Девиант (Полёт ночного мотылька) (СИ) - "Kellerr" - Страница 42

— Здесь, — сказал он, — то, что ты хочешь знать.

Даже не знаю, кто из нас сильнее волновался: я или Кай. Он выглядел невозмутимым, хотя мне почему-то казалось, что всё не так просто.

Внутри было темно. Несколько грязных маленьких окошек под потолком с трудом пропускали свет. Электрических лампочек я не заметил. Пол под ногами скрипел, а непрочного вида доски норовили сломаться в любую секунду. Здесь было много хлама, среди которого мне удалось рассмотреть поломанные парты, стулья, шкафы, лопаты и много всего другого.

— Раньше это было чем-то вроде склада школы, — Кай осторожно дошёл примерно до центра помещения. — То, что в нашей школе находится в ней самой, здесь расположено на улице.

Доска под ногой треснула. Испугавшись, я сразу отступил назад, взглянув под ноги. Обуглившиеся края говорили о том, что она горела. Другие доски выглядели новее и…

Подняв глаза, я прищурился, внимательно рассматривая тёмные стены. Тёмными они были вовсе не из-за того, что сюда практически не проникал свет, — они были обуглившимися, как и та доска. На потолке в некоторых местах тоже виднелись чёрные разводы копоти.

— У Данилы здесь учился друг, — Кай прервал мои размышления. — И он мог достать ключ от замка под предлогом, скажем, лопаты для субботника.

Я молча попытался справиться с мерзким ощущением, растущим внутри.

— Знаешь, чем плохо быть отбросом для всей школы? — присев на корточки, Кай коснулся рукой пола, растирая пальцами оставшуюся на них золу. — Тебя никто не хватится. Всем будет плевать, если ты пропадёшь.

Вспомнив рассказ Оли, я медленно начал складывать уже услышанную часть истории с новым куском. Кай повторил практически то же самое, что говорила Оля. Я снова услышал про злосчастный пятый этаж, про жестокое избиение в туалете — Кай не скупился на слова и всё красочно описывал до отвращения, — про перевод в другую школу, про взбесившегося Данилу…

Старое дерево горит легко.

Когда у людей отбирают то, к чему они привыкли, они злятся. Забывается начало истории, остаётся только новая цель: удержать около себя то, с чем им комфортно и удобно. То, что их радует.

Человека, ничем с тобой не связанным, кроме чужого одностороннего выбора, удержать нельзя. Его можно либо отпустить, либо избавиться от него — навсегда. Уход воспринимается как финальный удар, лишающий шансов на полную победу. Уход воспринимается как превосходство, безжалостно режущее по самолюбию.

Старое дерево — парты, стулья, половицы. Они горят.

Кто же здесь сумасшедший: Данила, не пожелавший в конце отпустить ненавистного ему человека, или Кай, пожелавший вернуться туда, где ему причинили столько боли? Или это я, пересёкший дорогу им обоим?

Симпатия к человеку толкает на безумные поступки. Порой ты делаешь то, чего в обычном состоянии не сделал бы никогда. Я никогда не задумывался о том, был ли у меня шанс настолько сблизиться с Каем, если бы нас посадили за разные парты. Наверное, нет. Наверное, я стал бы тихим избранником Иосифа Кирилловича, не смеющим вякнуть ни слова против. Или в конце концов потерял бы терпение и в затуманенном состоянии совершил бы нечто плохое, как тогда с канарейкой.

Я невольно взглянул на свои руки. Руки Кая были красивее. Мог ли он своими руками совершить нечто плохое? Внутренний голос ответил однозначным согласием. Красивые руки способны на многое.

Дым от горевшего сарайчика увидели из окон школы. Пришли вовремя — ещё чуть-чуть, и спасать было бы некого. Когда же в наполненном дымом сарайчике нашли подростка, лежащего без сознания с сильными ожогами на теле, никто так и не смог понять, как он там оказался. Кай не выдал Данилу — уже тогда он желал расправиться с ним самостоятельно. Он вообще тогда ничего не говорил несколько недель, пока лежал в больнице. Врачи качали головой и не могли дать иного объяснения, кроме как помутнение рассудка, и посоветовали родителям отдать мальчика на курс психиатрического лечения.

Кай пропустил целый год, не пойдя в новую школу, и провёл несколько месяцев в лечебнице. Его сосед по палате был довольно весёлым парнем, болтающим без умолку и вносящим яркие краски в скучный серый мир больницы. Вот только одно «но»: порой он не контролировал внезапно вспыхивающую злость. Несколько человек пострадали от его рук, а один из них и вовсе скончался от нанесённых травм. Парня признали невменяемым и отправили на лечение. Оно помогало, потому как Кай отозвался о своём соседе весьма хорошо. Он слушал его и постепенно заново начинал понимать, что не все люди плохие.

В какой-то момент его рассуждения показались мне немного наивными. Если тот парень был для него хорошим, то почему же тогда другим людям он причинял боль?

После того как я побывал в этом сарайчике, у меня сложилось впечатление, что меня бросили в мусорную яму. Я заглянул в самый потаённый уголок души Кая, но не нашёл там ничего хорошего. Там были лишь чёрно-белые тона, мусор и пепел.

Я думал, что когда доберусь до вершины горы и выиграю раунд, то станет легче. Легче, увы, не стало. Стало только хуже. Я пытался найти спасительный свет, благодаря которому удастся вывести тропинку Кая из ямы. Яма казалась бесконечной, и выхода из неё я не видел. Обида, ядовитой змеёй сидевшая в его душе, пожирала изнутри. Выхода не было. Был только очередной поворот — воздать обидчику по заслугам.

После того дня я признал, что выбранная мной помощь Каю — единственный способ оставаться рядом.

***

Данила остался для меня совершенно непонятным человеком. У него было всё, чего хочется среднестатистическому школьнику: отличные оценки, восхищение учителей, преданные друзья, внимание противоположного пола и родители, не скупящиеся на карманные деньги. Но ему не хватало власти. Неужели всякий человек, имеющий так много, всё равно будет нуждаться в дополнительных желаниях? Почему бы просто не быть классным парнем, а не демонстрировать свою силу?

Захотеть сжечь человека живьём — подлость высшей степени. Странно, но я не испытывал к нему практически никакой ненависти. Мне было его жаль. В конце концов, каким бы сильным он ни был, под ноги когда-нибудь попадётся камень, о который он запнётся и непременно упадёт. Сила здесь не поможет.

В размышлениях прошёл декабрь. Алёна Карловна предпринимала ещё несколько попыток поговорить со мной и Каем, но никаких результатов она не добилась. Кай довольно грубо прерывал её, говоря, что это не её дело, после чего сразу уходил. Я был вынужден соглашаться с ним и ничего не рассказывать. И теперь я знал, почему Кай не хотел пойти лёгким путём и выложить всю правду перед человеком, искренне желающим разобраться с проблемами в школе.

Это будет лёгкая победа. Такая победа Кая не устроит. Максимум чего можно добиться таким шагом — перевод Данилы в другую школу. Однако сам он ничего не поймёт. Подобное наказание не стоило и выеденного яйца.

Оля, несмотря на чистосердечное признание о том, почему начала общаться со мной, всё равно продолжала здороваться. А вот в нерешительности Риты я ошибался. В конце декабря, когда были написаны все контрольные и экзамены, она выловила Кая около школы перед уроками, отвела в сторонку и отдала какой-то конверт, после чего убежала, покраснев до самых ушей. Кай прочитал его не сразу, а лишь после пары уроков. В тот момент я выходил в туалет, а когда вернулся, то застал Кая весьма озадаченным с согнутым тетрадным листом в руках. Риты в классе не наблюдалось.

Молча вернувшись на своё место, я демонстративно уткнулся в тетрадь, проверяя решённый на предыдущем уроке пример. Не заглядывать в листок оказалось не так-то просто, но если Кай мне ничего не говорит, значит, и не нужно лезть не в своё дело.

— Если девушка пишет письмо с признанием в любви, то нужно что-то ответить, верно? — повернувшись ко мне, шёпотом спросил Кай.

Я перечеркнул неверную цифру в решении и удивлённо посмотрел на него. Советоваться со мной в любовных делах — не лучший выбор.

— Наверное, — пожал я плечами, вернувшись к решению.