Партизанки - Яковенко Владимир Кириллович - Страница 24

Пришла в себя она не скоро. И еще долго рыдала, безутешно и горько, безразличная уже ко всему, прижимаясь к заледеневшему, с бурыми пятнами застывшей крови, мертвому телу ее Коленьки…

Матери партизанские! Как много пришлось вам испытать и пережить за долгие годы войны! И голод, и бесчинства жестокого врага, и мучительные переживания за самое родное и близкое, что есть у каждой женщины, — за детей, — и боязнь потерять их, так рано повзрослевших и взявших в руки оружие.

Вам было трудно, бесконечно трудно. Но, несмотря на все лишения и постоянный, изо дня в день, смертельный риск, у вас хватило мужества и воли выдержать и вынести все это ради свободы родного народа, нередко ценой своей жизни, исполнив до конца свой долг перед Отечеством.

Глава третья

РАЗВЕДЧИЦЫ

Суровы и нелегки тропы партизанские. Бездонные топи белорусских болот, ледяные, студеные ветры, обжигающие лицо и руки январскими ночами, холодные, изнуряющие осенние дожди, которым, казалось, никогда не будет конца, жестокий голод и болезни — вот только малая доля тягот и невзгод, перенесенных за долгие годы оккупации народными мстителями. Но самым страшным, коварным и беспощадным врагом партизан, врагом помер один, были, конечно же, многотысячные, до зубов вооруженные и хорошо обученные тыловые гарнизоны и специальные карательные части гитлеровских войск. А было их на территории оккупированной Белоруссии в те страшные годы тысячи.

Беззащитно и обречено на скорую гибель любое, даже самое крупное и отлично оснащенное, партизанское формирование без правильно организованной и хорошо поставленной разведки. Залогом безопасности отрядов, бригад и целых соединений, их успешных операций были прежде всего находчивость, мужество и отвага партизанских разведчиков. И если само по себе участие в партизанском движении, борьбе с врагом в его глубоком тылу по праву считается подвигом, то работа в отрядной или бригадной разведках — подвиг вдвойне.

Постоянный, ежедневный, а подчас и ежеминутный риск, с которым добывались по крупицам разведданные, требовал от людей колоссальной выдержки, стойкости и бесстрашия. И именно здесь, на этом трудном и смертельно опасном участке борьбы, особенно ярко и наглядно проявились лучшие качества советских женщин-патриоток. Ради победы над фашизмом они готовы были пойти на любые жертвы.

И их было немало, этих жертв. Могилы павших хранят имена тысяч женщин и девушек, отдавших жизни свои во имя свободы и независимости нашей Родины. И многие из них погибли, выполняя разведзадания партизанского командования.

Морозный февральский день сорок второго. Весело искрится, поскрипывает под полозьями партизанского обоза недавно выпавший снег. Раскидистые лапы могучих елей, вплотную подступивших к извилистой лесной дороге, которая ведет из оккупированного Бобруйска на юг, склоняются низко под тяжестью громадных белоснежных шапок.

Бойцы отряда Василия Губина, где был я в ту пору взводным, возвращались с очередного задания. Операция прошла успешно — несколько гитлеровских постов в окрестных деревнях истреблено, и колхозный скот вместе с запасами зерна, награбленного, но еще не вывезенного оккупантами, возвращены населению. Пришлось, правда, сжечь несколько старых, полуразвалившихся сараев: иначе селян могли заподозрить в помощи партизанам, в поддержке их. Тогда пощады ждать не приходилось.

Под вечер заснежило. Небо, до этого ясное, медленно затянулось низкими сероватыми облаками, и на запорошенный лес, на дорогу мягко повалили крупные густые хлопья. Они падали на разгоряченные, лоснящиеся от пота крупы лошадей и тут же таяли, исчезая без следа. Через несколько минут весь обоз было не узнать: шапки, плечи, сани с поклажей покрывал толстый слой снега.

Вокруг сразу же потемнело, и дорогу впереди уже в нескольких метрах завесила плотная белая мгла. Сбиться с пути мы не боялись — места были знакомые, давно исхоженные. Но, по сведениям нашей разведки, здесь время от времени появлялись крупные отряды немцев, встреча с ними в такую погоду в наши планы, конечно, не входила.

Передав по цепи приказание сбавить ход, я напряженно, до боли в глазах вглядывался в снежную пелену.

Так прошло минут десять-пятнадцать. И вдруг среди снежного безмолвия, нарушаемого лишь скрипом полозьев да отрывистым пофыркиванием уставших лошадей, мне смутно послышались невдалеке чьи-то приглушенные голоса. Почти тотчас же наша лошадь, встряхнув припорошенной гривой, остановилась как вкопанная.

«Неужели немцы?» — мелькнула тревожная мысль. Подав бойцам знак приготовиться, я соскочил с саней.

Передернув затворы оружия, партизаны залегли в сугробах по обе стороны дороги. И вовремя: впереди начали медленно проступать неясные контуры крестьянского возка. Запряженная тощей лошаденкой, повозка двигалась неспешно, поскрипывая на ходу полозьями.

На немцев не похоже. Но осторожность — прежде всего. Я кивнул Ване Безбородову, и над дорогой раздался его зычный бас:

— Стой! Кто такие?

Но лошаденка и сама, видно, учуяв незнакомых, замерла на месте, не дожидаясь окрика хозяина.

— Крестьяне мы, из Крюков, — донесся до нас мужской голос.

— Из Крюков? Далековато забрались. Документы есть?

Подошли поближе. Мужчина на санях не спешит с документами. Его внимательный взгляд красноречив: кто вы, друзья или враги? Рядом с ним на розвальнях припорошенная снегом фигура, тепло укутанная от мороза несколькими платками. Разобрать сразу, кто перед тобой, мужчина или женщина, невозможно.

Услышав голос, пассажир зашевелился, протер лицо и, широко улыбнувшись, произнес неожиданно тонким, женским голосом:

— Ах, Володя, черт проклятый! Какие тебе еще документы?

«Какой знакомый голос», — мелькнула мысль, и, пристально всмотревшись в лицо этой «снежной бабы», как окрестил я уже ее про себя, узнал: Мария Масюк! Вот это встреча!

Мы пропускаем взвод вперед, и Мария знакомит меня с комсомольцем Борисом Пигулевским, членом Бобруйского партийного подполья. В партизанах он недавно, с тех пор как попал на подозрение городской жандармерии.

— Далеко путь держите?

— Далеко, Володя. В Бобруйск.

— Ты с ума сошла, Марийка. Тебя же там ищут!

— Что ж из того? Город я знаю как свои пять пальцев, да и друзей там много — помогут, — улыбаясь, говорит Масюк. И тут же, переходя на серьезный тон, поясняет: — Командованию отряда срочно нужны разведданные по гарнизону. Обстановка в Бобруйске сложная. Это во-первых. А кроме того — к подпольщикам нашим заглянуть пора: предстоит вывезти к нам медикаменты, лекарства. В отряде немало раненых, больных, а лечить людей уже давно нечем: которую неделю из боев не выходим.

— А что с семьей, с ребятами? Нашла их?

— Если бы так, Володя… — сразу же изменившимся голосом ответила Мария. — С той поры как ушла из города, вестей никаких. Словно в воду канули. Как подумаю о них, беззащитных, маленьких, готова, кажется, в любое пекло идти, лишь бы отыскать детишек.

Вскоре мы распрощались.

Провожая взглядом медленно удаляющиеся в сторону Бобруйска сани, я не мог знать, что эта встреча с Борисом Пигулевским последняя: в одном из боев несколько недель спустя он погиб. Не знал я и другого: как много опасностей будет подстерегать моих друзей при выполнении их задания, нелегкого, чрезвычайно опасного.

Повозка давно уже растворилась в снежной круговерти, а я, глядя ей вслед, по-прежнему думал о Марии, о ее улыбке, с которой эта молодая, обаятельная женщина шла в самое логово врага. Шла, быть может, на верную гибель.

Прошло чуть больше месяца, и партизанские дороги опять свели меня с Марией Масюк. В районе рабочего поселка Октябрьский, к югу от Бобруйска, отряды народных мстителей несколько дней подряд отбивали яростные атаки фашистов, пытавшихся блокировать партизанскую зону. Здесь мы и встретились.