Остров кошмаров. Паруса и пушки - Бушков Александр Александрович - Страница 14

Одним словом, политическая погода была хуже некуда – небо сплошь заволокли черные тучи, в любой момент можно было ожидать нешуточной грозы с ливнем и молниями. В таких условиях Тайный Совет (к тому же увлеченный фракционной грызней) и не собирался затевать дискуссию по поводу судьбы Королевны Девяти Дней – в политическом смысле она была даже не пешкой, а совершеннейшим нулем. Главную задачу выполнили, Нортумберленда свалили – вот и ладненько. Казнят леди Джен или помилуют, членам Тайного Совета было глубоко безразлично. Выражаясь вульгарно, по барабану. Фиолетово, как нынче говорят.

А вот к Елизавете, пользовавшейся популярностью и любовью у значительной части населения, так равнодушно никак нельзя было отнестись. На политической шахматной доске это была не пешка и даже не фигура – пожалуй что ферзь…

Вот о ее судьбе как раз принялся оживленно дискутировать Тайный Совет. Как обычно, мнения были прямо противоположными. Епископ Гардинер яростно выступал за казнь, особо упирая на то, что Елизавета как раз и способна в любую минуту стать «живым знаменем» нового бунта против королевы, антикатолического мятежа. Противостоящая фракция Пэджета стояла за помилование: то ли и в самом деле Пэджет был тайным протестантом, то ли не столь прямолинейным, как Гардинер, то ли его фракция попросту действовала по принципу «если оппоненты говорят, что это черное, мы скажем, что это белое». Как бы там ни было, к единому мнению прийти не удалось. Впрочем, к нему ни разу не удалось прийти за все время фракционной грызни…

К немалому удивлению некоторых, за помилование высказался приглашенный принять участие в дискуссии жених Марии, принц Филипп Испанский, к тому времени уже прибывший в Англию. Ни малейшего гуманизма в этом усматривать не следует – когда это испанские католики проявляли гуманизм по отношению к еретикам? (А для католической церкви по разряду ересей проходили и протестантизм, и англиканство.) Ларчик открывался просто: принц был человеком умным и тоже в отличие от упертого Гардинера понимал, что казнь Елизаветы может вызвать серьезное возмущение у части англичан, а следовательно, и новые мятежи. Он просто-напросто предлагал более изящное решение проблемы – сплавить Елизавету замуж на континент, скажем, за принца Евгения Савойского, после чего она согласно английским законам автоматически потеряет права на престол.

Вполне возможно, именно его мнение оказалось решающим – Мария уже успела по уши влюбиться в жениха со всем нерастраченным пылом тридцатисемилетней девственницы.

Так что Елизавета и сохранила голову на плечах, и через три месяца была выпущена из Тауэра. Но полной свободы ей не дали – отправили в отдаленный замок Вудсток, где она и жила под сильной охраной, фактически в заключении. Командовал охраной человек в королевстве не последний – сэр Генри Бедингфилд, комендант Тауэра, капитан королевской гвардии, член Тайного Совета. Католик, получивший к тому же от королевы в подарок часть конфискованных у Уайетта земель. Человек, на которого Мария могла полностью полагаться.

(Никаких свидетельств не сохранилось, но я крепко подозреваю, что сэр Генри получил устный приказ, аналогичный тому, что наша Екатерина Вторая когда-то дала офицерам, командовавшим охраной низвергнутого еще во младенчестве (и законного!) императора Иоанна Пятого Антоновича: при любой попытке освободить узника немедленно его убить. Очень уж он был для Екатерины опасен – не просто «живое, знамя», а законный император. Те, кто не искалечен ЕГЭ, должны помнить, что приказ офицеры выполнили. Уж если в восемнадцатом столетии отдавались такие приказы, они тем более были возможны в гораздо более жестоком шестнадцатом. Впрочем, это только мое предположение, на истинности которого я не настаиваю. Просто-напросто как автор не одного детектива не могу исключать и такую версию.)

А теперь поговорим подробнее о правлении Марии Тюдор, но сначала…

Небольшое нелирическое отступление об источниках и ляпах.

Честно признаться, порой разнобой в источниках меня просто бесит. В первом томе данного зело ученого труда (шучу-шучу, не спешите швыряться тапочками и истерить в Интернете!) я в полном соответствии с реальностью писал: существуют три средневековые хроники, описывающие битву при Гастингсе. Все три признаны подлинными, достоверными. И каждый из них дает свое описание битвы, не похожее на два других. Так что я всего-навсего выбрал то, которое мне больше всего понравилось, – и попробуйте мне доказать, что я не прав. Все равно слушать не стану. Тот, кто будет писать о Гастингсе после меня, вправе поступить по-своему и выбрать тот вариант, который больше нравится ему.

На всем протяжении работы я не раз натыкался (и наверняка еще не раз наткнусь) на этот разнобой, по поводу которого цензурных комментариев не имею. Один источник уверяет, что леди Джен Грей казнили восьмого февраля, другой – что двенадцатого. Один именует брата Гилфорда Дадли Амброузом, другой – Робертом. И так далее, и так далее…

Ну вот пожалуйста! Только что я натолкнулся на историю о том, как немецкий путешественник, посетивший Англию в самом конце XVI в., из любопытства заехал в Вудсток, обнаружил там на одной из ставен нацарапанные (вероятнее всего, алмазом из перстня) латинские гекзаметры, начертанные якобы Елизаветой. В них оплакивается «неверная судьба», отнявшая у автора надписи все радости жизни и безвинно лишившая свободы – в то время, как иные, сто раз заслуживши плаху или виселицу, разгуливают на воле. Последняя строка вещает: «О Юпитер, притупи оружие моих врагов, и пусть они почувствуют силу моего копья».

Ну и как прикажете к этому относиться? Путешественник такой был – но больше никто об этой надписи не упоминал. Надпись вообще-то в стиле Елизаветы: в превращенном ныне в музей Вудстоке хранятся сделанные ею переводы с латыни на английский – апостольские послания святого Павла. С приписками Елизаветы на полях вроде: «Я нередко забредаю в чудесные поля Святого Писания, где подрезаю-срезаю, срываю сладкие травы фраз, читаю-смакую их, раздумываю-пережевываю и, в конце концов вновь собирая воедино, откладываю в ларец памяти. Вот так, припадая к нектару, я облегчаю себе горечь своей несчастной жизни».

И что? А ничего. Прокомментировал матерно и никак не отнесся.

А потом опять напоролся. Надежный по всем статьям источник уверял, что Саймон Ренар, автор обстоятельных мемуаров о временах правления Марии – королевский министр и член Тайного Совета. А потом другой, более авторитетный источник уточнил, что Ренар – вовсе не Саймон, а Симон, не англичанин, а немец, посол императора Священной Римской империи Карла Пятого. Что на Марию он действительно имел большое влияние, но не был ни министром, ни членом Тайного Совета – правда, часто на его заседаниях присутствовал. А я уже написал о нем согласно первому источнику. Ну что тут сделаешь? Плюнул, махнул рукой и решил ничего не переписывать, лишь вставить это небольшое отступление. Читатель, надеюсь, будет не в претензии.

Немного о ляпах. Я допустил несколько в книге о Гражданской войне в США «Неизвестная война». За что был прежестоко (но, увы, справедливо) раскритикован в Интернете. Главное, ответить нечем – ляпы появились не в результате разнобоя в источниках, а из-за моей собственной нераспорядительности – там поленился лишний раз перепроверить по другим источникам, там некритически принял сообщение, как оказалось, не имевшее ничего общего с исторической правдой, там вообще не пользовался источником, а лишь домыслил – и ошибся.

Грустно, конечно. Однако потом я немного утешился, когда грубейший ляп обнаружился не у кого-нибудь, а у сэра Уинстона Черчилля, лауреата Нобелевской премии по литературе и великого знатока родной истории. В одном из своих трудов по истории Англии он написал черным по белому, что лорд-канцлер Стивен Гардинер умер еще до бракосочетания Марии с принцем Филиппом. На самом деле Гардинер и руководил торжественной церемонией бракосочетания, и служил мессу. И свадебное пиршество состоялось как раз в его дворце. Ну уж если сам сэр Уинстон, в отличие от меня англичанин, допустил такой прокол, когда речь шла о весьма значимом событии в истории его Родины… Чуточку легче на душе.