Георгиевский крест - Точинов Виктор Павлович - Страница 2

Дальнейшее разглядеть в деталях оказалось непросто. Все произошло за один миг.

Только что все шестеро были на ногах – пять человек и одна рептилия. Миг – и трое оказались на асфальте, сбитые ударом огромного хвоста: «тормоз» и наладившиеся бежать. А еще на асфальте лежал «макаров». И кисть руки, ровненько отхваченная точно по суставу. Запястье парня, наоборот, оказалось располосовано, мышцы повисли лохмотьями, белел обломок кости. Кровь пока не текла.

Гребенчатый застыл неподвижно. Словно не он только что провел мгновенную ампутацию без наркоза.

– …в трактовке, подтвержденной решением Конституционного Суда Российской Федерации от второго марта текущего года, – закончил динамик и смолк.

Тишина стояла мертвая. Даже лишившийся руки не издавал ни звука. Хотя рот его распахнулся, и губы круглились все шире, – казалось, кожа сейчас лопнет в уголках рта, брызнут капельки крови…

Вместо этого кровь брызнула из культи. Сначала лишь брызнула, но тут же хлынула струей, обильно пятная тротуар, и без того густо залитый красным.

Парень осел назад. Приземлился на пятую точку, так и не закричав. Платок, свалившийся с его лица, висел на шее на манер детского слюнявчика.

Гребенчатый шагнул вперед. Наклонил туловище, уставившись неподвижными зрачками на истекавшего кровью человека.

И тут покалеченный парень сумел удивить… Не крокодила, тот не умел удивляться, – Егора.

Левая уцелевшая рука поползла к валявшемуся рядом оружию. Вполне осознанным и целенаправленным движением.

Гребенчатый не двигался. Казался оцепеневшим, внезапно вспомнившим, что при температуре воздуха ниже восемнадцати градусов подвижным ему быть не полагается.

Сбитая с ног троица ворочалась, пытаясь встать, – не получалось. Похоже, у всех троих переломы. Один из них застонал, негромко, протяжно, на одной ноте.

Оставшийся на месте и на ногах окаменел, стал частью гранитного парапета, – горельефом, символизирующим всепоглощающий ужас.

Пятый истекал кровью, но упрямо тянулся к своей пушке.

Егор понял, что происходит. И что произойдет вскоре, как только видеорегистратор крокодила зафиксирует прикосновение к оружию, понял тоже.

Но решил досмотреть до конца. Засветился он и без того дальше некуда, из всех зевак единственный остался на месте. Торчит, как одинокий клоп на белой простыне. Так что терять особо нечего…

Все произошло как в первый раз, столь же стремительно. Едва пальцы парня коснулись пистолета, голова и все туловище крокодила метнулись вперед – смазанным, едва различимым движением. Пасть открылась, закрылась, резко дернулась в сторону – всё за доли секунды.

Обезглавленное тело завалилось набок. Ноги дергались, скребли по асфальту. Егор пошагал прочь. И не обернулся, чтобы посмотреть, кто там истошно, пронзительно завопил, – один их сбитых с ног или оживший гранитный горельеф.

Слухи не врали. Гребенчатый был хорош… Егор не представлял, сумел бы он уцелеть или нет, окажись на месте парня с «макаровым». Нет, он никогда бы так нелепо не подставился, не прохлопал бы появление крокодила, но все же… В любом случае не стал бы глупить, вытаскивая ствол в непосредственной близости от противника. Попытался бы вскочить на парапет, достаточно широкий, увеличить дистанцию, а уж затем хвататься за оружие. А вот успел бы или нет – вопрос спорный.

Реакция у твари оказалась именно такой, как рассказывали. Молниеносной. Хотелось бы взглянуть и на живучесть… Жаль, что парень не успел выстрелить.

Через сотню шагов он бросил взгляд назад. Рептилия мотала башкой, с зубов свисала застрявшая тряпка. Зеленый платок (теперь – красно-зеленый), не так давно прикрывавший лицо. Вытащить его у гребенчатого лапы оказались коротки.

На том берегу виднелись характерные силуэты двух кайманов-патрульных, спешивших к месту происшествия и уже подходивших к мостику. Издалека доносился вой полицейской сирены.

Егор ускорил шаг, но не слишком. Его, конечно же, зацепили, но пасут пока без тщания… Перейти на бег – значит тут же подогреть градус интереса к своей особе.

Но все равно надо отрываться сразу, при первой возможности.

Если спросить: где живет человек, на голову которому сваливается кокос, а затем он (человек, не кокос) отправляется охотиться на бабуина? – ответы возможны разные, но локализованные в пределах Черного континента. Мы живем на Занзибаре, в Калахари и Сахаре, на зеленой Лимпопо, где гуляет гиппопо…

Или называть континент Черным неполиткорректно? Кружилин не знал. Он жил не в Африке, – в Питере, на Звездной улице. Тем не менее кокосовый орех совершил жесткую посадку именно на его череп. И предстояла дурацкая охота на дурацкую обезьяну.

Кокос на голову, кстати, Кружилин тоже схлопотал из-за них. Из-за охоты и обезьяны. Утром в темноте запиликал будильник смарта – назойливо, как комар над ухом спящего. Он пошарил рукой у кровати, ничего не нащупал, и на тумбочке не нащупал, и на столе…

Писк доносился откуда-то сверху. Кружилин, стряхивая остатки сна, вспомнил, что положил смарт на шкаф, – чтобы не отключить, не заснуть снова, водился за ним такой грешок, когда приходилось вставать раньше привычного. На службу он просыпался сам, без будильников, минута в минуту.

Приподнялся на цыпочки, стал нашаривать противно зудящий прибор, – а вместо него зацепил кокос. Тот покатился, ну и… Ладно хоть недолго летел в свободном падении и не успел набрать приличный разгон до контакта с кружилинской головой. Но все равно приятного мало.

Кокос давным-давно привез из Гвинеи дедушка Кружилина. В те времена советские люди крайне редко попадали в Африку и ездили не туристами, – исключительно в служебные командировки. Вот и дедушка сподобился там что-то строить, и обучал строительному делу аборигенов. А поскольку кокосы в Союзе не изобиловали и даже изредка в продаже не встречались, дедуля по возвращении вместе с другими африканскими диковинками привез заморский орех. Не на еду, в качестве сувенира. Теперь кокосы грудами лежали в любом супермаркете, и Кружилин убрал сувенир с глаз подальше, выбросить рука не поднялась, все-таки память о дедушке и вообще о прошлом, о легендарных былых временах.

Но прошлое умеет мстить. И это не фигура речи, – бьет, и больно… Прямо по голове.

Жил он один, и холостяцкий завтрак не затянулся: Кружилин включил кофеварку, затем помедитировал перед открытым холодильником, соображая, что бы разогреть в микроволновке… В результате ограничился чашечкой кофе. Желудок явно не услышал писк смарта и продолжил дрыхнуть – вид продуктов вызывал лишь желание побыстрее захлопнуть белую дверцу.

Если день с утра не заладился, то и дальше пойдет наперекосяк. Примета верная. Сработала и сейчас – на Витебском Кружилин влетел в пробку. С чего бы в такое время? Сзади подъезжали новые машины, взяв кружилинский «скаут» в плотную коробочку.

Минута ожидания, вторая, третья… «Тойота», стоящая впереди, тронулась, медленно прокатила метра три, снова издевательски зажгла стоп-сигналы. Кружилин круто вывернул руль вправо, благо находился в крайнем ряду, заполз правыми колесами на газон, перевалив невысокий поребрик. Дернул машину вперед-назад, еще дальше убирая с проезжей части. Короче говоря, припарковался, – аккурат рядом со знаком, запрещающим такие действия. Не беда, заявятся эвакуаторы, увидят номер Управления, – и отправятся искать другую добычу.

Кружилин решил отправиться в Павловск поездом, до станции Купчино он не доехал несколько сотен метров. Если повезет с расписанием, можно успеть, электричкой езды тут минут двадцать, не больше… А выехал он с запасом.

Проходя через развязку с Дунайским, увидел причину пробки – большегрузная фура столкнулась с «паджеро», перекрыв три полосы из четырех.

Кружилин мысленно высказал несколько пожеланий в адрес водителя фуры, в адрес водителя джипа, в адрес собственного начальства, затеявшего ни свет ни заря охоту на бабуина, в адрес бабуина, избравшего для обитания парковый массив площадью в полтысячи с лишним гектаров… Кокосу тоже досталась пара ласковых.