Покорение Сибири (СИ) - Решетников Александр Валерьевич - Страница 10

- Рустам, - обратился Лапин к сотруднику безопасности корпорации, когда тот вошёл в комнату, где Иван сидел за столом и пил водку, - ты знаешь такого Радищева Александра Николаевича?

- Заместитель начальника таможни? - после некоторых размышлений ответил вошедший.

- Ага, - ответил Лапин и замахнул стопку водки, после чего прислушался к себе, кивнул и потянулся за огурцом, лежащим на тарелке.

- И чем вас, Иван Андреевич, заинтересовал этот Радищев?

- Книжки, гад, пишет, - хрустя огурцом, ответил купец.

- Ну, и пусть себе пишет. Нам-то, что с того? - Рустам присел напротив него.

- Очень вредные книжки он пишет... А ещё этот писака задержал на два дня наши товары на таможне.

- Так вы из-за товара... - улыбнулся Рустам.

- Нет, из-за книжек.

- Хм... А что не так в его книгах?

- Пургу разную гонит в своих книжках, а мне потом тёлки отказывают...

- Э-э... Пургу? Тёлки? - Рустам внимательнее пригляделся к Лапину, - Иван Андреевич, да вы пьяны.

- Может и пьян, - не стал спорить Лапин.

А дальше удивлённый сотрудник безопасности услышал следующее:

Пик одиночества - водка в графине,

осень, октябрь, суббота в придачу,

память о нежностях юной графини...

Счёт у любви, как всегда - не оплачен.

Взглянешь на улицу в вечер субботний

к хладу окошка лицом припадая,

по площадям, по глухим подворотням

ветры гуляют, октябрь воспевая.

В небе смешали свинец с простоквашей...

Мало приятного в этой картине.

Лирика осени в листьях опавших

с грустью немой в опустевшем графине.

- Но знай, - после лирической минутки продолжил Лапин, - если ты не грохнешь этого писаку, то я сделаю это сам!

- Давайте завтра об этом поговорим, Иван Андреевич, хорошо? - встревожился Рустам.

- Завтра, так завтра, - ответил Лапин и влил в себя ещё одну стопку водки, после чего встал и пошёл к кровати, на которой через некоторое время благополучно уснул.

Рустам же сел писать письмо в Тюмень, в котором просил у Агеева разъяснений. Через полтора месяца ответ был получен: "Всю бумагу у клиента забрать для растопки печей. В благодарность за бумагу подарить ему груз 200". Сказать, что Рустам удивился, значит - нечего не сказать. За полтора месяца наблюдений и сбора информации он не обнаружил ничего, чем Радищев мог бы помешать "Приюту". Но если с Лапиным он ещё мог бы поспорить, то Агеева слушался всегда.

20 августа 1789 года в петербургском особняке корпорации "Приют" Рустам, сидя в кресле напротив Лапина, докладывал ему.

- В Париже, Англии и во Франкфурте всё прошло, как и было задумано.

- Сколько человек знает об истинной смерти короля?

- Четверо, Иван Андреевич. Вы, я, исполнитель и Марсель Каримович.

- Подробности можно?

- Конечно. Обманом украли дочку у английского баронета. Перстень, что она носила, проиграли в карты одному из придворных слуг короля. Отцу девочки сказали, что этот придворный убил его дочку. Тот, естественно, захотел отомстить. Подсказали ему место и способ. Наш человек заранее подобрал удобную точку, недалеко от этого места. Когда подъехала карета с королём, он ликвидировал слугу баронета, и быстро занял исходную позицию. Только карета остановилась, и вышел Людовик XVI...

- А почему остановилась карета? - удивился Лапин.

- На дороге устроили скрытую ловушку. Когда авангард охраны проехал, то наш человек дёрнул за верёвку и ловушка открылась. Туда копытом и угодила одна из лошадок, и продолжать путешествие уже не смогла.

- Дальше, - велел Иван Андреевич.

- Король со своим слугой вышел из кареты. В слугу-то баронет и стрелял, а наш человек почти одновременно с ним - в короля, а потом в убегающего баронета. Два выстрела и один удар кинжалом и всё без шума.

- Всего лишь, Рустам, ружьё с оптическим прицелом и глушителем, - улыбнулся Лапин.

- Да, уж... Страшное оружие, Иван Андреевич.

- Не страшнее остальных.

- Хм, верно. Арбалетный выстрел тоже бесшумный. Из докладов наших людей из Англии следует, что выстрел был самым лёгким заданием. Основную трудность и опасность представляли минирование, разброс карикатур и выемка ценностей.

- Кто про Первого министра всё знает? - спросил Лапин.

- Если не считать нас с вами и Марселя Каримовича, то только два исполнителя. Остальные люди в разных местах выполняли только одно какое-нибудь конкретное задание и про другие им никто, ничего и никогда не говорил, и говорить не собирается.

- И это правильно, - произнёс Иван, - что ещё?

- Радищев отравился грибами, а его записки сгорели в печке.

- Тоже - правильно. Нечего народ баламутить.

- Иван Андреевич, простите, а что не так в его записях? Смотрел я их, но ничего серьёзного вообще не нашёл.

- Знаешь, Рустам, есть такие люди, которые всех хотят сделать счастливыми.

- И что в этом плохого?

- Для начала в том, что я не хочу, чтобы кто-то за меня решал на счёт моего счастья. И потом, сам, наверное, знаешь, что благими намерениями выложена дорога куда? Правильно, в ад! Начитаются вот таких книжек молодые балбесы и захотят всеобщей правды и справедливости, и пойдут народ баламутить, мол, вас обманывают, вас обворовывают, так жить нельзя... Доведут людей до белого каленья, возьмутся те за вилы и косы, и начнут крушить всё налево и направо... И придётся людишек усмирять солдатами, и прольётся ещё больше крови... И получится вместо счастья - всеобщее горе. Разве не так?

- Так, Иван Андреевич, - невесело усмехнулся Рустам.

- Во-от. А бывают такие правдолюбцы, которые думают так: "Чтобы всё стало хорошо, нужно убить всех плохих". Только ещё Бог сказал: "не суди, да не судим будешь". Кто-то для одних плохой, а для других любимый и желанный. И как быть в такой ситуации? И начинают тогда эти борцы за всеобщее счастье гасить всех налево и направо.

- Хм, понятно... - задумался Рустам, и через некоторое время спросил, - а вы Иван Андреевич плохой или хороший?

- Плохой, Рустам, плохой, - улыбнулся Лапин. - Только ты про это никому не говори... Договорились?

- Договорились, - улыбнулся Рустам в ответ, и добавил, - но только как быть со счастьем-то? Несправедливости действительно хватает...

- Несправедливости? - усмехнулся Лапин, - вот тебе простой пример, проиграл один дворянчик в карты все свои деньги, а потом и земли вместе с крестьянами. Обиделся на жизнь и стал показывать пальцем на других дворян, у которых и земли есть, и крестьяне. Показывает на них пальцем и говорит, что издеваются они над своими крестьянами, жизни им не дают, поедом едят... А что, спрашивается, мешало тебе не в карты всё проигрывать, а заниматься своими крестьянами? Школу для них построить, больницу, дать улучшенные орудия труда, чтобы урожай стал обильнее, чтобы с голоду они не пухли... Что мешало-то? Ты хочешь, чтобы такие ублюдки боролись с несправедливостью?