Второе рождение (СИ) - Деревянко Юрий - Страница 40

— Надька, дубина ты пластиковая. Это же очень важно! Рассказывай всё!

* * *

К счастью — догадался включить запись. Потому что рассказ о Надькиной ночной жизни занял больше часа. Иногда давился от смеха, несколько раз пришлось поволноваться. Будто прослушал сбивчивый пересказ какого-нибудь полицейского боевика с героем-одиночкой. Не удержался, чтобы не сказать ей об этом. Она обиделась:

— Ты мне не веришь?

— Надь, я верю, но это нереально круто. Ты же готовый полицейский.

— Правда?! — радуется она.

— Правда. А Серёга об этом знает?

— Нет. Я не хотела его волновать.

— Ну ты и шпионка. Ты ещё не решила — куда поступать?

— Ещё думаю. Может быть — всё таки в технический?

— Надька! Только в полицию! У тебя уже послужной список хорошего оперативника!

— Димочка, но меня ведь туда не возьмут с моей инвалидностью.

— А сколько раз ты можешь отжаться?

— Ну за час примерно…

— А кто четверых бандитов голыми руками?

— Ну какие же они голые… Я в перчатках была.

— Надька, я тебя туда за руку отведу! Ты же там порядок наконец-то наведёшь!

— Ты думаешь? А… А на какое отделение?

* * *

Закончила разговор, уже стоя у шкафа. Открыла и потрогала китель, который после случая с соседом подумывала тихо выбросить. Достала его вместе с вешалкой, подошла к зеркалу, приложив к себе. Полюбовалась. Осмотрела себя ещё раз камерой Потеряшки. Аккуратно отряхнула и снова повесила в шкаф. И тут поняла, что придётся уйти с работы. С той самой работы, на которой встретила Серёжу.

* * *

— Надь, что-то случилось?

Серёжа присаживается напротив и смотрит в лицо. Но смотреть на него грустно, поэтому отвернулась.

— Я что-то не так сделал?

— Серёжа, всё так. Ты замечательный. Просто мне грустно.

— Почему?

— Ну я же девушка в конце концов. Могу я просто погрустить?

— Ладно. Если понадобится моя помощь — скажи. Погрустим вместе.

Он отходит в сторону. Кажется — решение принято, да и слово себе дала — поступить на высшее. Но теперь жаль уходить с автомойки. Потому что это значит — снова изменить свою жизнь. Снова потерять всё. Автомобили, которые стали почти родными. Особенно некоторые из них — которые приезжают мыться чаще других. Дядю Сеню с его доброй и мудрой улыбкой. А главное — Серёжу. Он не просто парень, с которым приятно провести день или ночь. Он признал девушку даже под пластиковой оболочкой. Научил пластиковую куклу, что она тоже может быть любимой. На мойку заезжает очередной запылённый клиент — и грусть снова надо отложить на потом. Даже нахальный БМВ теперь кажется старым другом. Он следит за собой и наверняка получится встретиться с ним ещё. Но руки невольно трут его бока тщательнее, чем обычно.

* * *

Стал замечать, что с Надюшкой что-то не ладно. Грустить стала чаще, снова замыкается в своём старом кресле. К машинам нежнее стала — как в первые месяцы, когда Серёга только подкатывать к ней пытался. Сперва подумал, что любовь у них с Серёгой не клеится. Но и к нему она — вроде — нежная. Уходят часто вместе, а иногда и приходят довольные в обнимочку. Грешным делом подумал уже, что молодежь "доигралась". Но вспомнил свою, когда первого ждала — так она беречься стала, как узнала. Да и поправилась быстро. А Надюшка как медный пятак — не меняется. Такая же стройная, такая же неутомимая. А как тёплые дни пришли, как шортики надела… Ну как тут Серёге не позавидовать? Но вдруг понял — Надюшка с автомобилями прощается. Давно ведь понимал, не задержится эта звезда на мойке. Бросит эту работу, и поминай — как звали. А может быть — и Серёгу забудет. С глаз долой — из сердца вон. Одно слово — звезда. Между делом подошел к ней и негромко спросил:

— Уходить собралась?

— Дядь Сень, а… А как Вы догадались?

— Лето на дворе. Надумала поступать?

Она смущённо опускает глаза.

— Кажется — да.

— Не говори куда, а то сглазишь. Ни пуха тебе.

— К чёрту, — улыбается Надюшка.

* * *

— Катя… — печально тянет подруга в телефон. — Мне поговорить надо.

— Ты на тренинг идешь?

— Неет.

— Почему?!

— Я с тобой поговорить хочу.

— Я что по-твоему — лучше психолога?

— Ты моя подруга.

— Надька, ты невыносима. Давай эээ… В восемь вечера за нашим столиком.

Она точна, как обычно. Пришла, плюхнулась за столик, подперла щеку ладонью.

— Кать… Я решилась.

— На курсы?

— Нет.

— Неужели замуж?!

— Какое замуж, ты с ума сошла?!

— Надь, мне всё чаще кажется, что ты меня разыгрываешь. Какой из тебя киборг?

— Кать, не дразнись, а то обижусь.

— Не буду. Если скажешь наконец — на что ты решилась.

— Я с работы ухожу. Только не знаю — как об этом Серёженьке сказать.

— Чорд. Совсем забыла, что у вас служебный роман. А что с работой не так?

Надька пожимает плечом.

— Ну я же поступать собралась. Работать уже не получится.

— И чо? Серёжку тоже оставишь?

— Нет — с собой возьму! Кать, я не хочу его оставлять. Тоесть — я хочу, чтобы он, ну чтобы мы…

— Надька, вот какого дьяболо ты на тренинг не пошла? Сидишь тут — мямлишь. Ты взрослая или где? Собери волю в стальной… Извини — в свой прочнее стали кулак — и скажи. Если любит — никуда он от тебя не денется. А если, извини, поиграться хотел — так туда ему и дорога. На твои внешние данные желающего искать — только свистни.

— Я свистеть не могу.

— Да тебе и свистеть не надо, сами набегут. Ещё лишних пинками разгонять будешь.

— Ты так думаешь?

— Я привыкла сначала думать, потом говорить. Можно всё сразу, но не задом наперёд.

Надька зажмурилась и тряхнула головой, переваривая фразу.

— Кать, у меня с твоих фразеологизмов чипы в трубочку сворачиваются.

— Надька, не коси под робота, у тебя это не получается.

— Так что — прямо подойти и сказать?

— Можешь подойти по большой дуге. Но сказать всё равно придётся. Если не передумала поступать.

— Нет, Кать, ну я ведь давно решила… — мнётся Надька.

* * *

— Надь, кончай тоску на себя нагонять. Улыбнись.

Поглядела на него снизу вверх, встала и молча обняла. Уже даже дядя Сеня давно догадался. Почему же он не догадывается? Неужели это так трудно? Он ведь догадывается, когда хочется заплакать. Почему он не понимает сейчас? Или уже давно всё понял — и ждёт, чтобы сказала сама? Он тоже молчит и гладит по голове. Очень хочется ощутить его запах. Но нечем. Зато можно его обнять тёплыми после мойки руками.

— Надь, ты сейчас тёплая, — шепчет он. И то, что должна была сказать — снова тонет в тепле его обнимающих рук и тихого голоса. Но всё решено. Опустила руки и шепнула:

— Серёжа, я ухожу.

— Тебе куда-то срочно надо? — уточняет он.

— Да. Надо. Я увольняюсь.

Серёжа резко хватает за плечи и смотрит в лицо.

— Что? Совсем?

— Серёжа, я давно решила, что буду поступать в институт. Извини, но…

— Надя, как же… А как же я? Я что — больше тебя не увижу?

— А ты хочешь меня видеть?

— Очень хочу. Куда ты уезжаешь?

— Никуда. Я останусь тут, в городе. Мы сможем встречаться.

Он обнял снова и шепнул:

— Так вот почему ты грустила…

— Да, Серёж.

— Тогда это пустяки.

— Для тебя это пустяки?

— Когда ты пришла, я сразу понял, что ты здесь ненадолго. Но если мы можем и дальше…

— Сможем, Серёженька… — ответила, нежно обнимая.

* * *

Утром следующего дня встала, раньше, чем на работу. Открыв шкаф, взялась сперва за форменный китель, но раздумала. Его время ещё придёт. Сперва надо хотя бы поступить. Поэтому оделась скромно, строго, не вызывающе. Но всё-таки женственно. Пластиковые оригиналы всех своих немногочисленных документов сложила в сумку. На всякий случай их электронные копии загружены в телефон. Постояла перед зеркалом, кивнула и вышла. Чтобы успокоиться — пошла пешком. Благо — батарея только что заряжена до полного, а идти не так уж далеко. Наконец — остановилась перед вывеской. "Юридический институт МВД Российской Федерации". Поскольку невозможно сделать глубокий вдох — просто медленно кивнула и открыла дверь проходной.