Рыжая племянница лекаря. Книга 3 (СИ) - Заболотская Мария - Страница 6

— Да какие у нас с вами могут быть общие дела?.. — не удержалась я от дерзости, придя к очевидному выводу: и эту свинью нам подложило треклятое колдовство.

— Цыц! — прикрикнул на меня один из братцев, и подтолкнул ко мне миску, указывая на то, что рот мне нужно занять едой, а не разговорами. — Не нами решено, что помощи нужно искать здесь и сейчас.

— И что за помощь вам нужна, милостивые судари? — спросил Хорвек.

— Не та, о которой просят громко, — проворчал громила, которому, однако, пришлось по душе вежливое обращение: не так уж часто подобных людей называли сударями — скорее, проклинали сквозь зубы или грозили виселицей, если на то доставало храбрости.

Служанка, которая как раз поднесла кувшин с вином к столу, поспешно повернулась, и, путаясь в юбках, припустила к кухне. Должно быть, братцев здесь хорошо знали и не желали выказать даже тень признаков любопытства к их делам.

— Я — Хобб, — назвал себя старший и кивнул на брата, сидевшего по его правую руку. — Этого кличут Тартином, а младший наш — Доннем, и все мы — Орвильны-младшие. Слыхали про Орвильнов из Асмалло?

— Не имел подобной чести, — отозвался Хорвек все с той же безукоризненной любезностью, и назвал себя, с едва заметной насмешкой прибавив, что вряд ли его имя о чем-то кому-то может сказать.

— Стало быть, ты приехал из дальних краев, — в голосе Хобба Орвильна угадывалась гордость за свое семейство, хоть слава его наверняка была дурной как сорная трава. — Здесь эти имена знает каждый!..

— Так что же вам понадобилось от меня, славные Орвильны? — демон наконец-то посмотрел прямо в глаза Хоббу. — Я никому не отказываю в той помощи, что мне по силам.

Орвильны расхохотались, и посуда на столе заплясала от этих громовых раскатов: братьям, видимо, показалась забавной мысль о том, что кто-то может подумывать об отказе в ответ на их просьбу.

— Чудной ты человек, — добродушно сказал Хобб, утирая глаза. — Ладно же, слушай. Не так давно преставился наш отец — Фаррад Орвильн, старый мошенник, которых свет мало видывал. Странный он был человек, и водилось за ним немало черных дел. Нас, сыновей, он недолюбливал и прогонял из дому, едва только ему казалось, что мы можем сами раздобыть себе пропитание. В доме оставались только девчонки, наши сестры. Вот в них он души не чаял, оберегал от чужих взглядов и не разрешал шагу за порог ступить. Между собой мы решили, что все свое богатство наш старик разделит девкам на приданое, а нам останется только зубами щелкать. Оттого-то мы с малых лет жили своим умом и своими силами — и пусть только кто-то посмеет сказать, что братья Орвильны не поймали удачу за хвост!.. А у старого хрыча ничего не вышло из этой затеи — сестры наши, одна за другой, умерли молодыми. Ни одной не успело сравняться восемнадцати лет — всех прикончила болезнь…

Тут мне показалось, что младшего брата, Доннема, эти слова заставили помрачнеть. «Хоть кто-то из вас, Орвильнов-младших, любил своих сестер», — подумала я, с неприязнью покосившись на Хобба-рассказчика.

— …Когда до нас дошла весть, что и Шилья отправилась на тот свет, — продолжал он, — мы решили навестить старого Фаррада, чтобы спросить, не желает ли он вспомнить, что у него имеются еще и сыновья. Но он на порог нас не пустил, на склоне лет вконец ума лишившись. Только и кричал в окно, что детей у него нет, и нас он знать не знает. Я тогда, помнится, крикнул в ответ, что еще похороню его, чтоб не тратиться на гроб, в одном из тех сундуков, которые стоят в подполе, набитые серебром и золотом. И как в воду глядел — через пару дней скряга сломал себе шею, свалившись с лестницы. Да вот только незадача — деньжат мы так и не нашли.

— Так может их и не было? — предположил Хорвек, пожав плечами.

— Ха! — вскричал Хобб. — Не знал ты нашего папашу! Четверть века тому назад в этих краях не было ростовщика, богаче его. У порога Орвильнов били поклоны знатные господа со всех концов южных земель. А затем его одолела душевная хворь и дело окончилось тем, что он прикупил дом на окраине города, а затем еще и старую водяную мельницу. Никто не видел, чтобы он туда ходил, но ночами там видели огонь в окнах. Сестры молчали, точно в рот воды набрав, но мы-то знали, что старик промышляет нечистым делом. И богатство его от того возрастало.

— Однако, оставить вам наследство он не пожелал, — заметил Хорвек, слушавший эту историю чуть внимательнее, чем обычно. — Почтенные братья Орвильны, вот что я вам скажу: продайте дом и мельницу, разделите выручку между собой и живите, как прежде. Волю мертвых нарушать не стоит.

— Воля! — еще громче вскричал Хобб и врезал кулаком по столу. — Знаем мы эту волю! Тартин, а ну-ка дай сюда эту бумаженцию!

Орвильн-средний вытащил откуда-то измятый свиток, который Хобб с заметной злостью развернул, не щадя бумаги.

— Вот его воля! — рявкнул он, тыча пальцем в буквы. — Там написано, что деньги мы получим только если кто-то из нас проведет ночь на мельнице! Поверенный отдал нам завещание, и сказал, что Фаррад написал его аккурат после смерти Шильи. Знал, бесова душа, что мы придем за наследством!

— Стало быть, ваш отец припрятал золото, — рассудительно ответил на это Хорвек. — И если предполагается, что после выполнения его условий, богатства эти нужно вам передать, то…

— Уж будьте покойны, поверенный — почтеннейший господин Новилль, — готов был и с душой расстаться, когда мы за него взялись, — мрачно хохотнул Хобб. — Однако о золотишке старого Фаррада ничего не сказал. Только плакал да повторял, что старик просто-напросто отдал ему это письмо, ничего не объясняя.

— Так кто же покажет вам, где спрятано золото, если поверенный ничего не знает? — не смолчала я, поддавшись невольному любопытству.

— Покойник и покажет, — пробурчал Хобб, вжимая голову в плечи и оглядываясь по сторонам. — Говорю же — Фаррад рехнулся под старость, и могу ручаться, что истинная причина — нечистая сила, с которой он завел дружбу. Я помню его черные книги — старые, окованные железом. Кто-то оставил их в залог и не вернулся, а папаша повредился умом, их читая. Никому не позволял к ним притронуться. После его смерти мы перевернули дом вверх дном, чтобы отыскать их и сжечь, но книги пропали, как и золото. Если отец сказал, что отдаст нам свое богатство, когда один из нас переночует на мельнице, то так оно и есть.

— Пожалуй, вам стоит попробовать. Ваш отец по этим рассказам рисуется человеком… э-э-э… весьма принципиальным, — согласился демон. — При подобных обстоятельствах разумнее было бы отказаться от наследства, но раз вам так хочется его заполучить…

— Ха! — еще громче вскричал Хобб, а братья его вразнобой пробурчали что-то бранное. — Думаешь, мы настолько глупы? Соваться ночью на мельницу, где старый чернокнижник обстряпывал свои делишки?.. Кто же не сообразит, что добром это дело не закончится?! Для начала мы заперли на мельнице собаку, и презлющую. Поутру оказалось, что пса разорвали на кусочки, словно там волчья стая пировала. Я предложил щедрую награду тому, кто проведет ночь на мельнице. Ни один человек не соглашался. В конце концов, мы подпоили одного старого пьяницу, посулили ему золотые горы. Ту ночь он не пережил. От него осталось не намного больше, чем от собаки: бедолагу жестоко растерзали…

Хорвек вздохнул, показывая всем своим видом, что ожидал подобного поворота.

— …и во всем Асмалло сейчас не найдется сейчас человека, который подойдет к старой мельнице — ни днем, ни ночью, — закончил свой рассказ Хобб.

— Что, безусловно, говорит о наличии здравого смысла у местных жителей, — Хорвек отвечал так, словно не понимал, к чему клонит Орвильн, а вот у меня прошел холодок по спине.

— Ты, чужестранец, сегодня проведешь ночь на мельнице, — объявил Хобб именно то, чего я опасалась. — По всему выходит, что именно ты можешь совладать с тем, что поселилось в ней.

История Орвильнов не понравилась мне куда больше, чем жалобы девиц на безбрачие или крестьянские сетования о падеже скота. Страх перед проклятой мельницей легко потеснил страх перед самими братцами-разбойниками, поскольку с их зверскими рожами я уже немного свыклась, а вот злобный дух, водивший дружбу с покойным стариком Фаррадом представлялся смутно, и оттого пугал вдвойне .