Терпение дьявола - Шаттам Максим - Страница 3

Унылый вчерашний вечер. Дичайшая тоска – пять баллов по пятибалльной шкале. Огненно-красный уровень опасности. Срочно приняты спасательные меры. Лексомил не подействовал. Ксанакс не справился. Ей нужно было почувствовать жизнь вокруг, окунуться в мир, в толпу, видеть улыбки, упиваться смехом, взглядами, словами, жестами, попасть в центр внимания, чтобы ее окутало, объяло, одурманило. Поэтому…

Бар. Бухло. Парни.

Парень.

Лудивина вздохнула и помассировала лоб, прежде чем решилась открыть глаза пошире. Опасения оправдались: она не у себя дома. И не у кого-то из знакомых. Удалось приподняться на локте, болезненно морщась, и сфокусироваться на лежащем рядом теле. Щетина, густые лохматые брови, татуировки – языки пламени и каббалистические мотивы – на шее и плечах. Здоровенный мужик, но не брутальный. Черты лица грубоватые, хотя вполне симпатичные. Он тихо похрапывал, криво приоткрыв рот.

Лудивина заглянула под одеяло. Как и следовало ожидать, она была голая.

Только бы презерватив не забыли…

Она в изнеможении упала на подушку и закрыла лицо руками.

Как прошел остаток вечера, вспомнить не получалось. У них был секс? По крайней мере, она ничего особенного не чувствовала и никаких воспоминаний об этом в памяти не сохранилось. Впрочем, немудрено – ее дыханием сейчас свечки можно было зажигать.

Ну что же ты опять наделала, подруга? Это сильнее тебя, да?

До Лудивины вдруг дошло, что она не знает, ни какой сейчас день, ни сколько времени, – и разом накатила паника. Что, если у нее новое расследование?! Она соскочила и обшарила скомканную одежду, валявшуюся у кровати. Телефон нашелся в заднем кармане джинсов, на экране высветилось: «10:12».

Черт!

«Понедельник, 5 мая».

Значит, вчера приключилась воскресная хандра. Гребаная воскресная хандра! Жуткая штука. Хуже не бывает.

Лудивина срочно перетряхнула воспоминания вслед за одеждой и сразу успокоилась. Она ничего не пропустила – сегодня у нее выходной.

Голова гудела; на тонкие височные косточки что-то давило изнутри изо всех сил, напирало, словно хотело вырваться наружу.

Очень понятное желание. Мне и самой хотелось бы вырваться из собственной головы.

Лудивина натянула трусы, поглядывая на кровать. Нога татуированного мужика высунулась из-под одеяла – на лодыжке красовался еще один шаманский знак.

Его зовут Дом. Доминик, что ли? Нет, Дам! Дамьен… Точно, Дамьен! Работает в похоронном бюро или типа того.

Да какая, блин, тебе разница?!

Лудивина скривилась от головной боли. Она и вправду выпила вчера слишком много. Тут проснулся желудок, и живот скрутило сильным спазмом – Лудивина согнулась пополам, прижав ладонь ко рту. Закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, но так стало еще хуже – мир в темноте принялся раскачиваться. Пищевод обожгло желчью, но Лудивина, стиснув кулаки, подавила приступ рвоты. Надо срочно уходить отсюда. Никаких объяснений и неловких разговоров между двумя любителями случайных связей, и уж точно никакого вежливого обмена телефонными номерами на похмельные головы. Она натянула джинсы – вернее, втиснулась в невероятно узкие скинни, – подобрала с пола топ и некоторое время искала лифчик. Нашла – он болтался на дверной ручке.

Вчера ее понесло в бар не только потому, что хотелось побыть среди людей, нечего себя обманывать. В белом топе, на котором красовался череп, расшитый пайетками, она производила ошеломительное впечатление на мужчин – весьма откровенное декольте неумолимо притягивало взгляды, и Лудивине об этом было отлично известно. Она никогда не надевала этот топ просто так, без умысла. И уж точно не вчера. Вчера она хорошо знала, что делает.

Разыскивая под кроватью свои босоножки на танкетке, Лудивина наткнулась на разорванную упаковку от презерватива и вздохнула с облегчением. Ну хоть что-то – одной глупостью меньше.

В желудке стремительно набухал новый обжигающий комок. Нужно было срочно бежать отсюда.

Она на цыпочках выскользнула из квартиры, не оставив записки и даже не бросив прощального взгляда на татуированного Дама. Они на пару ужрались и перепихнулись – этого вполне достаточно. «То есть не вполне, а более чем», – поправилась Лудивина. С Дамом она уже никогда не увидится. Зачем ей это живое напоминание о собственных ошибках и провалах? Ни к чему оно.

Лудивина осторожно прикрыла дверь, стараясь не хлопнуть. Спускаться в метро не понадобилось – оказалось, татуированный Дам живет в десяти минутах ходьбы от ее дома.

Вот ведь идиотка! Не могла найти кого-нибудь на другом конце Парижа?

Впрочем, Лудивина не была уверена, что узнает этого парня, если они случайно столкнутся на улице. И он наверняка тоже ее не вспомнит.

От теплого весеннего воздуха в голове немного прояснилось, но солнце так агрессивно лупило по глазам, что пришлось надеть темные очки. Светлые кудряшки заплясали над толстой оправой. В таком виде она походила на миленькую дурочку, едва протрезвевшую гламурную девицу, которая воскресным вечером позволила себя охмурить прекрасному незнакомцу. Гадость. Жалкая карикатура. Лудивина ненавидела себя в такие моменты.

Дома она сбросила босоножки и сразу направилась в ванную, к аптечке. Выпила таблетку пронталгина, потом на кухне включила электрический чайник – хотелось чаю, в горле пересохло, во рту застоялся привкус пива и текилы. Под душем сразу стало хорошо – вода смыла прогорклые ночные запахи секса, ее и чужого пота, и она долго стояла под струями, возвращая себе былую невинность, затем добрела до гостиной и опустилась на софу со второй чашкой «Инглиш брэкфаст» в руке.

Теперь, когда на синем небе сияло солнце, на улицы вернулась цивилизация, а Лудивина всеми органами чувств воспринимала жизнь вокруг, слушая умиротворяющие звуки где-то вдали, она с беспокойством и тревогой вспоминала все свои недавние поступки. Вчера ей не удалось взять себя в руки, успокоиться, усилием воли подавить темные импульсы, действовать как разумная взрослая женщина. Нет, она просто камнем ушла на дно.

Поднявшись с софы, Лудивина поплелась на кухню и встала перед календарем пожарных Парижа. Маркером зачеркнула написанную на полях цифру 2 и рядом нарисовала 3.

3/5.

Три из пяти.

Лудивина позволяла себе пять загулов в год. Пять раз срывала предохранительный клапан. Такое количество казалось ей приемлемым для того, чтобы продолжать достойное существование, не впадая в крайности. За неимением лучшего приходилось упорядочивать зло математическими методами.

Уже три, а сейчас только май. Год будет долгим.

Прошлый год она худо-бедно пережила без эксцессов – с какой стати это случилось сейчас? Прошло уже полтора года со дня смерти Алексиса и резни в Валь-Сегонде[5]. Самый тяжелый период позади, так почему же она сорвалась именно теперь?

Когда я в последний раз приносила цветы на его могилу?

Лудивина тряхнула головой. Нужно было найти себе оправдание.

Она снова посмотрела на календарь.

3/5.

Похоже на формулу ее душевного здоровья. Или на уравнение силы сопротивления безумию. Говноотстойник заполнен на три пятых, пора задуматься о том, куда все это слить. И как.

Она возобновила занятия спортом, лучшими боевыми искусствами – джиу-джитсу, крав-мага[6], – посвящала тренировкам несколько вечеров в неделю, чтобы выпустить пар и развеяться. Еще ходила в стрелковый клуб, хотела превратить себя в совершенную боевую машину, неуязвимую, не ведающую сомнений. Но всего этого оказалось недостаточно. С самого начала ей было ясно: доводить себя до физического и умственного изнеможения – это не терапия, а способ кратковременного снятия симптомов.

Надо поработать. Уйти в расследования с головой – это принесет облегчение.

Лудивина забросила маркер на холодильник.

Все полтора года она изучала психологию самых извращенных убийц. Читала книги, слушала публичные лекции, ходила на вечерние курсы, чтобы понять, определить для себя раз и навсегда, с чем имеет дело. Знание – как таблетка успокоительного. Все выяснить, чтобы успокоиться. В свое время она столкнулась с худшими преступниками и, чтобы избавиться от их призраков, решила препарировать души. Сделать вскрытие и посмотреть, как там все устроено. Это должно было унять ее тревоги, рассеять кошмары, дать возможность увидеть в клиническом, научном свете свой почти детский страх перед чудовищами. Это означало справиться с чувствами, подавить неврозы и преобразовать энергию ужаса в чистое знание. От эмоционального восприятия перейти к сухой аналитике.