Рыжая племянница лекаря. Книга 3 (СИ) - Заболотская Мария - Страница 67

—...Любовный приворот сводил меня с ума, — говорила Уна, беспокойно хмуря брови. — Иногда я, забывшись, думала: ведь я и так получу корону Юга! Принц женится на мне, и мы будем править вместе, не расставаясь ни на миг. Зачем мне следовать своему жесткому плану, зачем губить нашу любовь? Приходилось напоминать себе, что все обман, магическая иллюзия. Получить трон для того, чтобы остаток жизни притворяться обычным человеком? Отречься от магии?.. Разве так должно было сбыться пророчество? Но любить было так сладко... И я почти не лгала,  когда шептала своему принцу, что безмерно счастлива, и не вижу никакого иного будущего, кроме как рядом с ним. Разговоры о нашей свадьбе становились все громче, а король хмурился все сильнее — я знала, что он никогда не позволит сыну жениться на мне, безродной сироте, найденной на берегу моря. И сделала все, чтобы подтолкнуть его к решению, за которое принц никогда не простил бы свою семью.

Словно догадавшись, что эту часть истории Хорвек уже слышал, она смолкла. И вновь чужие воспоминания заполонили мою голову: в лунном холодном свете черная каменистая почва задрожала, вспучилась; из могилы показались бледные руки, царапающие и разрывающие землю. Ночные птицы закричали жалобно и тревожно, предвещая большое горе. Повешенная ведьма, вернув себе прежний облик и прежнюю силу, восстала из мертвых.

Должно быть, Уна хотела рассказать, что было дальше, но небо над лесом побледнело: близился рассвет. Сказка, рассказанная ею, украла целую ночь наших жизней, а много ли это или мало — каждый ответит по-своему. Околдованные ведьмой слуги оставались неподвижны, и только молчаливый Мике время от времени смотрел на нас холодным бессмысленным взглядом. Рыжая ведьма, словно змея, скользнула к Хорвеку, и жадные белые пальцы коснулись его спокойного лица.

— Ты дал мне клятву, — сказала она, прижимаясь к нему всем телом. — Нарушив ее, ты заплатишь жизнью.  Но не думай, что я не знаю, какую высокую цену готовы иной раз платить за  месть существа вроде тебя. Тем более, что жизнью своей ты не слишком-то дорожишь. Ради чего ты пожелал бы ее сберечь? Я вижу правду, покойник, в твоих глазах. Много ли стоит клятва магического перемирия, если не боишься смерти? Быть может, ты просто выжидаешь, чтобы ударить точнее и надежнее, и тебе плевать, что удар этот будет последним в том подобии жизни, которым ты сам себя одарил. Но, что если я подарю тебе то, что ты не захочешь терять? То, о чем ты когда-то мечтал?..

И она поцеловала Хорвека, склонившись к его неподвижным губам.

— Ты недавно сказала, Уна, что от меня воняет мертвечиной, — ответил он, когда она отстранилась. — Я помню, что тебе доводилось принуждать себя и к более отвратительным занятиям, но, право слово, не стоит себя истязать.

Ведьма расхохоталась, и вновь припала к его губам.

— Запах мертвечины не так страшен, как запах близкого предательства, — сказала она в перерыве между поцелуями, и, внезапно повернувшись в мою сторону, оттолкнула меня точным и сильным ударом в грудь. Теперь я не имела права и на место у ног Хорвека; мне оставалось отползти в сторону, кашляя от боли, и покорно смотреть на то, как Уна окутывает его покрывалом своих алых волос, оплетает тонкими руками и напевает на ухо одну из своих странных песен.

— Я помогу сберечь твою жизнь, — шептала она. — Я найду для тебя сердце, достойное принца Темного Двора, и ты переродишься — сильнее и злее прежнего.  Я позволю любить себя — как ты хотел когда-то. Такие, как я, не раскаиваются и не просят прощения, да и ты бы не поверил в раскаяние. Зачем оно тебе, если я предлагаю будущее, где мы вместе, равные и свободные от всего, кроме клятвы верности друг другу?

— Неужели ты так дорого ценишь своего игрушечного принца? — я видела, как рука Хорвека, дрогнув, коснулась ведьминских волос, и тут же исчезла в красном водовороте. — Все ради того, чтобы неосторожное слово не разрушило ваш договор? Ты обманула его, и узел, связанный тобой, держится лишь до той поры, пока кто-то не дернет за конец нитки — мы знаем это.

— Молчи! — зашипела она, невольно обернувшись в мою сторону. — Никогда и никому не говори этого! Принц Лодо мой, и останется моим, пока я не войду в дворец астоланских королей, как госпожа. Мой замысел должен воплотиться, иначе я не получу награду! Я не дам разрушить заклятие! Разве ты не видишь, что колдовству угодно мое служение? Я иду по тому пути, что мне был указан, и в его конце… кто знает, кем я стану? В немилости я побывала, настал черед попробовать на вкус милость! Господа всегда ценят ловких и верных слуг, а та сила, которой мы с тобой служим, щедра и безжалостна одновременно. Я однажды была наказана за свой промах в Астолано, и не желаю вновь понести кару за то, что позволила себя обмануть за два шага до победы. Сейчас я не только щедро оплачиваю твою верность, Хорвек, но и желаю видеть рядом с собой существо, способное меня понять — не думай, что мной движет лишь страх.

— Я… понимаю тебя, Уна, — ответил, помедлив, демон.

— До чего же славно! — она обнимала его так радостно, хохотала так звонко, что это походило на восторг ребенка. — В путь! В путь! Нельзя терять ни минуты. Я и так задержалась в Таммельне дольше, чем намеревалась! Лодо скоро растеряет остатки ума, а нам еще нужно заполучить корону дрянной Лаэгрии, прежде чем отправиться на Юг! Как скажешь, Хорвек — нам идти туда с войной? Мне к лицу будут дым сражений, тучи воронья над полями с мертвечиной? Или же прибудем в город тихо, как вползает в гнездо птицы ядовитая змея? До чего же весело будет стравить между собой всю знать Астолано, прежде чем Лодо получит трон!

— Мы поступим так, как ты пожелаешь, Уна, — Хорвек почтительно склонял голову, но при этом улыбался и ни на миг не отпускал ее руку. — Ты должна получить все, чего заслуживаешь.

Так и не сомкнув глаз этой ночью, мы отправились в путь. Теперь Уна и подавно нас не щадила — лошади хрипели, пена летела с них клочьями, но ей было этого мало.

— Мы плетемся, как сонные мухи! — вскричала она, соскочив с измученного коня во время кратковременного привала. — Больше мне не нужны слуги, в Таммельне полно такого добра. Получите-ка расчет, мертвые души!..

И от одного ее хлопка в ладоши наемники с серыми лицами замерли и повалились на землю, словно невидимые ножи вонзились в сердце всем им одновременно.

— Мой верный Мике сильнее всех их вместе взятых, — с презрением сказала Уна, тут же отвернувшись от мертвых тел. — Что толку от десятка паршивых рабов, лучше уж тратить свои силы на одного-единственного, но зато какого!..

— Ты хорошо поработала над ним, — задумчиво заметил Хорвек, разглядывая Мике.

— Он — лучшее из моих творений, — с гордостью отвечала ведьма. — Жаль, у нас совсем нет времени, а не то бы я приказала ему растерзать этих олухов, и ты бы увидел, как хорош мальчик в деле. Хотя… твоя девчонка — гораздо худшая обуза, нежели моя свита. Как ты терпишь ее кислое уродливое лицо — ума не приложу. Мы бы двигались вдвое быстрее, если бы не она! Может быть, ты выкинешь из головы всякую блажь и я прикажу Мике наконец-то перекусить ей горло? Это быстрая и милосердная смерть, которой она, кстати, ничуть не заслуживает, но так уж и быть!..

Не раз, и не два Уна советовала демону от меня избавиться, но Хорвек каждый раз вежливо отклонял ее предложение и напоминал о благоразумии, которым рыжая ведьма была, определенно, обделена. Близость победы заставляла ее забыть об осторожности, и суровые уроки прошлого, казалось, стерлись из памяти напрочь. Повторяя самой себе истории из прошлого, она все неистовее верила в предназначение, направляющее ее и покровительствующее любым безумствам во славу магии.

Тем временем, Таммельн становился все ближе, и признаки владычества Уны чувствовались все яснее. Во всем угадывался упадок, тлен и увядание — ведьма каким-то образом вбирала в себя жизненную силу всего, что окружало городок. Деревеньки, которые встречались нам на пути, стали тихими и безлюдными, и невозможно было поверить, что весна когда-то придет в эти края. Здесь безраздельно царила вечная осень, когда деревья черны и голы, пожухшие стебли в полях шелестят на ветру обрывками сухого пергамента, и ни зеленому листку, ни свежей травинке вовек не распуститься — их сразу же прихватит ночной иней. Сам воздух изменился — им было невозможно надышаться, и, несмотря на холод, я вся была покрыта липкой испариной от духоты. Возможно, меня лихорадило из-за раны и слабости, но я отчего-то не сомневалась: во всей округе Таммельна сейчас не найдется человека, который счел бы себя здоровым и полным сил. Ведьма славно поживилась в здешних краях.