Вечная история (СИ) - "JulyChu" - Страница 44

Опять же, как в кино, Рони замечала, какие взгляды бросал на нее муж, когда думал, что она этого не видит: полные тоски и желания, от которых быстрее начинало биться сердце и горячая волна накрывала тело.

Утром первого Рождественского дня, пока Бриг был в ванной комнате, Рони положила на кухонный стол красиво упакованную рубашку, написала на листочке: «Увидимся у родителей» и поспешно ушла из дома, чтобы не оставаться весь день вдвоем с мужем.

На праздничном ужине у Таймеров было много приглашенных: родственники со стороны отца, племянница Линды, семья образцового Грега, которого родители настойчиво представляли дочери как пример надежного мужчины.

Ужин начался, сменились первые и вторые блюда, а Бриг так и не появился. Рони пришлось выдумать ему внезапную командировку. А что еще было говорить под осуждающими взглядами Линды и Мартина? Потом начались танцы. В красном платье Рони кружила в объятиях Грега, чтобы забыть боль, разрывающую сердце. Даже строила своему партнеру глазки и неестественно громко смеялась, чтобы не дать себе возможность заплакать.

Она бы осталась ночевать у родителей, если бы Мартин и Линда попытались скрывать своими эмоции, но «мы тебя предупреждали» так и читалось в их усмешках.

Едва Рони зашла в темный коридор квартиры, как черная тень метнулась к ней, лишив дыхания от страха.

Бриг обхватил её лицо руками и прижался лбом к её лбу.

— Я не могу так больше! Не могу, — зашептал он. — Схожу с ума так близко и так далеко от тебя.

Сухое рыдание вырвалось из горла Рони, за которым последовал горячий, настойчивый поцелуй Брига. И она не смогла не ответить…

До боли вцепилась руками в широкие плечи, притягивая парня еще ближе к себе. Он был в новой рубашке, её подарке. Значит, собирался к родителям, почему не дошел? Из глаз потекли слезы.

Бриг целовал её лицо, ловил её слезы и шептал ласковые слова и признания в любви. Рони не могла больше сопротивляться. Ни тело, ни душа не могли отказаться от этого человека. Он был её, она была его. Они дышали вместе. Стало неважно, что и почему произошло, и, слушая тяжелые, быстрые удары сердца, она поняла, что простила. Не разрывая глубокого поцелуя, Бриг прижал её спиной к стене, и Рони начала торопливо снимать с мужа рубашку, безжалостно обрывая пуговицы с дорогого подарка.

Говорят, что чем горче ссора, тем слаще примирение…

Сумасшедшая ночь превратилась с сумасшедший, жаркий день. А Рождественские выходные в страстный разговор, часто без слов, в котором было все: и горькие обиды, и болезненные обвинения, голод затянувшейся ссоры и печаль потерянной, но вновь обретенной близости, пока, наконец, не закончились разногласия, и не осталось много, много нежности.

Бриг всегда был внимательным. Но то, как он заботился о Рони после праздника, было удивительным. Она чувствовала себя самой любимой, красивой и желанной и была настолько счастлива, что понимала — больше, чем она чувствовала, выдержать обычному человеческому сердцу просто невозможно. Еще немного — и оно разорвется от переполнявших чувств, и Рони станет облаком и растянется над всей землей.

Выходные дни перешли в не менее счастливые будни.

Ей нравилась новая работа, она спешила домой и проводила почти все свободное время в объятиях мужа. Снова, как сиамские близнецы, супруги ходили вместе по магазинам, вместе готовили ужин, залезали вдвоем в ванну и под душ, проводили в постели выходные дни, закрывшись от внешнего мира толстым покрывалом из чувств.

Пока однажды вернувшись домой Рони не нашла записку на кухонном столе.

«Дорогая, любимая солнечная… Мне снова придется уехать из города. Надолго. Не знаю, когда смогу вернуться назад. Тебе лучше вернуться к родителям. Если нужна будет помощь, не раздумывая, обращайся к своему отцу!»

Вспоминая короткие дни Рождественского счастья, уместившиеся в пару недель, разбирая их потом на дни, часы и минуты, Рони нашла в памяти много моментов, которые не замечала, ослеплённая счастьем. Моменты, в которых было заметно, что Бриг волновался, что в его ласках и поцелуях сквозило отчаяние, словно он прощался, а в горячем взгляде таилась боль близкого расставания.

В одночасье, десятком слов жизнь Рони превратилась в Ожидание.

Без конца.

В настойчивое копание в памяти, пытаясь понять, что произошло.

Без результата.

У нее было множество вопросов.

Без ответов.

Через две недели Рони переехала к родителям, потому что ей стало неуютно одной в пустой квартире, и Бриг в записке писал про её отца. Не просто же так? В какой-то момент ей показалось, что отцу что-то известно. Она видела на пороге дома полицейских, но Мартин настаивал, что это было связано с давнишним делом об угоне и не имело отношения к исчезновению Брига.

Еще через неделю Рони уговорила родителей помочь ей в поисках мужа, и в компании хмурого, недовольного Мартина Таймера ездила по улицам Аэродрома. Искала троих Ка. Каждое новое известие добавляло к общей картине безнадежности и отчаяния.

Некоторые из вчерашних знакомых оказались связанными с торговцами наркотиками. Клифа пристрелила во время облавы полиция, Кит сидел в тюрьме, Джош не возвращался в город уже больше месяца, только Клайд оказался в стороне от всех проблем, но тоже ничего не знал о её муже. Гараж, где работал Дартон, был закрыт, а его хозяин арестован по подозрению в трафике краденых машин.

Без объяснений Бриг исчез не только из квартиры и её жизни, но и из колледжа, баскетбола, оставил недописанными курсовые.

Как только начала всплывать неуютная информация, родители Рони заговорили о разводе, чтобы дочь не коснулись возможные проблемы, связанные с мужем. Пока у полиции ничего против Дартона не было, но он явно бежал от чего-то, обрывая все связи. Рони не хотела ничего слышать, продолжая надеяться на возвращение Брига или хотя бы весточку от него.

Прошло еще нескольких недель бесплотных ожиданий и безрезультатных поисков, пока в полиции не сказали, что Бриг Дартон считается погибшим в перестрелке в порту соседнего города.

И у Рони вырвали сердце.

Сначала она отказывалась верить в смерть Брига. Но чем дольше продолжалось его молчание, тем больше становилась вероятность, что Дартона действительно нет в живых. Он бы не оставил её в неведении навсегда? Не бросил, ничего не объяснив?

Значит, не смог вернуться.

В какой-то момент Рони приняла эту страшную правду и стала оплакивать и Брига и свои к нему чувства.

Прощалась не только со своим ранним замужеством и первой любовью, она прощалась со своей Юностью.

Её горе было настолько убедительным, что родители вынуждены были принять чувства дочери к парню с Аэродрома и даже замолчали о своих предупреждениях и прогнозах.

Приехавшая поддержать любимую племянницу Джастина начала с громкой ссоры с младшей сестрой. Из-за закрытых дверей кабинета в коридор и даже на второй этаж долетали обрывки её обвинений в равнодушии и бессердечности.

Тетка осталась в доме Таймеров на несколько дней. Сидела рядом с Рони на диване, когда племянница пустым взглядом изучала телевизор, выводила её гулять в парк и, как маленькую девочку, укладывала спать.

— Борхес считал, что в литературе есть всего четыре истории. — сказала Джастина незадолго до своего отъезда. — Это в литературе. А ваша была одной из вечных историй жизни. О первой любви, разбитой о камни непонимания и равнодушия взрослого мира. Вечной, потому что она повторяется во все времена. В том, что случилось с тобой, можно видеть великое счастье и острое горе, потому что за подобную глубину чувств нужно платить…

Вечером после отъезда тетки, Рони подслушала разговор родителей в гостиной и услышала иную версию своей истории.

— Твоя сестра забивала сегодня голову дочери романтическо-философским бредом, — говорил отец. — Превратила парня, пытавшегося улучшить свое положение за счет чувств нашей дочери, в героя. А то, как он обманом втянул нашу девочку в замужество и бесстыдно бросил, в историю большой любви.