Террорист номер один (СИ) - "Пантелей" - Страница 1

28 сентября 1984 года. Рим. Ватикан.

Папа Римский Иоанн Павел II включил телевизор и переключил несколько каналов. Везде было одно и то же. Сегодня все телекомпании с самого утра в прямом эфире вели трансляцию с площади Святого Петра.

А на площади вместо египетского обелиска стоял деревянный крест. На кресте, лицом к Апостольскому Дворцу, распятый чуть ли не железнодорожными костылями, висел террорист номер один. Мохамед Асхам… Тот самый, которого аятолла Хомейни недавно признал Мессией мусульман. Тот самый, который недавно организовал ядерные теракты в Саудовской Аравии.

Крест обнаружили на рассвете и сразу попытались принять меры, но отправленные снять террориста с креста карабинеры, не дойдя до него с полсотни метров, вдруг упали на колени и начали истово молиться. Та же участь постигла и группу армейского спецназа. К девяти утра площадь заполнилась молящимися настолько плотно, что о проведении какой-либо операции можно было забыть.

До двух пополудни с площади не возвращался никто. Первым, кто пообщался с распятым Асхамом и вышел обратно был Диего Марадона, которого естественно сразу взяли в оборот телевизионщики.

— Что он вам сказал, сеньор Марадона?

— Он сказал — «Иди тренируйся, Диего, всё будет хорошо.»

— Вы с ним встречались раньше?

— Встречался.

— Вы признаёте, что встречались с террористом? — вклинился в разговор один из силовиков в штатском.

— С террористом? — Диего заливисто засмеялся — Тогда иди и арестуй его, он ещё живой. — Марадона повернулся обратно к телевизионной камере и гордо произнёс — Спаситель навещал меня дважды. Он учил меня музыке.

Силовиков без особого труда отжали, в прямом эфире у них не было шанса вмешаться, не устроив грандиозного скандала. Действительно ведь — террорист вон висит, а арестовывают почему-то футболиста, который считает его, не много не мало, а Спасителем.

Версию Второго Пришествия жевали с самого утра, в качестве одной из основных. Второй была версия о подготовке мегатеракта, с использованием неизвестного оружия психического воздействия. Мегатеракта, разумеется, никто из присутствующих в Риме и его окрестностях не хотел, поэтому вопрос был задан с надеждой в голосе.

— Вы уверены, что это Спаситель, сеньор Марадона?

— Абсолютно уверен.

— И что теперь будет?

— К вечеру Он умрёт.

— Вы не выглядите опечаленным.

— Он сказал, что всё будет хорошо. Я Ему верю.

— Вы сказали, что Он учил вас музыке. Значит вы Его ученик, то есть Апостол?

— Он любит футбол, а меня считает лучшим. Я понятия не имею, какие Заповеди он нам принёс, новой Нагорной проповеди я не слышал, поэтому Апостолом считаться не могу. Он сказал — «Иди тренируйся, Диего». Не проповедуй, а тренируйся. Извините, сеньоры, мне пора.

— Ещё, с ваших слов, Он сказал — «Всё будет хорошо». Что это, по-вашему, значит?

— Это же очевидно. Он умрёт, а потом воскреснет. Ждите. Я по возможности буду смотреть ваши передачи. Мне пора, сеньоры, хочу успеть на вечерний рейс, до свидания.

Марадона улетел в Неаполь, а его короткое интервью привлекло в Рим миллионы паломников. К вечеру вся Италия стояла в пробках, люди в ближних пригородах просто бросали машины прямо на дорогах и шли к центру Вечного города пешком.

А католическая церковь до сих молчала. Сначала их экстренно эвакуировали из-за террористической угрозы, а потом начались споры. После блиц интервью Марадоны, конклав разделился на два примерно равных лагеря — сторонников признания Второго пришествия и сторонников явления в мир Сатаны. Сторонники признания покивали на доводы сторонников явления и предложили им попробовать Сатану из нашего мира изгнать. Вызвались двое. Перед подвигом возвестили на весь мир свои намерения перед телекамерами. Он, кем бы Он не был, подпустил кардиналов поближе, и сейчас они истово молились между Ним, кем бы Он не был, и остальной толпой. Как раз перед объективами проклятых телевизионщиков. Теперь настал его черёд. Его, Кароля Войтылы, Папы Иоанна-Павла Второго.

Ему уже давно всё было понятно, давно уже было пора встать и идти, но Папа боялся. Но не теракта и не Сатаны. Он боялся встретиться Ним взглядом. Конечно, он готовил себя к встрече с Господом, но когда-нибудь потом, когда заслужит милость Его. Прямо сейчас на эту милость уповать было глупо. Страшно. Папа не мог заставить себя взглянуть в эти глаза даже на телеэкране. Это было для него даже страшнее, чем сама смерть.

Видимо эти чувство слишком явственно проступали на лице Его Святейшества и невольно передались окружающим. Поэтому на заявление, что он пойдёт один, даже личная охрана отреагировала облегчённо одобрительно. Этот, кем бы он ни был, с креста, вряд ли представляет для Папы физическую угрозу, а для подвигов духовных сам Понтифик и есть первый паладин святой церкви. К тому-же все уже понимали, что Иоанну-Павлу Второму предстоит на площади не изгнание Дьявола, а признание Спасителя. Признание Второго пришествия. И это всех пугало ещё больше. К немедленному Страшному суду никто из иерархов католической церкви оказался не готов.

Папа вышел из Апостольского дворца и не поднимая глаз зашагал в сторону центра площади. Толпа расступалась перед ним, как волны Красного моря перед Моисеем. Шёл он медленно, каждый шаг давался с трудом, будто двигался он не по ровной площади, а по грудь в воде, наконец упёрся взглядом в пробитые жуткими на вид четырёхгранными гвоздями кровоточащие ноги. До них было метров десять.

Иоанн-Павел Второй невероятным усилием воли заставил себя поднять глаза. Сначала на набедренную повязку, потом на грудь с кровоточащей колотой раной, потом на руки, пробитые теми же жуткими гвоздями, потом на скривлённые в усмешке губы и наконец на глаза.

В этих глазах понтифик не увидел адского огоня, равно как и вселенской мудрости и милосердия. В этих глазах он увидел бездну, отражающую его самого. В отражении бездны любой его самый ничтожный грех выглядел чудовищным преступлением, как предстаёт наблюдателю невидимая в быту бактерия под микроскопом. А гордыня так вообще выглядела чудовищным монстром, способным устроить немедленный Апокалипсис почти не напрягаясь. И этим монстром был он, Кароль Войтыла, Его Святейшество Папа Иоанн-Павел Второй. Из бездны его святейшество отражалось самым натуральным нечистейшеством. Коварным и подлым бесом. Папа обречённо упал на колени и начал истово молиться о спасении души, на спасение тела он уже не рассчитывал.

Молился он истово и честно. Скорее, это была даже не молитва, а исповедь и покаяние, причём абсолютно искренние. Видимо, именно это и хотел услышать Спаситель, иначе чем объяснить, что в начавших сгущаться сумерках, Папа Иоанн-Павел Второй вдруг услышал приказ «подойди»?

— Моё тело отдай властям. Кесарю кесарево и не нужно кесаря злить по пустякам. Террорист номер один умрёт здесь, а я вернусь, жди. Всё. Зови уже рабов кесаря, — усмехнулся Асхам и обвис на этих жутких гвоздях. Кровь перестала сочиться из ран, одновременно с этим, молящаяся толпа на площади святого Петра перестала молиться и начала недоумённо озираться.

— Доктора сюда, скорее! — буквально взревел Иоанн-Павел Второй, и толпа второй раз, словно воды Красного моря, расступилась перед каретой скорой помощи.

Минут через пятнадцать, с креста удалось снять остывающее тело. Средства реанимации не помогли. Асхам без сомнений умер и его свежий труп продолжал остывать. Медики официально констатировали смерть.

— Что он вам сказал, ваше святейшество? — спросил человек в белом халате, из под которого незримо просвечивались погоны.

— Он велел мне отдать тело вам. Сказал — кесарю кесарево. Остального сказать не могу — это тайна исповеди, сын мой. Тело забирайте и охраняйте лучше, чем это делал первосвященник Храма. Заприте его в подземный бронированный морг, чтобы избежать обвинений в халатности. Он воскреснет.