Не бойся темноты (СИ) - А. Ярослава - Страница 22

Оборотень некоторое время помолчал, глядя на Тамару, словно оценивая, стоит ли говорить следующее:

— Грейс была очень эмоциональной девочкой. А мой сын наполовину демон. Ему необходимо чем-то питаться.

— Питаться? — в ужасе переспросила Томка, — Он, что пьет кровь?

— Если бы, — криво усмехнулся он, — Поверь, вампирам в этом вопросе гораздо проще. Я же тебе говорил, что демоны питаются отрицательными эмоциями. Страх. Ненависть. Отчаяние. Взрослый чистокровный демон, вполне может питаться на расстоянии. Ментально воздействуя на толпу, к примеру. Это выливается в массовое насилие, драки. Но Дани полукровка. Ему необходимо гораздо меньше энергии, но и добыть он ее может только при близком контакте.

— Кошмар, — только и могла сказать девушка, — И вы хотите сказать, что он специально доводил Грейс?

— А сама как думаешь? — мрачно поинтересовался Эдвард.

Теперь она начала понимать, почему испытывала такой страх, когда они с Даниэлем были на смотровой башне. Он ее использовал! И видимо выражение Томкиного лица, многое сказало оборотню о ее мыслях.

— Вижу — он уже и тебя попробовал, — сказал он это так зло, словно ненавидел ее в этот момент.

Взгляд оборотня был тяжелым, обвиняющим. Как будто это она была виновата в эмоциональной диете его сына. Повисло многозначительное молчание, и Томка поняла, что ей просто срочно необходимо в туалет. Терпеть сил не оставалось.

— Э-м-м, господин граф, — робко начала она, — А можно мне руки помыть?

Удовлетворив естественные надобности, Томка почувствовала себя намного лучше. Стоя у зеркала в ванной комнате, она с наслаждением подставила горящие ладони под прохладную воду. Девушка и не заметила, что при падении разодрала их. Хоть и не до крови, а все равно больно.

Вода отмыла грязь, уменьшила жжение. Но что уймет нарастающую боль в груди?

— Дура ты набитая, — говорила она своему отражению в зеркале.

Прав Карлайл — мозги у нее куриные. Размечталась, что красавец Даниэль в нее влюбился. Как же!

Она довольно долго стояла, рассматривая свое отражение, пока в дверь не постучали.

— Тома, ты в порядке? — раздался голос Карлайла.

С тяжким вздохом, девушка закрыла кран, тщательно вытерла руки и вышла из комнаты. Оборотень стоял, облокотившись о стену и скрестив руки на груди.

— Я уже подумал, что ты там утонула.

Томка ничего не ответила. Какая трогательная забота. Противно до тошноты.

— Уже светает. Пошли. Отправлю тебя домой.

«Ну, слава богу! Его кошачье величество решил, что достаточно уже вправил мне мозги» — не удержалась Томка от ехидной мысли и послушно последовала за ним.

Карлайл переместил их не в «Маску», как ожидала Томка, а за квартал до дома Томаса Грина. На улице было еще темно и безлюдно. Ноги болели невыносимо. Попробуйте с непривычки столько походить на каблуках. Поэтому шла Томка с большим трудом, пошатываясь и едва переставляя ноги. Оборотень же и не думал поддержать девушку. Он преспокойненько обернулся в тигра и терпеливо вышагивал следом.

Томка брела совершенно на автомате. Голова болела, словно по ней стучали молотками, то ли это было похмелье, то ли бессонная ночь сказывалась на состоянии. Но результат был плачевным. Перед глазами все расплывалось от усталости, и девушка совершенно не обратила внимания, что у дома Гринов стоит знакомая машина, а рядом стоит напряженный как струна Даниэль Карлайл собственной персоной.

Она вздрогнула и застыла на месте, когда серебристый тигр, глухо зарычав, выпрыгнул вперед, и шерсть его встала на загривке.

Томка медленно подняла голову, и наткнулась на злой и осуждающий взгляд голубых чуть мерцающих глаз. Даниэль выглядел каким-то помятым, чуть взъерошенным. А уж как он смотрел… В общем, если бы Томка могла испугаться еще больше, то непременно испугалась. Но свой лимит нервы, уже походу дела, выработали, и поэтому она не шелохнулась, а, лишь обойдя Котика, продолжила брести по направлению к двери.

— Ты даже не хочешь поговорить со мной? — раздался разъяренный голос блондина.

Следом послышалось предупреждающее рычание Карлайла. Томка вздохнула, обернулась:

— Да катитесь вы оба… Черти не русские!

И с этими словами, провожаемая уже не одним, а двумя злобными взглядами, она постучала в дверь. Та через некоторое мгновение распахнулась и на пороге показалась недовольная физиономия профессора Грина. Она обвел свою непутевую студентку цепким взглядом и пропустил в дом, не удостоив и единым словом. Только так недобро поджал губы, что Томка, позабыв про усталость, пулей полетела на второй этаж.

Мистер Грин между тем заметил на тротуаре парочку из Даниэля Карлайла и серебристого тигра. Глаза его превратились в щелочки, и дверь захлопнулась с таким треском, что выглянувшая из кухни миссис Грин решила, было, что случилось землетрясение. И пока профессор уверял свою супругу в обратном, на улице шел занимательный разговор. Точнее, Даниэль говорил, а Карлайл в обличии тигра слушал и шипел.

— Какого дьявола ты ей все рассказал?

— Р-р-р.

— Кто тебе дал право вмешиваться?

— Р-р-р.

— А,может, она мне на самом деле нравиться? Что тогда?

Молчание и недоверчивый взгляд карих глаз. И Даниэль злится еще сильнее от охватившей его догадки:

— Она тебе самому понравилась? Конечно! Она же так похожа на маму.

Тигр оскорбился не на шутку и решил скрыться, пока они не наговорили сгоряча друг другу гадостей еще больше.

— Сбегаешь?!

Карлайл обернулся, тяжело посмотрел на Даниэля и подумал, что из него вышел плохой отец, раз он так и не сумел добиться от сына уважения к своей персоне.

Эдвард Карлайл считал себя неудачником по жизни. Все у него было не как у нормальных людей, точнее, оборотней. Очень рано на него свалились обязанности главы рода. Его отец скоропостижно ушел за грань живых. Эдвард был серьезным молодым тигром. Так его воспитали любящие родители. Любой ребенок, что растет в тепле родного очага, плохо приспособлен к самостоятельной жизни. Он слишком доверчив, открыт и искренен.

Эдвард с огромным трудом отстоял право своей семьи на главенство в честном поединке с куда более достойными противниками. Сейчас по прошествии многих лет, он понимал, что не стоило идти на поводу своего глупого тщеславия. Он был слишком самонадеян. За что и поплатился. Но на тот момент ему было море по колено. Победить в честном поединке не значит быть умнее и сильнее противника. В случае Карлайла это было чистым везением.

Обязанности главы давались ему с большим трудом и терпением, но все же давались. И только он обвыкся с этой новой для себя ролью, как встретил Лару. И все полетело ко всем адовым чертям.

Сейчас воспоминания уже не доставляли такой боли, как прежде. Они вызывали злость. Чертову злость на самого себя. За то, что был так глуп. За то, что был так слеп. За то, что так ее любил…

Серебристый тигр мягкими неспешными шагами брел по лесу, с наслаждением вдыхая острый запах весны. Он был пряным, чуть сладковатым. Неповторимый аромат едва распустившихся листьев. Таких ярких, сочных, еще не запыленных знойной жарой лета. Эта любимая кошачья пора. В этот период все тигриные инстинкты резко обострялись, и оборотня начинала съедать тоска по своей давно умершей половинке.

Тряхнув огромной головой, тигр остановился у озера, разглядывая безмятежную гладь. Сквозь прозрачную, кристально чистую воду было отчетливо видно, как резвятся рыбки. Зоркий тигриный зрачок сузился, высматривая добычу, и он прыгнул прямо в воду, одним разом поймав две огромные рыбины. Кто сказал, что кошки не любят плавать. Любят. Особенно когда очень хотят есть. А так уж вышло, что Карлайл был зверски голоден. В холодильнике уже как неделю мышь повесилась. Как-то не было настроения съездить в магазин. Не любил он это дело. Очень не любил. Ровно, так же как и общество людей. Потому и жил подальше от города в гордом одиночестве.

Одиночество Карлайл полюбил не сразу. Постепенно. Но уже настолько привык, что люди стали его раздражать. Так случается, когда презрение дорогих тебе людей сначала доставляет боль, а потом приходит понимание, что так лучше. Когда легче отступить, чем бороться.