Невеста смерти (СИ) - Скрипник Людмила - Страница 50
- Предыдущая
- 50/268
- Следующая
Девушка вспыхнула и ничего не ответила, только глаза ее стали еще больше.
— Что же ты молчишь? — Рагнар пытался приласкать ее, с отчаянием понимая, что ни одно его движение не находит отклика в ее перепуганном и вздрагивающем теле. — Твой отец знает, что ты здесь?
— У меня нет отца, — прошелестел ее тихий, но мелодичный и нежный голосок.
— Кто же дал тебе денег? Прости, это не мое дело, и я выполню любое твое желание, но стоит ли? Может, ты проспорила подружкам?
— О чем ты? — она в недоумении уставилась на него, так и не решившись поднять руки, чтобы прикоснуться к полуобнаженному телу гладиатора.
— Ты сама решила придти сюда? Или тебя принудили твои подружки? — он повторил вопрос, все меньше и меньше понимая происходящее.
Мысли в голове крутились с бешеной скоростью — его ночь купила явно девственница, да еще и из богатой семьи. Нет ли здесь подвоха? Не ворвутся ли сейчас все рабы и клиенты ее отца, да еще в сопровождении преторианцев? И к чему? Он вроде ничем себя в глазах ланисты не запятнал, и даже уступил с этими танцевальными боями — уступил ради спасения Гайи, но ведь пошел. «Кто и в какие игры тут играет?» — прощупывал все возможные нити событий Рагнар, привыкший быть осмотрительным и осторожным еще с тех пор, когда командовал храброй дружиной на огромном боевом драккаре с вырезанной головой диковинного зверя впереди.
— Да, — снова прошелестела девушка, уже чуть более решительно. — Я увидела тебя вчера…
— И? — он постарался как можно теплее посмотреть на нее и подбодрить взглядом.
— И поняла, — выпалила на одном дыхании девушка. — Что это именно ты мне снился с детства.
— Вот как? И как же это?
— Твоя рука! — она порывисто схватила его за покрытую сплошной вязью татуировки правую ладонь. Я узнала тебя по этим узорам. И глаза!
— Дела, — протянул Рагнар, мягко усаживая ее на кушетку с изогнутым изголовьем. — И вот так узнала? По снам?
— А что тут такого? У меня хорошая память на лица.
— Да что ты? — он был раз хоть как-то завязать беседу, чтобы протянуть время, за которое можно принять решение, что же делать с девушкой дальше.
Его самомого влекло к ней неудержимо — нежная нетронутая красота манила, тихий голос завораживал, а прикосновение тончайших полупрозрачных пальчиков к его руке бросило Рагнара в жар и холод одновременно. Но она казалась ему бабочкой-поденкой с полупрозрачными крылишками, до которых так легок дотронуться — и только пыльца останется ненадолго на пальцах, асами изломанные крылышки упадут на землю.
— Правда, — совсем по-детски протянула девушка. — Меня, кстати, Юлия зовут.
— Чудесное имя. Но на привычные моему уху все равно не похоже.
— А какие привычны тебе?
— Мою мать звали Сванхвит.
— Это как?
— Белая, как лебедь. Лебяжьебелая. У нее были почти белые косы до колен. Толщиной каждая в твою руку у плеча.
— Ух ты! — в глазах девушки зажегся искренний восторг. И тут же погас. — А я вот свою маму не помню.
— Почему? — Рагнар приобнял ее за плечи, не зная, пытаться ли прилечь вместе с ней и пока просто посидеть так, ведь в конце концов, она заплатила и она хозяйка положения.
— Умерла. Давно, я уже и не помню ее. Маленькая была совсем. А после и отец.
— Болел?
— Погиб. Где-то в Сирии. Урну с его прахом только через полгода привезли. Его друг возвращался в домой, в Капую, после тяжелого ранения, завез.
— Так с кем же ты живешь?
— У дяди. Его сюда перевели недавно, несколько месяцев назад. Он где-то на севере воевал. А сейчас на хорошей должности. Своих детей боги ему не послали, жена у него добрая, хорошая, я с ней и жила все эти годы.
— Добрая и хорошая?! И отпустила?
Юлия потупилась:
— Не отпускала, скажем так. Я не спрашивала.
— И тебя теперь ищет по всему городу и окрестным болотам вся городская стража?!
Девушка мотнула головой и сняла венок, небрежно бросив его на низкий столик, уставленный вазами со всевозможными фруктами и небольшими кратерами с изысканными винами:
— Ой, может, ты поесть хочешь? — она так искренне восхитилась, только сейчас заметив приготовленное для них угощение, но не сама принялась лакомиться, а стала пытаться накормить его.
Рагнар как можно деликатнее убрал ее ладошку с засахаренными орешками от своего рта:
— Погоди, не пытайся склеить мне зубы этой детской забавой. Ну что ты в самом деле? Неужели ты думаешь, что я павлин, чтобы склевавать сладкие ягоды и орехи? Ты не ответила на вопрос, а мне моя жизнь все же дорога, — он немного лукавил, но как еще было добиться правды от этой странной особы. — Как скоро мне ждать плетку от твоих дядюшки и тетушки?
— Может, вина?
— Очередная сладкая липучка, — он опустил на стол ее руку с чашей розового густого вина. — И тебе не советую.
— А что советуешь? — она лукаво прищурилась.
— Молоко козье, — брякнул совершенно искренне Рагнар, не желая обидеть Юлию.
Она надула губки:
— Считаешь меня маленькой?
Он встал во весь свой рост:
— А то!
Юлия рассмеялась, глядя с кушетки на него, задрав голову вверх:
— Верю! Точно! Да, именно ты!
— Что? — уточнил он.
— Во сне! Я же говорила, у меня память как репейник! Я никогда не ошибаюсь на лица. Не веришь? Проверь! Я тут еще кое-кого встретила. Уж чсто она тут делает, не знаю.
— Кто это «она»?
— Офицер из дядиного отряда.
— Так, — присел снова рядом с Юлией ошеломленный догадкой Рагнар. — Как это офицер римской армии может быть «она»? Это только женщины моего народа способны взять в руки оружие и со своими мужчинами в одном строю защищать родное селение.
— Не знаю, — смутилась Юлия. — Я не спрашивала. Но дядя, когда с должности легата его перевели сюда, префектом какой-то очень страшной и важной когорты преторианцев, привез с собой несколько своих офицеров. И в том числе женщину-центуриона. Она к нам и домой приходила в гости часто, обедать. Ее тетя Гортензия хорошо принимала. Она такая веселая и красивая, и во всем понимает. И даже готовить умеет.
— Лепешки на лопате? Над костром? — хохотнул Рагнар.
— Почему? Какие лопаты у нас в триклинии? — снова надулась Юлия. — У нас вообще-то приличный дом. Мясо она готовила. С овощами. И травами. И пирожки с медом.
— Ну, хорошо. А почему ты решила, что она центурион-то? По пирожкам? Она их в форме щитов лепила?
— Как же я могла ошибиться? У меня вся родня офицеры. А она всегда в форме приходила. Я ее никогда в платье и не видела. И волосы всегда были туго заплетены в косу такую, как к голове приросшую с затылка вниз. Она обещала мне показать, как самой заплести. Но не успела, исчезла куда-то.
— Из триклиния прямо? Как дым?
— Нет, просто перестала приходить в гости. Я у дяди спросила, он сказал, что дел у них увсех по горло. Он и сам домой не всегда пообедать заезжает, тетя обижается. И ночами иногда пропадает на службе. Вернется, как по канализации лазил, грязный, усталый, в ванну и спать. А ночью опять как гонец прискачет, он доспехи с закрытыми глазами наденет, на коня и снова…
— Да, — покачал головой Рагнар, смутно догадываясь, кто же дядя у этой красавицы. — И вот пока твой дядя так рьяно защищает ваш же город, ты на его деньги ходишь по сомнительным вечеринкам да еще и ночь с гладиатором решила себе позволить?
— Ты меня решил воспитывать? Тоже мне, учителишка! — взъярилась Юлия, покраснев так, что едва не соперничала с крпныйми светло-алиыми вищнями на серебряном подносе. — Ты, наверное, и не воин вовсе! Точно, проворовавшийся грамматик!
— Кто?
— Учителишка из грамматической школы. Ходила я в такую. Отец считал, что вредно для истинной римлянки получать образование только из рук рабов-греков. Сказал, что надо быть ближе к народу, и отвел меня в семь лет в грамматическую школу нашего квартала. Мы тогда на Виминале жили. В школу с кособокими скамейками и вечно пьяным хромым отставным декурионом, который еще и ферулой по рукам бил мальчишек, когда они проказничали! Вот и представь, я сидела с грифельной доской и печеньем-буковками среди дочек фуллонов, пекарей и кровельщиков!
- Предыдущая
- 50/268
- Следующая