Невеста смерти (СИ) - Скрипник Людмила - Страница 20

— И?

— И лезут. Не с топорами. А с кое-чем другим наперевес, — в ее глазах он заметил отвращение, смешанное с тщательно скрытым страхом.

— Бедная моя, — он сел окончательно и обнял ее обеими руками. — Что ж у нас-то такого не было?

— У нас я такой же солдат как и все. А тут пока что просто забава, так, дрессированная обезьянка. Выйду на арену когда, то смогу прочнее поставить себя. А пока что раздаю тычки и пинки. Действует. А особо тугодумным смотрю в глаза…

Он сначала хохотнул, зная это взгляд подруги, под которым выдавали тайны германские пленники. Но тут его как пронзило:

— Гайя! А ведь скоро игры! И тебя же тоже выгонят на арену! А если…

— Что если? Арена хотя бы открытое пространство. И сразу видно, кто против тебя и сколько их. И вообще, это ж весело, это не война.

— Ох, — выдохнул он сквозь зубы. — Ну как тебе объяснить… Как ты не понимаешь, что потеряв тебя…

Он хотел сказать ей то, что рвалось наружу — что он не сможет жить без нее. И что в десять раз больнее будет потерять ее именно вот так, на арене, бесславно, а не в бою во славу Римской империи. Но с языка сорвалось совсем другое — то, что, по его мнению, она точно поймет и услышит:

— Вся операция сорвется, если тебя убьют или тяжело ранят.

— Да? До этого же не убили? Значит, и тут не убьют. А ранят, ну так я живучая.

— Знаю, — он провел рукой по ее спине, боку, спустился к бедру. — Милая моя Гайя…

— Да что с тобой? То едва не кусаешься, то гладишь, как кошку… Все, спи. Нам всем нужны силы. И спокойствие.

Она ушла, а Марс еще долго вертелся на своей подстилке из обрези виноградной лозы и соломы, прикрытой простым плащом. В нем боролись два чувства — чувство долга, диктующее необходимость поддерживать дружбу с надежными людьми лудуса, и доселе не знакомое ему чувство безумной, испепеляющей ревности. Он со стыдом осознал, что был готов поколотить и без того едва держащегося на ногах зеленоглазого великана только за то, что Гайя обратила на него внимание. Он усмирял себя, повторяя раз за разом, что обмывая Рагнара и обрабатывая его раны, Гайя не сделала ничего необычного — точно так же она и ему помогала, и сотням других легионеров за годы ее службы. И всегда с легкой улыбкой, ободряющим словом, осторожными прикосновениями… Так что его взбесило сейчас? И с этими невеселыми думами Марс заснул.

Природное обаяние, здравые доводы и виртуозная демонстрация приемов убедили наставника в ее правоте. И Гайя стала готовиться к играм, уже точно зная, с каким вооружением она выйдет.

Не давало покоя то, что они с Марсом, увлекшись врастанием в жизнь лудуса, так еще ничего не сделали своей основной задачи — поиска заговорщиков.

Лудус Магнус, расположенный центре города, недалеко от Большого Цирка, каким-то образом был связан с нитями заговора, угрожающего императору. Префект преторианской гвардии в большей степени чувствовал на уровне инстинкта, чем мог выдвинуть конкретные обвинения. А Октавиан очень дорожил тем временным, зыбким затишьем, которое удалось установить после гражданской войны, вызванной гибелью Цезаря. Да и сам Цезарь тоже не от простуды умер…

Гайя все эти дни присматривалась к тем, кто составлял элиту лудуса, то есть был свободным и выполнял определенные обязанности. Эти люди — наставники-рудиарии, скрибы, оружейный мастер и некоторые другие должностные лица — могли спокойно выходить в город, да и жить там при желании, приходя в лудус просто на работу. Насколько понимала Гайя, к ним должна была относиться и врач, пресловутая Ренита, тем более, что за те дни, что Гайя провела в лудусе, несколько раз врача не оказывалось на месте. То она слушала лекцию в храме Эскулапа, то участвовала в церемонии в храме Гигии, то ушла в Субуру приобрести ингридиенты для приготовления лекарств. Гайя напряженно думала: все причины длительных отлучек врача вполне разумны, а то, что пару раз она была нужна — об этом должен был думать ланиста, позаботившись о достойном помощнике, а не ограничить ее бестолковой и распутной мулаткой. Но насколько часто Ренита ходит в город? Как долго она там находится по делу, а сколько может потратить на встречу с поганцами? И где? В какой-нибудь термополии, перекусывая жареной рыбой, плетет заговоры хмурая врачиха?

Но уже возведя на эту невзрачную женщину все возможные обвинения, Гайя осекла сама себя — поняла, что прицепилась к обиженной судьбой и богами Рените только потому, что лично ей она не пришлась по сердцу.

Рабов, занятых на обслуживании кухни, бани, убирающихся в помещениях и во дворе, она не рассматривала всерьез. Да, они, возможно, могли что-то знать, что-то видеть. И даже помогать, передавая весточки. Но удержать в руках целую систему взаимоотношений рабу было не под силу просто в силу образа жизни. Поэтому она особо и не искала поганца среди гладиаторов — мало того, что раб. Так еще и с неопределенной продолжительностью жизни. Тоже не выгодно держать такого агента.

Тогда кто? И знает ли сам ланиста, какой гадюшник пульсирует у него под началом? Или сам умело расставляет своих людей, как для группового боя на арене?

Голова заныла, заставив вспомнить то жуткое падение с убитой лошади вниз, на каменистую дорогу горного перевала где-то в землях саксов.

Она тогда успела, несмотря на красный туман, затянувший все перед глазами после удара головой о камни, перекувырнуться и встретить длинный меч нападающего своим гладисом — а щит оказался безвозвратно потерян, у него от удара отлетели внутренние ремни, и сейчас он был бесполезен, даже если бы она смогла до него допрыгнуть. И она оказалась с коротким мечом и красным туманом перед глазами против двоих германцев, сильных и рослых мужчин, закутанных в волчьи шкуры, вооруженных длинными тяжелыми мечами.

Позже, пытаясь унять безумное головокружение в разваливающейся на части голове и не понимая, эти красные потеки, выползающие сбоку из-под доспехов — это продолжение тумана в глазах или что-то другое, она переводила закрывающиеся от боли глаза с одного трупа в волчьей окровавленной шкуре на другой и не знала, жива ли она еще… Она осознавала тогда только одно — надо идти вперед. И шла, пока не упала на руки разведдозору своей же декурии.

…На ноги она встала быстро, огорчившись только тому, что ребята не стали дожидаться, пока ее она удерет из санитарной палатки, а сами разгромили засевших в пещере у горной дороги упорно сопротивлявшихся врагов. И прибежали к ней похвастаться — тогда их вел Марс, и она искренне порадовалась серьезной победе своего друга. Гайя вспомнила, как удивленно уточнила у ребят:

— А как вы нашли эту пещеру? Как вообще поняли, что надо искать на той тропе? Я же нарочно шла напрямки, сокращая время?

— Ты же и рассказала, и даже на песке мечом начертила, — еще больше удивились ребята.

— А мне казалось, что я отрубилась, едва увидев ваши щиты.

— Нет, — покачал тогда головой Марс, не отводя от нее пристального взгляда, который заставил ее завернуться в одеяло почти с головой. — Ты сначала все в таких подробностях изложила, что мы и не сразу поняли, что ты падаешь.

С тех пор прошло несколько лет, раны давно зажили, но вот головная боль иногда накатывала на нее оглушающей черной волной, заставляя бороться с тошнотой и снова вспоминать ту каменистую дорогу, мертвого коня и красный туман. И глаза Марса, сидящего на полу у ее складной койки походного госпиталя…

— Что, девочка, не успела еще испугаться предстоящего выхода? — бородатый наставник ободряюще хлопнул ее по плечу, устало втыкая в песок меч. — Эх, если б мог, сам бы против тебя вышел!

— Я тебе так надоела? — она описала круг над ареной вытянутыми над головой руками с мечом, и галл невольно залюбовался совей ученицей.

— Наоборот, таких, как ты, давно у меня не было. Знаешь, я напьюсь, если ты не вернешься завтра с арены.

— Вот как? И часто ты пьешь? Может, дело только в поводе?