С волками жить...(СИ) - Петров Марьян - Страница 2

— Вполне возможно. Только я следа не вижу, кто конкретно. Колдунья, возможно. Помогла мужу укрепить положение и власть. Много сил положила на поддержание жизни сына, позабыла, что человек, и угасла. Дети у ведьмачек долгожданные, но болезненные. Все материнские грехи откупают. Так наши старики говорят. Видимо, мальчишка не просто так погибает.

Дан нахмурился и сел у окна кусать пальцы. А подумать стоило: могла ли так просто закончиться эта история. Если араб наплевал не только на человеческие законы, но и на межвидовые, это могло выйти боком для многих контролирующих Центров.

Дан (инкуб)

Будь проклят тот день, когда я согласился жить в этой жопе мира! Просыпаться от того, что кто-то воет дурниной в лесу спозаранку, не иначе как яйцами зацепившись за сук, это кайф! Бодрит на весь остаток дня!

Зима в таком проявлении ещё не представала передо мной, хотя до этого был уверен, что побывал во всех возможных передрягах. Ан нет, то были шалушки, вот в минус сорок попробуй добраться до туалета, который так удачно в шести метрах от дома, ещё и сугробов намело по самую жопу, и пока пёр с лопатой, в принципе, забыл куда шёл, зато двор почистил. Мужик мой доволен, хозяйственным считает, а зачем двор чистить-то, если каждая неделя начинается с того же самого, сгребания грёбаного снега! Весело только детворе, они в меховых шубах щенками носятся, раскидывая сугробы, причём волокутся почему-то за мной и кусают за валенки. Валенки, блядь! Видите ли фирменные кросы такой градус не держат! Заказал Вику шерстяные носки из его шерсти, пока расчёсываю и собираю в мешок, он ещё верит, что это шутка, наивный.

Про зимний комбез молчу, не знал, что могу выглядеть толстым. Вообще жизнь с оборотнями полна открытий, особенно когда они прут к тебе домой, как к себе, и постоянно у них какие-то проблемы: то крыша потекла… то в доме крыша протекла, и носись за придурью малолетней по всему лесу, пока они не нашли себе на закуску самого неудачного, но вкусного грибника.

Мороз вообще не переношу. От раздражения стекла в доме вибрируют, Вик только ухмыляется, говорит моя сила растёт, пока не понимая, до чего она может дойти, просто не смогу удержать, но пока ему этого лучше не знать. Обереги тают, смываясь, как чернила, Виковы гены сильнее оказались, связь закрепилась, и организм, почувствовав защиту сильного существа, перестал искать её в инородных предметах и телах. Инородных…

— Кого там опять принесло?! — успеваю вцепиться Вику в затылок и надавить обратно, пока он не оторвал голову. — Идите все в жопу!.. ох бля, да не ты, погоди… ещё ртом… — стук усилился.

— Сегодня приём по записи! — последние гласные были со-о-оовсем неприлично произнесены. По крайней мере Вик голову всё-таки приподнял и, хоть лыбится похабно, но морда покраснела.

— Я — ветеран Афгана и льготник! — орёт Леон и колошматит уже по стеклу. На заднем фоне слышу писк щенков, опять принесла нелёгкая.

— Если ты меня бросишь в таком состоянии — прокляну, — предупреждаю сразу на полном серьёзе, пока оборотень, облизываясь, гладит меня по бёдрам, успокаивая, а себе пережимает член, чтобы кровь хоть немного к голове вернулась.

— Это по делу.

— А я не по делу?!

— До вечера никак?

— Буду дрочить при нём, нагло глядя тебе в глаза, — это уже угроза.

— Я не надолго, честно…

— Эрекция у меня будет недолго с такой сексуальной жизнью, — бурчу себе под нос, Вик всё равно уже одевается. Вожак, что б тебя, не мог мне попасться обычный рядовой волчара?!

Виково «недолго» растягивается на сутки, и это провоцирует первый серьёзный конфликт. В доме ходуном ходят стены, выбиты стекла в двух рамах, хорошо хоть посуда деревянная, и я, может, и перегнул. Но волк видно забыл, что живёт с инкубом, и я на нем посторонние запахи не просто чувствую, я их вижу. Доказывать мне, что обтирались о него с совершенно безобидными помыслами, то же самое, что уговаривать волка стать вегетарианцем. Я чувствую энергетику и без труда могу найти того, кому яйца, видно, особо больше не нужны. Но куда там, это же свои! На фоне моего безделья (артефакты и реагенты Славка всё ещё не прислал, список получился внушительный, и половина из него нелегальная, поэтому тянет) и на фоне Виковой злости (а парень был, действительно, вне себя, но это не помешало ему с перекошенной злостью рожей доказывать мне, что всё хорошо; это «ХОРОШО» я видел чуть ли не кровью выведенное!). Ну и мой недотрах плюсуйте к его усталости: у обоих с выдержкой беда, и я, вроде как, должен был быть умнее, как старший, хотя бы заткнуться, но он так грамотно провоцирует…

Сидит теперь, раны зализывает, в человека не перекидывается из принципа, а я из принципа не одеваюсь, кайфуя от холода. Кто кому что пытается доказать — пока не понял ни один. Но если я сейчас не успокоюсь, то будет второй раунд, и лёгким вывихом уже вряд ли отделаюсь, у волчары в предвкушении вздыбаривается шерсть, а рык становится чем-то привычным. Он скалит зубы и скребёт когтями по полу. Идиотское сильное желание его выбесить и, одновременно, погладить, загоняет в тупик. Собираюсь впопыхах, едва не срываюсь, обнаружив, что меховая задница со вкусом грызёт мои кроссы, в то время как валенки аккуратно стоят у двери, чтоб он, блядь, сам их всю жизнь носил! Хотя волку-то зачем, у него же лапки.

Морозный свежий воздух продувает голову, им сладко дышится. Даже лёгкие подмораживает изнутри на каждом вздохе. Хрустит под ногами снег, трескаясь коркой, отчего стопы проваливаются почти по щиколотку. Да, в кроссах утонул бы. Не люблю признавать, но частенько Вик бывает прав, хотя и преподносит свою правду так изворотливо, что доходит она не сразу. Оказывается, семейная жизнь это не так здорово, как Славка рассказывает по телефону. Конечно, если не вылазить из постели — то все замечательно, а в другое время надо находить компромисс и быть мягче, строя свой быт не только вокруг себя, но и вместе с партнёром… Я тут сразу в цвете вижу, как мы с Виком стоим друг напротив друга, оба упрямые (особенно я), оба с принципами (особенно я), оба… особенно он! Идёт следом, зараза, хрустит лапами по сугробам, прячась за ними, когда мне приходится тормозить, потому что перебираться по такой заснеженности весьма проблематично. Его вообще не видно, ага, такую гору меха попробуй не заметь. Он же здоровенный, это тебе не овчарка откормленная, это оборотень, причём возмужавший за такое короткое время в разы. Сам не видит, с каким восхищением на него свои же сородичи смотрят, и все до единого бесят, уже меня. Не привык делиться.

Невинность белоснежного покрова завораживает, отражаясь от надкусанной луны, он блестит серебром, притягивая взгляд. Сам не заметил, как остановился, подбирая ассоциации с увиденным… в следующую минуту прострелило колющей болью, словно сквозными выстрелами через грудь. Ноги перестали слушаться, и я рухнул коленями в сугроб. Полный штиль сменила пурга, а ледяной порывистый ветер ударил в лицо, как пощёчина. Грудную клетку сдавило тисками, глаза были широко распахнуты, но ничего, кроме белой кутерьмы, не видел. Из открытого рта с вымученным выдохом вырвалось облако пара.

Ноги обожгло кипятком, обе икры полоснуло болью. Остатки оберегов сходили на глазах, их сдирали наживую, варварски ломая барьеры.

…«Старшие» расчищали себе путь.

Низко опустив голову, взвыл от бессилия.

В шею ткнулся холодный нос, щёку облизал шершавый язык, и надо как-нибудь сказать уже Вику, что это отвратительно липко.

Сгребая шерсть у него на загривке, мало мальски вернул контроль над собственным телом. Хотя соблазн скинуть оковы был настолько силён, что даже своего волка не сразу узнал, тварь внутри меня почуяла свободу. Встаю, всё ещё пошатываясь, и не берусь судить: ветер тому виной или собственное недомогание.

— Ты не знал, — сжимаю пальцами загривок сильнее, волк тихо порыкивает, — что если мы поругались, то ходить за мной не надо? — он продолжал спокойно на меня смотреть, как если бы я со стеной разговаривал. Вик не чувствовал чужих, иначе бы давно принял меры, но перемену моего настроения считал чётко. — Клал ты на мои попытки побыть в одиночестве, да? — наглая зараза кивает мордой, меня через силу пробивает на поулыбаться. — Кто бы сомневался. Вот что с тобой делать? — замёрзшие пальцы стали отогреваться в шерсти. Он был таким тёплым и таким своим, что, наверно, и не понимал, как много делает, даже не совершая ничего. Но от реальности, какой бы она не была, всё равно не убежишь. Опуская взгляд и сделав нервозный вдох, пришлось признаваться: