Партизанки - Яковенко Владимир Кириллович - Страница 7

Вслед за первой группой, с интервалами в несколько дней, совершили удачный побег еще сто пятьдесят-двести узников. И снова женщины мужественно и хладнокровно, каждую минуту рискуя собой и жизнями своих детей, родных и близких, сделали все для их спасения.

Кровавая драма, разыгравшаяся на территории старинной крепости в ночь на 7 ноября, вызвала волну огромного гнева и возмущения среди всего населения города.

Продолжала развертывать решительные диверсионные действия и наша группа. Ее штабом были разработаны и успешно проведены несколько смелых, рассчитанных на внезапность операций. Одной из них, пожалуй, самой дерзкой и значительной, стал разгром гитлеровской казармы в здании бывшей средней школы по улице Энгельса, где постоянно останавливались на короткий отдых фашистские подразделения, направляющиеся на восточный фронт.

Нужно сказать, что к этому времени членами нашей организации уже было собрано некоторое количество оружия: десять-двенадцать винтовок, пистолеты, два ящика патронов и взрывчатка. Однако для проведения серьезной операции, в ходе которой могли возникнуть любые осложнения, этих более чем скудных запасов было, конечно же, недостаточно.

Нам требовалось раздобыть любыми средствами еще хотя бы три-четыре автомата с запасными обоймами, несколько пистолетов и, пожалуй, главное — десятка два-три гранат. Только в этом случае, штурмуя хорошо укрепленную и охраняемую казарму, группа могла рассчитывать на победу.

Но где и как найти такое количество оружия? Связи с партизанами у городского подполья пока еще не было, и, следовательно, на помощь извне нам рассчитывать не приходилось. Что же касается самого Бобруйска, то поиски здесь своими силами оставались безрезультатными — они ни к чему не приводили.

Операцию не осуществили бы, если бы не смелая и неожиданная инициатива, проявленная нашим замечательным товарищем Ниной Гриневич. Узнав о серьезных затруднениях, которые испытывали подпольщики с оружием, семнадцатилетняя комсомолка предложила довольно опасный, но вполне реальный план. Забегая вперед, хочу отметить, что именно благодаря Нине и ее плану несколько позже нашей группе удалось наладить надежный канал связи с одним из партизанских отрядов, действовавших к югу от города.

Как выяснилось, вся большая семья Гриневичей, живущая в деревне Ламбово, в двадцати пяти километрах от Бобруйска, — шестидесятилетняя мать Агриппина Петровна и одиннадцать ее дочерей и сыновей (сама Нина была последней) — уже давно собирала оружие, оставшееся после ожесточенных боев на полях. Все, что они находили, будь то винтовка, автомат или граната, тщательно пряталось в укромном месте, а затем старшая из дочерей, Ольга, вместе с односельчанином Василием Назарчуком переносила собранное в надежные лесные тайники.

— Одним словом, дайте мне день-два — и оружие будет в городе, — твердо закончила свой короткий рассказ Нина. — Обязательно будет.

Подпольщики молчали. Риск, на который сознательно и добровольно шла девушка, был огромен. Это понимали все. Однако иного, менее опасного и простого, выхода, по-видимому, не существовало. И после долгих и тщательных размышлений и обсуждения всех подробностей предложение Гриневич было принято.

— Обо мне не тревожьтесь — я везучая, — заметив следы плохо скрытой тревоги на лице Ивана Химичева, мягко улыбнулась Нина. — И сама доберусь, и листовки доставлю, и оружие привезу!

— Это какие же листовки?

— Те, которые вы мне дадите, — кивнув на стопку сводок Информбюро, лежащую на столе, серьезно произнесла девушка. — Не могу же я возвращаться домой с пустыми руками! Вы себе и представить не можете, с каким нетерпением ждут у нас любых весточек, сообщений из Москвы.

В тот же день около тридцати экземпляров последней радиосводки были переданы Нине для распространения в окрестных деревнях.

Рано наступивший осенний вечер застал девушку вдали от города. Позади осталось двадцать с лишним километров тяжелого и небезопасного пути через леса и болота, в обход захваченных врагом деревень.

Вот наконец и знакомые с детства места. Обступивший со всех сторон угрюмый лес медленно редеет, незаметно переходя в невысокий, но довольно густой кустарник. Скоро должны показаться и первые дома Ламбово, а среди них, чуть в стороне и на отшибе, — хата Гриневичей. «Ну, кажется, добралась», — с облегчением подумала Нина. И в тот же момент из кустов впереди неожиданно и резко раздался лязг винтовочного затвора, а затем и хриплый окрик:

— Стой! Кто идет?

«Вот тебе и везучая!»

— Да я из Ламбово! К себе домой иду, — стараясь сохранить в голосе спокойствие, отозвалась Нина.

— А ну, подходи поближе, посмотрим, что это за краля по ночам тут шастает.

Сделав несколько шагов вперед, Нина различила в темноте двух вооруженных винтовками полицаев в черных шинелях и только что остановившуюся поодаль женщину в накинутом на голову платке. Низкорослый «страж порядка», от которого мерзко разило самогоном, пристально вглядываясь в девушку, злобно выдохнул:

— Кто такая? Покажь документ!

В этот момент женщина, очевидно узнав девушку, подбежала к Нине и, оттолкнув полицая, прижала ее к себе:

— А, божечка ж мой! А я ж тебя сразу и не признала! Ой, горе мое, а исхудала-то как! Пойдем, дитятко, по дороге нам! Отведу тебя домой — мать ведь небось заждалась…

— Молчать, старая ведьма! — заорал опешивший поначалу низкорослый. — Не встревай! Сами отведем, куда надо будет! А может, она — партизанка? Тут еще разобраться надо!

— Да что вы, мужики, — продолжала причитать женщина. — Это ж Нинка, Агриппины нашей дочь. Работает в городе, а сюда, к матери, за харчами ходит…

Второй полицай, пожилой, заросший трехдневной щетиной и до сих пор угрюмо молчавший, неожиданно примирительным голосом произнес, обращаясь к своему напарнику:

— Да отцепись ты от них, Степан. Знаю я ее. Гриневича это девка.

Достав из кармана кисет, он неторопливо протянул его приятелю. А Нина, готовая уже к самому худшему и еще не до конца поверившая, что опасность миновала, не оборачиваясь, поспешила к своему дому.

Той же ночью девушка встретилась со своим односельчанином Василием Назарчуком. Были тщательно продуманы все детали предстоящей поездки в Бобруйск, намечен маршрут.

Ранним утром Назарчук, добыв у старосты документ на право выезда в город с сестрой жены, запряг в повозку гнедого коня. Под толстым слоем сена, завернутое в старую рогожку, уже находилось предназначенное для подполья оружие. Гранаты, завернутые в промасленную тряпку и залитые сверху густым дегтем, лежали в большом ведре, подвешенном под повозкой.

Из деревни Василий выехал один, стараясь не привлекать внимание полицаев. В условленном месте его уже ждала Нина. Расстелив на сене домотканое одеяло, она улеглась поудобнее. Как и было уговорено, Назарчук вез в бобруйскую больницу больную свояченицу.

Тряские, давно неезженые проселки вывели их спустя несколько часов к большому, усиленно охраняемому мосту через Березину. По обе стороны его — постовые, внимательно проверяющие каждого.

— Хальт! — выходит на дорогу здоровенный верзила в каске, угрожающе поводя дулом автомата. — Токумент!

Лошадь, с силой схваченная под уздечку, испуганно шарахается в сторону. Нина громко всхлипывает и, кусая от «боли» губы, кричит:

— Ой, мамочка! Ой, не могу! Скорее! Скорей!

— Вас? Вас ист дас? — Пять-шесть гитлеровцев, не опуская оружия, окружают телегу, с недоумением разглядывая стонущую в ней девушку.

Назарчук, изображая на лице крайнюю степень волнения и обращаясь то к одному из них, то к другому, пытается объяснить:

— Сестра жены это, понимаете? Везу в больницу…

Проходит еще несколько минут в тщетных попытках втолковать гитлеровцам, что женщине на повозке срочно нужно в больницу. Наконец один из них начинает понимать, в чем дело. Кивая головой в сторону Нины и делая какие-то жесты, он произносит две-три фразы, адресуя их остальным. И тогда фашист, ухватившись за оглоблю и с размаху ударяя кулаком лошадь, орет что есть силы: