Невеста смерти (СИ) - Скрипник Людмила - Страница 3

А затем, уже теряя сознание, он блаженно ощутил на своем теле ее руки, бинтующие его рану, неожиданно нежно-невесомые, хотя он не раз видел в них и двуручный германский топор.

Так что им обоим было что вспомнить.

— Разрешите?

Дверь в таблиний префекта приоткрылась, и на пороге возникла ослепительная красавица. Тончайшего полотна нежно-голубая стола облегала ее гибкую талию изящными складками, а паллий из шерсти того же цвета, но более глубокого оттенка из-за фактуры ткани вился вокруг стройной шеи, спускаясь к небольшим ступням, обутым в сандалии со слегка возвышающейся к пятке подошвой, ремешки которых охватывали ее аристократические щиколотки.

Глаза, и без того большие, были умело оттенены и от этого казались еще больше и ярче, а отблески ткани заставляли их сверкать всеми оттенками голубого и синего.

Ее и без того слегка вьющиеся волосы теплого пшеничного оттенка были собраны высоко на макушке, а спереди укорочены и падали на лоб и виски живописными кольцами.

— Центурион… Гайя… Девочка моя… — потрясенно вымолвил префект. — И когда успела?

— Выполняла приказ.

— Хорошо. А теперь давай ближе к делу. Постарайся запомнить как следует, потому что не известно, когда удастся еще раз поговорить вот так с глазу на глаз. Ты понимаешь, почему ты сегодня предстанешь перед всем цветом Вечного города в таком образе? Ты помнишь, кто ты теперь?

— Да, племянница многоюродная нашего императора, сидевшая до поры до времени тихо в Путеолах, а теперь решившая использовать потенциал великого родственника для новых возможностей красивой жизни.

— Именно так, — префект в очередной раз порадовался, как мгновенно схватывает верную линию его ученица. — Но учти. Разведка войсковая, к которой ты привыкла, это одно. А тут надо все так же тихо, исподволь, но вот где свои, где чужие, оно посложнее будет.

— Разберемся, — она посмотрела своему командиру, с которым рядом прошла эти восемь лет. — А ты не сможешь мне подсказать? Значит…

— Операция под прикрытием. Мы с тобой об этом много говорили, когда возвращались в Рим из Германии. Да и многое ты уже умеешь, те же переговоры как мне помогала вести?

— Помню. Но там был враг. Коварный, жестокий. А тут?

— И я тебе об этом. Разбираться придется на ходу. Но суть в том, что против Октавиана продолжают плестись заговоры. И их корни не только в недовольных провинциях, той же Сирии и Испании, но и в Сенате, и на самом Палатине.

— Я должна попытаться найти заговорщиков?

— Скорее, расшевелить это осиное гнездо, а заодно показать, что император справедлив и умеет быть жестким даже к своей родне, если она идет против отечества.

— Тогда я все же не до конца поняла, — в голосе девушки интерес, внимание, но никак не страх, что снова теплым лучиком поглаживает сердце старого воина. — Лучше давайте все разберем детально, тем более, если мне придется дальше действовать в одиночку.

— Ну не совсем в одиночку, — префект раскрыл кодикиллус, на котором его торопливым стилом были сделаны пометки на греческом языке, причем старым, почти вышедшим из употребления шрифтом. Он знал, что Гайя легко справляется с его манерой делать записи. А вот случайно зашедший в таблиний скриба или даже его контубернал не разберутся. Как и враг, прорвись он в самое сердце дворцовых покоев через бесконечные посты и караулы преторианцев.

— Марс? — девушка подняла на него удивленные глаза. — Но он так родовит, так горд. И вдруг в гладиаторы? Он не переживет позора.

— При чем тут гордость? Это задание. Ничуть не хуже тех, к которым вы привыкли, а так… Так оно еще и опаснее. И прошу вас обоих, постарайтесь там все же не погибнуть оба. Мне же трудно будет объяснить тогда погребальный обряд с воинскими почестями.

— Отлично. Там мы уцелеем! — засмеялась Гайя. — И погибнем в бою с поганцами. И будем рассчитывать на похоронную процессию, впереди которой понесут наши фалеры. Хорошо?

— Коза ты иногда бываешь… В хорошем смысле, но коза…, - префект покачал головой, украшенной седым ежиком. — Так что веселись сегодня, знакомься, флиртуй. И завтра, и еще декаду. А там готовься, что на одном их пиров тебя наши же ребята и примут. Надеюсь, мы избежим даже пары часов в Маммертинской тюрьме. Сразу скорый и справедливый суд императора, конфискация украшений и ты в цепях окажешься в Лудус магнус.

— А Марс?

— Марс там окажется уже завтра. Причем сам запродастся ланисте. Якобы ему скучно без войны, сил нерастраченных много и хочется острых ощущений.

— Что, вот так и клятву принесет, что разрешает себя бить плетьми и жечь огнем?!

Префект развел руками:

— Ну да. А других вариантов нет. У него там должно там быть все же побольше свободы. Они и в город сможет выходить. Это ты у нас будешь особо опасна.

— А так не опасна еще? — она откинула назад непослушный локон с виска.

— Честно говоря, очень. Центурион, ты же понимаешь, что у меня еще две сотни крепких мужчин, причем в большинстве офицеров. И послать на арену можно хоть декурию. Но толку? А ты сможешь еще и нити заговора, ведущие через Лудус Магнус поймать.

— А Марс?

— Марс отважный и сильный воин. Но он солдат до мозга костей. А ты… Ты все же женщина.

— Девушка.

— Знаю. Но сейчас не об этом. А об особом взгляде на мир. Взгляде умной женщины. И одновременно центуриона.

Гайя вздохнула.

Марсиус был ей дорог. В первый год в легионе они именно выживали — самовольно оказавшаяся там восемнадцатилетняя девочка и отправленный родителями на перевоспитание семнадцатилетний взбалмошный мальчишка, мало к чему приспособленный делать руками. Они вместе учились быть воинами, и гордого, честолюбивого и порядком избалованного Марсиуса во многом постегивало к усердию то, что упрямая девчонка была во многом лучше его. Гайя без особого надрыва бегала в доспехах, купалась в ледяных речках, ночевала на снегу, завернувшись в плащ. Еще и успевала ему помочь подтянуть ремешок щита. И он сам не заметил, как все чаще его стал хвалить командир.

За последующие годы они стали неразлучными друзьями. Не раз прикрывали друг друга в бою, делились последним куском. Так случилось, чо Марсиус получил звание центуриона чуть позже Гайи, и то по ее настоянию — он не хотел уходить из ее разведотряда. А когда префект предложил им вместе служить в особой когорте преторианской гвардии, он не раздумывая согласился.

И вот теперь над головой красавца Марса нависла смертельная угроза. Гайя понимала, что это ей придется прикрывать его — у Марса вспыльчивый характер, и он не стерпит обид и насмешек.

А Марс… А он совершенно беззаботно ждал ее снова.

— И как оно, без меча и без доспехов?

— Без доспехов, — она повела плечами. — Непривычная легкость.

— А меч?

Она приподняла, нисколько не стесняясь, подол столы, так как знала, что ее бедро Марса не удивит, ведь форменная туника была намного короче, не достигая колен. К длинному, стройному бедру девушки были прикреплены легкие ножны, в которые лесенкой были вложены два узких метательных ножа. Марс хохотнул и по-дружески шлепнул ее по плечу:

— Точно, подготовилась!

— А то! — она вернула ему шлепок.

В свои двадцать шесть Гайя не была наивной девочкой, и, даже проведя восемь лет вдали от Рима, его храмов, бань и увеселений, там, где из цивилизации были только свежепроложенные дороги и возводимые самими же легионерами с помощью местных пленников крепости, не забыла уроков, полученных в родном доме.

Как вести себя в триклинии, она прекрасно помнила еще с юности, присутствуя на праздниках в родительском доме или с ними в гостях, в семье того же печальнопамятного жениха. К тому же есть люди, которые даже в самых нечеловеческих условиях умеют сохранить усвоенные с детства хорошие манеры — очевидно, Гайя по природе своей относилась к такому сорту людей. И даже на привалах где-то на опушке леса, она умудрялась есть обычную солдатскую похлебку — не чавкая и не пачкая подбородок от голодной торопливости, чем грешили многие ее товарищи.