сим преступникам и дарована жизнь, однако впредь не будут они вольными людьми почитаться; ибо, не стараясь защищать вольность, недостойны и наслаждаться оною; что не могут они иметь ни мало надежды по таковом поношении, которое навлекли на себя сами, быть терпимы в сообществе честных и почтенных людей, ниже когда-нибудь освободиться от рабства, к которому осуждены они мерзостною своею трусливостью и робостью. По претерпении такого позора проданы они были с молотка, и самая большая цена за лучшего из них состояла из двух дюжин кур и одной куропатки, которые и заплатил купец при первом общенародном пиру. Караульщики же, не объявившие заблаговременно о приближении неприятельском, также и те, которые с самого начатия боя убежали, были равномерно приведены и повешены. По сем исполнении приговора расставили везде новых караульщиков и всю ту ночь простояли в ружье, ибо Кванабон, их пророчица, предсказывала другое нападение, от коего совершенная их погибель воспоследует, если не употреблены будут особливое бдение и мужество.

По прошествии четырех дней, не видя неприятеля, они успокоились, сняли дальний караул и думали, что Агличане о сей деревне, конечно, не знают. Но в пятую ночь, когда почитали себя в величайшей безопасности, взошли Агличане почти чрез непроходимые дороги на горы, и в полночь вступили в деревню, так что Арапы о приближении их ни малейшего известия не имели. Их было человек с сорок, и еще человек с тридцать расставлены по всем дорогам к сей деревне. Тогда воспоследовало преужасное кровопролитие; почти никто не мог спасти живот свой; женщины же и ребята в плен побраны были. Старшина Фома дрался и умер неустрашимым воином. Благодарный Куфей и с ним еще двенадцать человек чинили всевозможное сопротивление; но, видя, что старания их бесплодны были, схватил меня за руку и грозил мне, если я добровольно за ним не последую. Мы вскарабкались потихоньку на одну превысокую гору и почти ползком добрались до находящегося неподалеку от оной густого леса, где, избрав себе удобное место, пробыли три дня, не смея, так сказать, пошевелиться. В четвертый же день, стесняясь пресильным голодом, принуждены были послать шестерых на добычу в близлежащее селение; однако они назад не возвратились, в рассуждении чего на другой день шли мы сами из лесу, дабы промыслить себе какое пропитание. По счастью, зашли мы ночью в сад одного селения, где, утоля свой голод и нарвав с собою, сколько было можно, всяких зрелых плодов, возвратились мы в тот лес обратно.