Девиант (Полёт ночного мотылька) (СИ) - "Kellerr" - Страница 26

Учительница в ответ на мой холодный выпад лишь покачала головой, так и не отметив конкретный вариант.

***

Мне нравились квартиры, в которых жили бабушки и дедушки. В них читалась память прошлого, после погружения в которую становилось по-домашнему уютно. Пусть на стенах были старые обои, где-то уже отстающие от стен, поцарапанная мебель выглядела непригодной для использования, а деревянные окна с облупившейся краской не заглушали уличный шум, как новомодные пластиковые.

В таких квартирах пахло тишиной. Будь моя воля, я бы остался жить у Кая даже несмотря на то, что наша с бабушкой квартира тоже была не новой.

В последнее воскресенье перед каникулами мы снова встретились, но эта встреча не была приурочена к очередной подготовке по информатике. Я даже не взял с собой книгу, данную мне Каем. Скорее, это уже можно было назвать привычкой. Кай открыл дверь, пропустил в коридор, а сам скрылся в глубине комнаты, сказав мне проходить в гостиную. Там, из-за стеклянных дверок шкафа, на меня по-прежнему смотрели старые фотографии. Я сел на диван, устало опрокидываясь на мягкую спинку, и закрыл глаза.

Раз, два, три…

И задремал, погрузившись в поверхностный беспокойный сон. Разбудил меня скрип диванчика и Кай, севший рядом. Он достал сотовый телефон и, пощёлкав по кнопкам, показал мне видео и несколько фотографий приемлемого качества. Надо же, а я выглядел как… деревяшка. Замер в одном положении и практически не двигался.

— Больше он тебя не тронет.

Я со вздохом взял телефон Кая и закрыл крышку.

— Ты показал ему запись?

— Показал.

— И что он?

— Ничего. Промолчал. Он не рискнёт ни работой, ни свободой после этого. Могу предположить, что он предпочтёт перевестись в другую школу.

Вот как. Так даже лучше. Как гора с плеч. Всё-таки жаль, что я не видел лица Иосифа Кирилловича, когда Кай ткнул ему в нос доказательство его вины. Вины, которую я помог разоблачить.

— То есть запись больше никто не увидит?

Я услышал, что Кай тихо засмеялся. Удивлённо повернувшись к нему, я наткнулся на добрые тёплые глаза, от которых у меня аж живот свело. Глаза, которые помогли мне совершить невероятное. Что же это?..

Кай поднял руку, проведя по моим волосам, и ненадолго задержался на щеке, соскользнув на плечо.

— Конечно, нет. Если запись попадёт на всеобщее обозрение, тебе тоже придётся несладко.

О себе я как-то и не подумал.

— Ну да, точно… — невнятно пробормотал я.

— Спасибо.

— За что? — не понял я.

Кай повернулся ко мне, оказавшись настолько близко, что у меня перехватило дыхание. Чёрт, вот опять это ощущение. Опять тот момент, когда рядом с Каем перестаёт быть спокойно.

— За то, что сделал. Когда-то у меня не хватило сил провернуть то, что смог сделать ты.

— Ну, ты ведь тогда был один… Вместе проще.

В нём появляется что-то, что я не могу разгадать по глазам. Да и во мне тоже — в груди, у сердца, спрятанное под быстрыми ударами. Это то, что меня пугает и пугало всегда.

— Я говорил, что ты удивительный?

— Говорил. Я помню.

Я заметил в глазах Кая смятение, после которого он опустил голову, забрал у меня свой телефон и бросил куда-то на диван.

— Зря я втянул тебя в это, — с сожалением произнёс он. — Ты должен был остаться чистым.

Это был единственный раз, когда я приходил к Каю перед каникулами. Из-за отсутствия связи мы не могли договориться о встрече, а приходить без предупреждения я не любил. Поэтому на целых десять дней Кай стал для меня лишь именем, связанным со школой.

***

Словари и энциклопедии говорят, что мотыльки — вредители, ведущие активный образ жизни в сумерках, когда остальной мир погружается в сон. Малая продолжительность жизни подталкивает к тому, чтобы не тратить время попусту. Самка в среднем откладывает до трёхсот яиц, и впоследствии гусеницы повреждают множества хозяйственных культур.

Словарям и энциклопедиям принято верить. Словарь — это книга, которой пользуются при незнании того или иного слова. Люди делят мир на чёрное и белое, хорошее и плохое. Плохое для них — это вред, яд, ненужная частица, от которой лучше избавиться. Мотыльки не виноваты в том, что их образ жизни требует жертв. Для них это единственный способ выжить.

Триста пятьдесят вторая страница старой энциклопедии, захваченной с собой бабушкой.

Даже и не знаю, кого именно я сравнивал с мотыльками — Кая или всех остальных учеников нашей школы. Кай прятался ото всех и немного открывался мне, как мотылёк в сумерки. Может быть, все и считали его вредителем (да и если посмотреть на его действия со стороны, можно сказать то же самое), но я считал его просто кем-то отличающимся от других.

Отложив на тумбочку энциклопедию, я лёг на спину, вслепую натягивая на себя одеяло.

Кай.

Я помогал ему с каким-то садистским удовольствием, позволяя использовать себя как инструмент для достижения цели. Может, всё-таки было нужно принять сторону Стаса? Тогда я был бы обычным школьником, влившимся в новый коллектив без всяких проблем. Возможно, я бы даже и не знал имени Данилы и не лазал по трубам ради спасения собственной шкуры. Впрочем, никто не заставлял Кая помогать мне в первые же дни. Если он вообразил себя великим мстителем, то мог бы и не пускать меня в свой маленький мирок. Алина ведь изначально была против моего участия, а Кай всё равно утянул меня за собой.

Баш на баш. Мы квиты.

Во мне поселилось сомнение, а будем ли бы продолжать общаться и в следующей четверти? Будут ли продолжаться наши встречи по воскресеньям, будем ли мы снова сидеть за одной партой и хранить одну общую тайну?

Уговор касался только Иосифа Кирилловича.

Конец?

В дверь послышался тихий стук.

— Арсений, ты уже спишь? — почти шёпотом спросила бабушка.

Я помотал головой, приподнимаясь над подушкой.

— Опять поздно ложишься, — всплеснула руками бабушка.

— У меня каникулы. Могу себе позволить, — довольно сообщил я.

— Каникулы… — с какой-то тоской протянула она и зашла в комнату. — Уделишь мне пару минут?

— Конечно.

Обычно бабушка всегда садилась на кровать, не спрашивая разрешения, да и оно не было нужно. А вот сейчас она осталась стоять в паре шагов от меня. Нехороший знак.

Бабушка положила на тумбочку какой-то конверт и снова выпрямилась, но так и не села рядом.

— Значит, ты свободен в ближайшие дни?

Я с заминкой кивнул.

— Сможешь съездить в наш прежний дом и забрать у новых хозяев кое-что важное, оставленное там?

Покосившись на конверт, я предположил, что там деньги на билет. Бабушка всегда предпочитала давать деньги в конвертах, будь то подарок на день рождения или же карманные расходы.

— Мы ведь всё забрали. Даже эту энциклопедию, несколько лет пылившуюся на полке, — я показал пальцем на толстенную книгу.

Бабушка одарила меня грустной улыбкой.

— Твоя мама звонила.

Мне показалось, что сердце замерло и перестало стучать. Мама? Мама звонила? Но… она ведь никогда, почти никогда не связывалась с нами! Да и откуда ей знать новый номер телефона? Откуда ей знать то, что мы вообще переехали?

— У тебя много вопросов, я знаю, — осадила она меня жестом. — Я отвечу на них чуть позже, если позволишь.

— Но мама… Мама!

— С твоей мамой всё хорошо.

Спать мне сразу расхотелось. Бабушка что, специально выбрала такое время, чтобы бросить мне снег на голову? Я ведь думал, что с мамой нет абсолютно никакой связи. Думал, что однажды она ушла навсегда.

Жестоко.

— Она… Где она? Как она живёт? — не удержался я от вопросов.

— С ней всё хорошо. Но нужно, чтобы ты съездил домой.

Не могу сказать, что я был очень сильно удивлён. Где-то в глубине души я всегда подозревал, что за тёплой улыбкой бабушки скрыта тайна. Лгать ведь легко. Особенно когда тебе доверяют целиком и полностью. Достаточно только посмотреть в глаза, улыбнуться и солгать. Вот оно, последствие доверия.

— Съезжу, — согласился я. — Но при условии, что потом ты пояснишь мне всё.