Сид и Ненси (СИ) - Лузин Сергей - Страница 1

Он родился в несчастливый день, 13-го числа, в пятницу. Суеверные люди посчитали, что и вся жизнь его впредь будет такой же несчастливой. Они были недалеки от истины.

Когда его несчастная мать, задыхаясь от родовых мук, взглянула на появившегося перед ней младенца, она вскрикнула от ужаса. Ребенок оказался скрюченным, с головой, неуклюже завернутой набок, со слишком короткими ручонками и правой ногой, на полсантиметра короче левой. Этот маленький урод, еще не понимая, кто он на самом деле и что происходит вокруг него, громко орал и никак не хотел успокаиваться. Она с ужасом представила, как отец мальчика увидит его, и внутри у нее все похолодело. Он убьет ее, непременно убьет! Когда увидит маленького уродца, то придет в ярость и не сможет совладать с собой. Мало того, что ей и так приходится каждый день терпеть побои и издевательства, теперь же муж будет вымещать свою злобу и на маленьком сыне! Если бы свершилось чудо, и мальчик мог бы умереть прямо сейчас, так и не узнав ничего об этом жестоком мире! Да нет, куда там! Орет как сумасшедший, шевелит едва заметными ручонками, вертит маленькой головкой на кривой шее! Сердце ее забилось чаще, она задыхалась все сильнее и наконец, перестав реагировать на кричащего мальчика и суетящихся вокруг нее врачей, рассталась с бренным миром. И, как только на экранах всех приборов появилась прямая линия, и врачи поняли, что надежды уже нет, ребенок вдруг странным образом притих, словно понял, что расстался с тем дорогим и единственным, что открыло ему дверь в эту жизнь, а теперь лежало рядом, медленно остывающее. Свою жизнь она отдала ему, а сама ушла в тот странный, недосягаемый мир, откуда совсем недавно пришел он.

Когда отцу ребенка вынесли его на руках и сообщили о смерти жены, тот поначалу не выразил никаких эмоций. Затем, когда он взглянул на мальчика, лицо его посуровело, на нем залегли глубокие резкие складки. Потом он, ничего не сказав, отвернулся к стене и так стоял несколько минут. Врачи думали, что он плачет. Но, когда он повернулся к ним, лицо его было совершенно сухим. Жизнь закалила этого крепкого сорокалетнего мужчину как сталь, и ни улыбка, ни слезы давно уже не появлялись на его лице.

С самых ранних лет Сидор ощутил всю тяжесть и несправедливость жизни. Ходить он научился только в три года, а до этого времени его носила на руках старшая сестра Аня. Отец Сидора, Виктор, работал в тяжелых условиях на угольной шахте, домой приходил поздно, а в дни скудной зарплаты напивался вдребезги и в приступе белой горячки мог схватить малыша за руку или ногу и со всей силы ударить его о стену. В такие дни Аня всегда держалась начеку. Когда это случилось в первый раз, она едва успела вырвать малютку из рук обезумевшего отца, который уже всерьез намеревался раскроить сыну череп. С тех пор всегда, когда отец приносил домой бутылку водки и отнимал у дочери недоеденный за обедом кусок хлеба, она понимала, что предстоит тяжелый вечер. Она поскорее брала маленького братишку на руки, уносила его в свою комнату в мансарде, запиралась там и как могла успокаивала плачущего Сидора. Она знала — через несколько минут отец начнет стучать в дверь тяжелым кулаком и громко кричать, чтобы его впустили. Она также знала, что он пришел именно за Сидором, думая, что именно он виноват во всех его бедах и несчастьях. "Открывай, маленькая стерва, — кричал он. — Я знаю, этот маленький уродец с тобой. Я слышу его мерзкий голос. Открывай, слышишь! Открывай, и я убью его! Открывай быстро, не то вынесу дверь!" — и тут он срывался на невообразимый мат, смешивая одни слова с другими, так что Аня в ужасе дрожала и пыталась заткнуть уши себе и брату. Впрочем, Виктор только грозился вынести дверь, так как знал, что Аня каждый раз подпирает ее изнутри старым креслом и еще приставляет ржавую железную кровать. Поэтому, наоравшись и отбив о дверь все кулаки, он шел к себе в темный и грязный чулан, и уже через несколько минут оттуда доносился его громкий храп, а наутро он вставал хмурый и, ни слова не говоря о вчерашнем, отправлялся на работу. Пару раз люди из городка вызывали полицию, но та так и не смогла ничего добиться. Несколько раз в такие дни в дом приходила бабушка Ани и Сидора, теща Виктора, единственная на свете, кто мог его успокоить. Но такие визиты случались нечасто. Все остальные вечера дети проводили в страхе за отца и за себя.

Поскольку Виктор целыми днями был занят, Ане приходилось самой все время ухаживать за братом, заменяя ему мать. Ей было невыносимо тяжко смотреть на этого маленького хромоножку со скрюченным тельцем и странно вывернутой головой, на его бесконечные мучения в попытках встать на ноги. Но она делала все, чтобы ребенок рос и развивался как можно более нормальным. В пять лет она наконец позволила ему выйти из дома, чтобы он мог поиграть с другими детьми. И тут же пожалела об этом. Все окрестные мальчишки, собравшись в одну шайку, дружно принялись издеваться над мальчиком.

— Эй, крошка Сидди, иди сюда! Эй, смотрите, вон идет калека Сид! Эй, хромоногий! Бей хромоногого Сида!..

"Хромой Сид", "крошка Сидди" — все эти прозвища так пристали к Сидору, что никто уже не называл его полным именем. Только Сид — мелким, грязным, обидным, как ему казалось, словечком. Он ненавидел и его, и всех этих оборванных ребят, которые поначалу просто обзывали его, затем перешли к пинкам и толчкам, а уже потом в него полетели камни. Целились главным образом в голову и в короткую ногу. Отлично! Так держать! Пусть знает, маленький хромоногий ублюдок, кто здесь главный!

— Эй, смотрите-ка, кто идет! Крошка Сид!

Сид замер в нерешительности, глядя на кучку мальчишек, которые, увидев его издалека, принялись громко гоготать и заранее набирать в карманы камней потяжелее. Было раннее утро, туман еще покрывал лощину, и потому Сид не сразу заметил их издалека и не обошел большим полукругом, как он делал всегда. А когда заметил, было уже поздно. Компания из пяти ребят ждала его на развилке дорог, ведущих из деревни к холму и к соседнему поселку, под большим раскидистым дубом. Он стоял некоторое время, думая, не позвать ли ему на помощь, раз уж избежать встречи все равно теперь не удастся. Но вряд ли кто придет ему на помощь. В это время большинство людей во всей округе еще крепко спало, а те, кто не спал, вряд ли помогли бы ему — у них были более важные дела. Бежать смысла конечно не было, поэтому он решился — двинулся прямо навстречу мальчишкам. Идти он старался уверенной и твердой походкой, как его всегда учила Аня. Но при всей его сгорбленности и прихрамывании это выглядело довольно нелепо. Поэтому парни загоготали еще больше, а один из них даже швырнул камень, но не попал. Сид продолжал идти, припадая на правую ногу и дергая во все стороны левой ручонкой, в которой болталась корзинка с завтраком и крынкой молока с фермы миссис Моллинз, куда он ходил по поручению отца, которому было лень каждые выходные подниматься ни свет ни заря. Когда он поравнялся с мальчишками, они вдруг странным образом притихли и даже опустили руки с камнями. Видимо, они и правда были поражены тем, с каким спокойствием и твердостью этот "хромой малыш Сидди" шел им навстречу. Сид уже торжествовал внутреннюю победу, когда вдруг старший из мальчиков, самый наглый и задиристый, Эдди Мейрон по прозвищу Рыжий, подбежал к нему сзади и ногой выбил из его руки корзинку. Крынка раскололась надвое и молоко вылилось из нее на траву, сэндвичи с ветчиной, заботливо приготовленные Аней, покатились по земле, запачкавшись в пыли. Вся компания разом захохотала как сумасшедшая, а Сид повернулся к Эдди с лицом, перекошенным от гнева. Никогда прежде он не испытывал этого чувства и ни на кого по-настоящему не мог разозлиться, но ко всему, что касалось его сестры, он питал какой-то благоговейный трепет. Глядя на веснушчатую, с мерзкой улыбкой физиономию Эдди, он думал только о том, чтобы причинить ему самую сильную боль, какую он только способен был причинить, а лучше всего убить. Весь дрожа от ярости, он сжал правую руку в кулак и, если бы ударил Эдди, то непременно убил бы его. Но остальные мальчишки уже схватили его за руки и крепко держали.