Я спас СССР! том 2 (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 35

Гагарин улыбается, и не ответить на его обаятельную открытую улыбку просто невозможно. От него исходит такая позитивная энергия, что не хочется его отпускать. Но раздается звонок, предупреждающий о начале концерта, и он уходит. А мы с Евтушенко выходим на сцену, где нас по очереди представляет Николай Петрович.

Первым выступаю я, и это нормально. Понятно, что новичок идет на разогреве у более именитого поэта. Его присутствие за журнальным столиком в углу сцены меня совершенно не смущает, стихи для выступления отобраны такие, что за них не стыдно. И начинаю я, конечно, с «Мгновений», сразу задавая высокую планку концерту. Меня слушают внимательно, тишина в зале стоит оглушительная. После каждого стихотворения зрители громко хлопают, но стоит мне поднять руку, как аплодисменты тут же послушно затихают, и зал застывает в ожидании новых строф. Эта нынешняя любовь публики к поэзии не перестает меня удивлять. И чем ее объяснить, я, если честно, так и не знаю. Искреннее восхищение в глазах людей порой наводит меня на мысль, что такое увлечение поэзией в обществе напрямую связано с отсутствием в нем цинизма. Нет, циники, конечно же, есть и сейчас, но их количество не сопоставимо с тем, что будет в 70-х и 80-х. Просто в людях еще не утрачена способность ярко сопереживать услышанному, прочитанному и увиденному.

Но Евтушенко, кажется, не ожидал от меня стихов такого уровня, и по его лицу заметно, что он в легкой растерянности. Снисходительность на лице будущего классика быстро сменилась напряженным вниманием. Скосив глаза, я вижу, как он задумчиво трет пальцами острый подбородок, откинувшись в кресле.

Выслушав целую овацию, я уступаю место Евгению. Один из самых популярных советских поэтов показывает класс – читает как дышит. Его стихи просты, понятны и доступны для любого слушателя. Не зря его поэзию называют эстрадной. Хотя любовь Евтушенко к игре словами и звуками, иногда доходит до вычурности – этого тоже нельзя не заметить. Как и его пафосную риторику попахивающую иногда откровенной конъюнктурой. Собственно Евгений и войдет потом в историю нашей культуры как уникальный поэт, способный отвечать на любые запросы общества. От прославления Ленина и Сталина в 50-х до антисоветского разворота в 80-х и западноевропейского оппортунизма в 90-х. А сейчас, в середине 60-х, он еще представляет себя трибуном послесталинского периода и верным последователем Маяковского. Сам не замечая того, что пафосная высокопарность в его стихах зачастую соседствует с откровенным прославлением мещанства. И он вступает этим в жесткое противоречие с позицией самого Маяковского, который как раз мещанство люто ненавидел и презирал. Так что с великим пролетарским поэтом Евтушенко роднит только если склонность к эпатажу и скандалам.

Первое очарование выступлением Евтушенко спадает. Его заразительный бодрый оптимизм больше не цепляет меня. Он слишком красуется на сцене, и вскоре я понимаю, как мало в его стихах искренности и глубины. Передо мной вроде бы и романтик, но при этом разочаровывающе расчетливый и прагматичный. Конечно, на нынешнее восприятие Евтушенко накладывает отпечаток и весь мой жизненный опыт, и мое послезнание. Я просто не могу отделить для себя того молодого поэта, что вижу сейчас перед собой, от старого прожженного циника, в которого он превратится на закате своей жизни. А поэтому разочарование постепенно копится, и вскоре я уже перестаю жадно вслушиваться в стихи, раздающиеся со сцены. Нет. Это точно не мой кумир.

Поэтическое отделение концерта заканчивается, и под бурные овации мы с Евтушенко покидаем сцену. Перемещаемся в зрительный зал, где в первом ряду оставлены два места. Пока идет небольшой перерыв, и музыканты расставляют свои инструменты, нас окружают зрители. Евтушенко большой мастер в живом общении с публикой – поэт улыбается, сыплет остротами и вообще испускает вокруг себя флер очарования, под который тут же попадают особы женского пола. Женя просто купается в дамском внимании и восхищении, щедро раздает автографы – явно наслаждается всем этим. Я же держусь намного скромнее, как и положено начинающему автору и, отвечая на вопросы публики, веду себя не в пример сдержаннее. Аудитория вокруг меня собралась по большей части мужская, оттого и сами вопросы серьезные – почти все они относятся к «Городу». Кто был прототипом главных героев, живы ли они, какова их дальнейшая судьба? Еще раз мысленно даю себе слово позаботиться об Асе.

Наше общение с публикой прерывается с продолжением концерта, вернее с его второй, музыкальной частью. Молодые ребята из джаз-бэнда играют с огоньком, задорно, много импровизируют, это настоящее живое выступление. Исполняют они известные современные песни, что-то я слышу впервые – в общем, впечатления остаются приятные. Но …не более того. Не цепляет. Мне трудно восхищаться музыкой, которую слышал по радио все свое детство, и которая изрядно приелась еще тогда. Восхищаться песнями времен молодости наших мам и пап, над которыми мы снисходительно, а иногда и зло посмеивались в юности. Оказалось, что в моей второй жизни и супер-памяти есть свои большие минусы – я не могу воспринимать сто раз виденное и слышанное как что-то новое и уж тем более новаторское. Невозможно получить первое, даже самое яркое впечатление дважды. Потому что я уже знаю – на смену этой музыке, этим фильмам, этим спектаклям придут более свежие, интересные, и более профессионально сделанные. Сейчас же мне остается только вежливо хлопать.

После концерта большая часть публики расходится, а нас с Евтушенко ведут в офицерскую столовую, которая на время превращена в банкетный зал. Отдельные столики сдвинуты буквой П, как на свадьбе, и накрыты белыми скатертями. В роли двух свадебных генералов видимо выступаем мы с Женей. Ему-то, наверное, не впервой такая ситуация – застолье для артистов после концерта вполне привычная практика – а вот мне как-то неловко. Впрочем, первое смущение быстро проходит. Гагарин, как командир Отряда, знакомит нас со своими товарищами, по очереди представляя их. Я волнуясь, пожимаю руки Титову, Быковскому и Поповичу, на их кителях, как и у Юры, Звезды Героев Советского Союза… Слышать по радио и телевидению прославленные имена первых космонавтов – это одно, а видеть этих людей рядом с собой, говорить с ними – совсем другое. Ощущения непередаваемые!

На данный момент по программе Восток в космосе побывали уже шестеро космонавтов, но семейной пары Николаева и Терешковой на концерте не было – у них недавно родился ребенок и им явно не до развлечений. Зато здесь присутствуют все остальные летчики из Первого отряда – те которые тоже скоро отправятся в космос, но в рамках новых космических программ – «Восход» и «Союз». Вот они стоят передо мной – герои, имена которых никому пока не известны: в форме – Комаров, Леонов и Беляев, рядом с ними в штатском – Феоктистов и Егоров – один инженер-конструктор, другой врач. Полет «Восход–1» с тремя космонавтами на борту состоится совсем скоро, уже в октябре, «Восход-2» в марте, и тогда впервые человек выйдет в открытый космос. Экипажи видимо, уже сформированы, потому что космонавты держатся вместе.

Рассаживаемся за столом, я оказываюсь между Гагариным и круглолицым, загорелым Леоновым. Последний постоянно улыбается, весело шутит. Все окружающие смеются, шутят в ответ.

Еда на столе вполне обычная, как в любом рядовом ресторане, никаких особых изысков. Тосты произносятся и в нашу честь, и за здоровье принимающей стороны. Но пьют за столом мало, рюмки и фужеры поднимают скорее чисто символически. Не похоже, что спиртное здесь под запретом, просто ребята из отряда космонавтов знают свою норму. Я вообще не пью, помня, что мне потом еще за руль садиться, а вот Женя, которого привезли на служебной машине, ни в чем себя не ограничивает, и на его поведении это сильно сказывается. Он становится шумным, громко смеется и с жаром рассказывает о своей недавней поездке на Братскую ГЭС. С видимым удовольствием выслушивает похвалы в свой адрес. Комплименты Женя любит. Как и всеобщее внимание. А мне это только на руку.