Если б не было тебя… - Волгина Надежда - Страница 7

Но сегодня был не такой день, не из любимых Артуром. Моросящий дождь не рождал приятных воспоминаний. Хотелось поплотнее закутаться в куртку, чтобы не дать настырной сырости проникнуть под нее. Мешал встречный ветер – из-за него дождь неприятно сыпал в лицо. Одним словом, Артур был рад добраться, наконец, до магазина Семена Исааковича и оказаться в уютном тепле, пропитанном духом искусства.

Магазин в точности повторял характер хозяина. Как в жизни Семен Исаакович мгновенно загорался интересными идеями, чтобы через какое-то время остыть и переключиться на что-то другое, так и в магазине царил характерный хаос. Небольшой по площади торговый зал был плотно увешан и заставлен картинами разнообразного размера и содержания. Они никак не были систематизированы. Для Артура всегда оставалось загадкой, как другу удается ориентироваться среди всех этих полотен. Нужна поистине феноменальная память и фанатичная любовь к живописи, чтобы в таком многообразии картин быстро отыскать нужную.

Сам Семен Исаакович не считал подобную обстановку магазина лишенной системы. На этот счет у него было своеобразное мнение, что покупателю легче выбрать понравившееся полотно, поочередно рассматривая картины разных авторов, на непохожие темы и выполненные в различных манерах. Гораздо хуже, считал он, когда сначала идут картины одного автора, потом второго и так далее… И вот ты бродишь среди них, определяешься, в каком жанре хотелось бы приобрести картину. От этого, по мнению Семена Исааковича, можно свихнуться и перехотеть что-либо вообще покупать. А при отсутствии разграничений, покупатель способен увидеть понравившуюся картину и сразу захотеть ее купить. Артур, который любил порядок во всем, подобные рассуждения друга считал абсурдными, но никогда не спорил, уважая его индивидуальность.

Колокольчик дважды призывно звякнул, когда он открывал и притворял за собой дверь. Тут же послышались шаркающие шаги, и через секунду Артур услышал:

– Артурчик, мальчик мой, как хорошо, что ты пришел. Избавил старика от необходимости мокнуть под дождем…

Как тот безошибочно определил, что пришел именно Артур, для последнего оставалось загадкой. За рядами картин, выставленных на специальных подставках, прилавок, за которым любил восседать, почитывая какую-нибудь книгу, Семен Исаакович, совершенно не проглядывался. По всей видимости, был тут какой-то секрет, о котором хитрый еврей предпочитал помалкивать. Да Артур никогда и не интересовался этим.

– Я сегодня как раз собирался к тебе наведаться. Где же ты пропадал так долго, мальчик мой?

Внешне Семен Исаакович выглядел, как типичный представитель своей национальности. Невысокий, сухонький и сутуловатый, обладатель совершенно седой кудрявой шевелюры. Глаза, слегка навыкате, близоруко щурились (очками он пользовался только в случае крайней необходимости, когда не мог без них обойтись). Солидный нос тоже не оставлял сомнений в национальной принадлежности хозяина и являлся предметом особой его гордости. Семен Исаакович утверждал, что именно нос позволяет ему улавливать настоящие таланты в живописи и получать удовольствие от хорошего вина. Как были связаны между собой эти две вещи, и каким образом художника можно «унюхать», Артур не знал и подразумевал, что никогда не узнает. Но старика любил и уважал, как надежного друга и профессионала.

– Целую неделю провалялся с простудой. Люда только вчера разрешила выйти из дома, – ответил Артур, пожимая маленькую жилистую руку с крючковатыми неспокойными пальцами.

– Ох, Людочка, дай бог ей здоровья… Хорошо за тобой смотрит. Пойдем, мальчик мой, пойдем в кабинет, – он запер дверь и повернул табличку с надписью «закрыто-открыто» стороной «закрыто» к улице. – В такую погоду вряд ли кто заглянет, а нам нужно побалакать о деле…

Кабинетом Семен Исаакович называл маленькую каморку без окон, где кроме стола, стула и сейфа больше ничего не было, да и места свободного оставалось не так уж и много. Он усадил Артура на единственный стул, а сам открыл сейф и какое-то время там копошился.

– Перво-наперво отдам тебе причитающиеся денежки, а потом посмотрим, что ты мне принес, – голос звучал приглушенно, Семен Исаакович умудрился забраться в сейф с головой. Как только что-то видел там в темноте? Но вынырнул из сейфа довольный с внушительной пачкой денег в руке. – Вот, мальчик мой, твой гонорар. Тут за три картины. Как видишь, ты пользуешься успехом.

Артур поспешно убрал деньги в карман куртки. Он всегда немного стеснялся, когда Семен Исаакович расплачивался с ним за проданные картины, как будто это могло помешать их дружбе.

– Можешь не пересчитывать, – поздновато спохватился Семен Исаакович. – Я их уже дня три как отложил и пересчитал.

Артур и не собирался этого делать. О кристальной честности пожилого еврея было известно половине города. Его щепетильность иногда доходила до абсурда – он мог заявиться к покупателю, которому неправильно сдал сдачу, домой, чтобы отдать недостающие копейки.

– Ну, мальчик мой, показывай… Показывай, что принес, – Семен Исаакович нетерпеливо потирал руки, жадно глядя на сумку Артура.

Для магазина Артур отобрал самые удачные, на его взгляд, рисунки из последних. Два были выполнены карандашом, а один он решил написать углем. Он редко обращался к этому своеобразному инструменту. Причем, уголь предпочитал не покупать, а изготавливать сам. Для этого он строгал березовые палочки толщиной чуть меньше простого карандаша, укладывал их вертикально в консервную банку, засыпал банку песком, плотно закрывал крышкой и замазывал глиной. Перед тем, как отправлять банку в огонь, Артур проделывал в крышке небольшое отверстие, чтобы через него выходил газ от тлеющих палочек. Ему нравился сам процесс приготовления угля. Он любил смотреть на пламя, вырывающееся из маленького отверстия. Нравилась его насыщенность. Он не знал, что пламя от того выглядит необычным, что на самом деле синего цвета. Он видел лишь, что оно не похоже на пламя простого огня. Когда огонек над отверстием гас, Артур доставал банку из огня – это служило сигналом, что уголь готов.

Углем он изобразил море с клубящимися над ним грозовыми тучами. Море еще только начинало волноваться, а может, наоборот успокаивалось после шторма… Артур до конца не определился с темой. В самый последний момент он решил написать на море одинокую лодку, без весел и людей, как символ заброшенности и тоски.

– Решил поработать с углем? – Семен Исаакович внимательно рассматривал лист полуватмана, лежащий перед ним на столе. – Хорошо получилось! Мрачность что надо!

Артуру стало смешно, так по-праздничному торжественно прозвучала реплика о мрачности.

– Как будем выставлять? По стекло или ты фиксировал? – Семен Исаакович аккуратно коснулся пальцем поверхности рисунка. – Ага! Вижу, фиксировал. Чем?

– Как обычно – молоком с водой…

Работа с углем имеет свои недостатки. Выполненные им рисунки нужно фиксировать, чтобы уголь не осыпался. Как вариант, можно хранить под стеклом. Артур обычно фиксировал свои рисунки. Для этого он использовал раствор снятого молока с примесью воды. Он сбрызгивал раствором рисунок в два три приема небольшими дозами, после чего больше мог за него не опасаться.

– Замечательно! Талантливо, мальчик мой… Что там у тебя еще? – Семен Исаакович отодвинул рисунок в сторону, освобождая место для дальнейшей демонстрации.

Артур достал два карандашных рисунка и положил их перед ожидающим другом.

– Где ты выискал такую замечательную натуру? – Семен Исаакович рассматривал пейзаж с развалинами старого замка в самом центре, заросшими гутой растительностью. – Великолепная заброшенность! Как у тебя получается настолько точно передать настроение? Будто счастье покинуло это место давным-давно… Осталось только эхо в пустых уцелевших комнатах, как отголоски былой жизни.

Артур подивился, насколько точно друг передал настроение картины. Именно эти чувства он и пытался вложить в нее. За основу взял вид из окна мансарды. Только замок был чистым вымыслом, а природа копировала настоящие заросли – беспорядочные и дикие.