Вторжение (СИ) - Лошкарёва Виктория Витальевна - Страница 27

— Этот вопрос будет улажен в ближайшую неделю. Ни о чем не волноваться.

Но…

Я подняла взгляд вверх, щурясь от яркого солнечного света.

Кейн тут же нежно поцеловал меня в губы.

— Пожалуйста, Алёна. Так будет лучше для всех.

Я вдруг вспомнила один момент из своего детства, когда пятнадцатилетняя Юлька, ходившая на тот момент уже на приличном сроке беременности, внезапно узнала, что парень, заделаеший ей ребенка, отправлен роднёй на Дальний Восток — мол, мальчик совершил ошибку, но у мальчика вся жизнь впереди.

Малолетняя дурёха тогда записалась в какую — то клинику. и тоже твердила как заведённая, что «так будет лучше для всех».

Это хороию ешё, что мама, которой я в испуге позвонила на работу, быстренько отпросилась у начальницы и вовремя вернулась домой.

— У меня аллергия на эту фразу, — стараясь больше не вспоминать болезненное прошлое, ответила я. — Когда говорят, что будет лучше для всех — лучше для всех никогда не бывает.

Покачав головой, Кейн возразил.

— Можешь в этом не сомневаться. На Гавайях тебе точно будет и спокойнее, и безопасней. — Мягко мне улыбнувшись ‚ парень продолжил:

— В нашей семье мужчины всегда опекают своих женщин. Без вас мы не живём — мы только существуем.

Он ласково провёл тыльной стороной ладони по моему лицу.

— Ты ведь говорила, что любишь меня.

— Люблю.

— Тогда почему не доверяешь?

Я нервно ухмыльнулась… но, тем не менее, ответила честно.

— Ты вот мне тоже проверку устроил, — покачала я головой. — Я же… я никого не любила раньше — никого из парней. Но знаю по сестре, что любовь — она разной бывает. И по- разному заканчивается.

— Не смей сравнивать меня с тем ничтожеством, — резко рыкнул Кейн. — Оставить своего ребенка без заботы — это последнее из того, что мог сделать мужчина.

— Он был мальчиком. Обычным пятнадцатилетним мальчиком, выросшем в обществе, где секс есть, а уроков правильного поведения к нему — нет Наша биологичка до сих пор пропускает темы «пестиков и тычинок».

— Пестиков и тычинок? — не поняв моей фразы, нахмурился Кейн.

— Темы про человеческое размножение.

Парень хмыкнул, сильнее прижав меня к себе.

— У нас мальчикам это всегда объясняет отец, девочкам — мать. Сразу, как только дети созревают телами.

— В идеале, у нас тоже должно быть так… но многие упускают этот момент. Моя мама, как она потом признавалась бабушке, и не думала, что дети в пятнадцать могут заниматься чем — то подобным.

Я тяжело вздохнула, снова вспомнив тот тяжёлое время.

Плачущую Юльку, плачущую маму, посеревшего отца.

— У нас подобное невозможно, — поцеловал меня в макушку Кейн. — Наши дети будут самыми желанными партнёрами для каждого из моего мира. Прошу, Алёна, сейчас не время для сомнений. Мы должны уехать в эти выходные.

— К чему такая срочность? — подняла взгляд я на Кейна. Светлые глаза буравили, требуя забыть все возражения и согласиться на переезд.

— Потом я буду сильно занят своим проектом… — выдохнул, наконец, Кейн. — К тому же, на Ниихау будет значительно проще обеспечивать твою безопасность.

— Интересно, как? — хмыкнула я. — Там ведь даже сотовые не работают — если гугл, конечно, не врёт.

— У моих людей свои каналы связи, — пожал плечами Кейн. — Это не должно тебя волновать.

— Но волнует.

— А не должно.

— Кейн, я не отказываюсь совсем, просто мне нужно чуть больше времени… пойди мне на эту уступку.

— Я всё-равно никуда тебя не отпущу, — с силой сжав мою правую грудь, рыкнул Кейн.

— Но будь по — твоему.

Наши взгляды встретились.

— Но я всё ещё надеюсь, что к выходным ты будешь готова.

И долгий, яростный поцелуй был нашим прощанием.

Я потом часто задумывалась: почему Кейн тогда меня отпустил? Почему не схватил силой, не заставил, не внушил…?

Иногда я искренне благодарила его за этот поступок, иногда (когда тряслась от страха в плену или подыхала от голода в безлюдном лесу) злилась за это.

И всё же, даже спустя полгода постоянных испытаний, я не могу этого не признавать: в тот момент Кейн почему — то дал мне выбор, и даже в какой — то мере согласился с ним.

А я…

Когда мы распрощались, я смутно помнила, как вернулась в общежитие, всё ещё не до конца понимая, что происходит. Ещё сутра я была, чуть ли не невестой, которая, полностью доверяя своему избраннику, собиралась полностью изменить свою жизнь… Я договаривалась о досрочном завершении курса, собирала вещи и даже уволилась с работы.

А потом случилось это.

И, казалось бы, Кейн вроде бы всё логично объяснил — и про проверку, и про остров этот гавайский, но… я также хорошо запомнила странный, почти ненормальный. взгляд Джессики. Она словно охотилась на меня — охотилась, упиваясь этим занятием.

— Какая — то сумеречная зона, — прошептала я, вытирая лицо руками. — Интересно, а что думала последняя жена синего бороды, когда открыла запрещенную дверцу?

Испытывая глупое чувство неловкости от того, что собираюсь проверить слова Кейна (хотя, с какой стати — он, вон, всю мою семью и даже друзей со знакомыми проверил), так вот, испытывая чувство неловкости я в тоже время едва дождалась раннего утра, чтобы позвонить родителям по Скайпу.

— Как у тебя дела, солнышко, — спросила мама спустя каких то несколько коротких «интернетных» гудка. — Как учёба?

— Учёба — нормально, — пытаясь вести себя как можно естественнее. ответила я. — А ты дома? В последний раз папа сказал, что ты у тети Марины…

— А, — мама махнула рукой. — Федька Маринкин — засранец. Не больше, не меньше.

Ему, оказывается, предложили какую — то интересную работу в Питере, так он смылся из города, не предупредив ни мать, ни отца. Алён, ну кто так делает, а?

— А сотовый?

— Так этот придурок — не могу назвать его по другому, сменил симку на питерскую, и посеял где — то, забыв предварительно сохранить контакты в самом телефоне. Вот почему я, тетенька пятидесяти с гаком лет об этом знаю, а молодой парень. почему — то нет?

— Но ведь есть же другие способы связаться… — удивилась я. Мама кивнула.

— Вот и я про то же.

Не удержавшись, моя родительница фыркнула.

— Ты не представляешь. сколько мы тут всего пережили. Маринка ведь волосы на себе уже рвать начала. Все больницы, все морги обзвонили… И у нас, и в Вязьме, и в Смоленске… Даже в полицию заявку подали — мол, пропал пацан. А он, глядите — ка, в Питере миллионы зарабатывает.

— Дурааак, — протянула я. Мама кивнула.

— Ещё какой. В общем, всё хорошо, что хорошо кончается… Ой, Алёнка, пока не забывала: твоему отцу в коей — то веке путевку профсоюзную дали. На всю семью. Представляешь?

— Ух ты… — я даже села от неожиданности. — И куда?

— Куда — то в Карелию, — мама предвкушающе улыбнулась, вдруг став похожей на маленькую девочку. — Я же тебе сама звонить хотела… Мы в понедельник днём выезжаем.

— Это же здорово!

— Правда, здорово, — согласилась мама. — Отец сказал — он видел фотки — там большой коттедж человек на десять, а будем только мы одни.

— Подожди, так вы и с Коленькой, и с бабушкой едете? — не поняла я.

— Естественно, — кивнула мама. — Говорю же, дом — огромный. Все поместимся.

Знаешь, бабушке, пожалуй, это ещё нужнее чем нам или Коленьке — он — то ещё везде успеет побывать, а вот бабушка…

— Мама, — рыкнула я, не желая слушать о грустном.

Мамуля махнула рукой.

— Так что, дочь, мы пока собираемся… Если что, звони на мобильный — отец подключил какой — то специальный тариф, чтобы интернет был дешёвый — звони, не пропадай.

— Подожди, а на сколько вы едете?

— На целых две недели. — Мама даже прикрыла глаза от удовольствия. — В Карелии такая природа… ммм, закачаешься Отец с Колей рыбачить собираются, Анна Васильевна {это моя бабушка} — наслаждаться лесным воздухом… а я оторвусь по грибам.

Мама у меня заядлая любительница «тихой охоты».