Дети победителей (Роман-расследование) - Асланьян Юрий Иванович - Страница 4

На той встрече представителей чеченской диаспоры, что состоялась в конце декабря, Ахмед Дадаев выступил с обращением к своим землякам. Он сказал, что родственники в Чечне убедительно просят их не возвращаться на родину и не принимать участия в военных действиях. Ахмед Магомедович просил земляков не допускать каких-либо терактов и не поддаваться на возможные провокации: «Сегодня, в это тяжелейшее время, наше поведение здесь должно быть подчеркнуто безукоризненным, элитным, чтоб у российских людей складывалось только хорошее мнение о нас. Необходимо во что бы то ни стало остановить войну и начать экономическое возрождение республики».

Действительно, в этом веке чеченцам придется возводить свои дома в четвертый раз. Первый раз — после генерала Деникина, второй раз — в Казахстане, куда их выслал Сталин, третий раз — после возвращения на родину. И теперь снова — после генерала Грачёва.

— Пусть политики на коленях друг перед другом ползают, но договариваются о мире, — сказал Дадаев. — Чеченская интеллигенция поднимет республику. У нашего народа есть талантливые люди! Вспомните писателя Авторханова, артиста Эсамбаева, экономиста Хасбулатова. А на нас поставили клеймо мафиозного народа!

Я горжусь тем, что я чеченец. Но если раньше я говорил о своей национальности открыто, то сегодня не всегда решаюсь на это, потому что чувствую предвзятое отношение…

— Но ведь среди чеченцев действительно немало преступников?

— Преступники есть, но с ними надо бороться с помощью закона. А война — это самое страшное преступление. И кто тогда больший преступник? В Советском Союзе Чечено-Ингушетия занимала 74-е место по уровню материального обеспечения. А после 1991 года он стал еще ниже. Поэтому часть молодежи становилась на преступную дорожку. Были нападения на поезда, захват вертолетов, но не в таком количестве, как сейчас об этом говорят. Много приписывают. Однажды сотрудники нашего министерства арестовали в поезде четырех грабителей, которые оказались жителями соседнего Дагестана, не чеченцами. И это был не единственный случай. Повторяю, что с преступниками надо бороться законно. Преступник — это не народный посланник! Не надо судить по нему о целом народе. И я не являюсь родственником преступного авторитета, как обо мне, видимо, уже говорят в Перми. И я не получал от генерала Дудаева никаких заданий. Я занимаюсь возрождением религий. Наш фонд уже оказал помощь 380 семьям, в том числе беженцам.

Мы устанавливаем контакты с другими странами, готовимся возрождать республику. Чтобы жить, наши люди должны иметь возможность зарабатывать, получать пенсии и пособия. А война эта никем выиграна не будет, но крови прольется много.

На следующий день мы стояли с Ахмедом Магомедовичем на балконе пермской мечети. Внизу, на коврах, молились старики и молодые — за всех погибших, умерших в Грозном от ран.

— Обратите внимание вон на того русского, — указал мне кивком Бадаев, — еще недавно это был юноша с преступными наклонностями. Но вот — принял мусульманскую веру — и успокоился… И эта вера спасет наш многострадальный народ.

Ну и моя подпись подо всем этим…

Я возвращался с работы, у подъезда встретил соседку, потасканную алкоголичку, которая выгуливала на поводке, что удивительно, породистую собаку, похоже кавказскую овчарку. Здоровый пес лениво гавкнул в мою сторону. Хозяйка тут же одернула его: «Ну что ты лаешь, как дворняга какая-то!»

Пять лет мы прожили в комнате площадью девять квадратных метров на троих. Если в одиночной камере штрафного изолятора колонии особого режима на человека приходится четыре квадратных метра, то у нас — три. Да, но при этом мы имели право открыть форточку, двери и даже холодильник! Правда, туалет был общим.

Но все это фигня по сравнению с телевизором. Особенно меня занимали сентиментальные передачи, в которых заслуженные деятели культуры со слезами вспоминали свои коммуналки пятидесятилетней давности, не в силах сообразить, что миллионы россиян по-прежнему продолжают существовать в этих длинных и темных кирпичных норах. Я писал письмо на ЦТ, предлагал обмен. Нет, заслуженные не хотят возвращаться в счастливую молодость.

Первым, что стала использовать в этой жестокой войне моя жена Лиза, был дихлофос, спрей такой, в баллончике. А что на коробке было написано! «Аэрозольный препарат для уничтожения летающих и ползающих. Позволяет полностью уничтожить насекомых в течение четырех минут, не доставляя вам неприятных ощущений…» О, это очень важно — «не доставляя вам неприятных ощущений»! Тараканы дохли за милую душу, надышавшись отравой. Первые два-три раза они дохли, а потом привыкали — и снова активизировали свою паразитическую деятельность. Случилось, один залез моему сыну в ухо ночью, когда тот спал. Пришлось вести Сашку в больницу. Врач подставила под ухо ванночку и начала вымывать таракана водой из шприца. Вымыла. Сын был в ужасе. Я в шоке. Жена в отключке.

Первые тридцать лет.

Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены. …Дружба мирных черкесов ненадежна: они всегда готовы помочь буйным своим единоплеменникам. Дух дикого их рыцарства заметно упал. Они редко нападают в равном числе на Казакову никогда на пехоту и бегут, завидя пушку. Зато никогда не пропустят случая напасть на слабый отряд или беззащитного. Почти нет никакого способа их усмирить, пока их не обезоружат, как обезоружили крымских татар, что чрезвычайно трудно исполнить по причине господствующих между ними наследственных распрей и мщения крови. Кинжал и шашка суть члены их тела, и младенец начинает владеть ими прежде, нежели лепетать. У них убийство — простое телодвижение. Пленников они сохраняют в надежде на выкуп, но обходятся с ними с ужасным бесчеловечием, заставляют работать сверх сил, кормят сырым тестом, бьют когда вздумается… Недавно поймали мирного черкеса, выстрелившего в солдата. Он оправдывался тем, что ружье его слишком долго было заряжено. Что делать с таковым народом? Должно, однако ж, надеяться, что приобретение восточного края Черного моря, отрезав черкесов от торговли с Турцией, принудит их с нами сблизиться. Влияние роскоши может благоприятствовать их укрощению: самовар был бы важным нововведением. Есть средство более сильное, более нравственное, более сообразное с просвещением нашего века: проповедание Евангелия. Черкесы очень недавно приняли магометанскую веру. Они были увлечены деятельным фанатизмом апостолов Корана, между коими отличался Мансур, человек необыкновенный, долго возмущавший Кавказ противу русского владычества… Кавказ ожидает христианских миссионеров. Но легче для нашей лености в замену живого слова выливать мертвые буквы и посылать немые книги людям, не знающим грамоты.

А. С. Пушкин. «Путешествие в Арзрум», 1829 год.

В кабинете работал редакционный конвейер: Андрей Матлин набивал на компьютере корреспонденцию о Кизеле, где брошенные страной шахтеры занимались отловом и поеданием бродячих собак; Слава Кандалов готовил материал о возможном визите в Пермь представителей царского дома Романовых; Саша Корабельников писал очерк о первых омоновскиих потерях в Чечне. Один я ни хрена не делал, пил чай и мечтал о собственном домике в лесу, с воротами, рядом с которыми установлены два крупнокалиберных пулемета — для встречи непрошенных гостей.

Слава грустно смотрел в окно, вероятно, представляя себе романовских особ, у которых проблем не больше, чем российских рублей в кармане. Зато у нас этих денег — миллионы. Никогда не думал, что стану миллионером.

— Дисфункция ствольных отделов головного мозга, — печально произнес Саша Корабельников.

— Что? — не понял я.

— Я говорю, дисфункция ствольных отделов головного мозга: курить нельзя, пить нельзя, на девушек смотреть нельзя, чтобы не волноваться…