О чём молчал Будда (СИ) - Борзов Анатолий - Страница 40

Будда улыбается. Определенно, Дима Скворцов ему нравится. Ты мне тоже нравишься — где ты прежде был?

— Слушаю, Евгений Михайлович. Нашли? Так быстро! Не надо ее задерживать, я сам задержу. Она ужасно скандальная женщина — здесь ОМОН потребуется. Что? Где я нахожусь? Как — где? В машине сижу и жду вашего звонка. Евгений Михайлович, не стоит беспокоиться. Быстрей? Ах, с мигалкой быстрей? Вы впереди, а я за вами? Понимаю, все прекрасно понимаю.

Никогда прежде не ездил с почетным эскортом. Знаете, а в этом что-то есть. Когда ты несешься по разделительной полосе и кроме музыки ничего не слышишь. Мир с почтением расступается перед тобой, а ты его вращаешь, как в детстве — толкаешь, обутой в стоптанный ботинок, самокат. Блаженная улыбка и никаких забот — наверно, так я выглядел со стороны. Как мне хотелось, чтобы Элла Сергеевна находилась в машине. Чтобы я подкатил, хлопнул дверью и направился к ней.

Город вдруг показался мне крохотной деревней. Десять минут и я его увидел. Желтый цыпленок — он не изменился. Еще мгновение поправить галстук. Равнение на — середину! — захотелось крикнуть мне. Где этот жалкий сценарист? Срочно переписывай текст.

— Вы?

Элла Сергеевна сморщилась и едва не превратилась в старуху. Человеческое лицо — сколько в нем загадок! Оно увядало с каждой секундой — всего их было десять. На большее меня не хватило.

— Триста долларов, — сказал я, — и обязательно банкнотами по пятьдесят.

Она роется в сумочке и послушно протягивает деньги.

— Я просил по пятьдесят. Иначе Евгений Михайлович меня не поймет.

— Дима, я вам сейчас все объясню.

— Книга! У вас есть какая-нибудь книга? Любая книга, а журнал? Дайте мне ваши права.

На фото Элла Сергеевна смотрится не менее привлекательно. Каким-то образом она умудрилась показать свою роскошную грудь, которую я прикрываю пятидесяти долларовой банкнотой. Впрочем, скоро грудь вновь показалась — Евгений Михайлович забрал деньги.

— Она?

Я кивнул.

— Не завидую я тебе, — неожиданно признался сержант, — у твоей бабы черти в глазах. Намаешься, Скворцов, поверь моему опыту. Не баба, а сатана. Будут проблемы — звони.

— Они меня арестуют?

Элла Сергеевна вздрогнула, когда я вновь залез в Пежо.

— Если кому и суждено арестовать, так это мне, — вздохнул я, — у вас десять минут, прежде чем подъедут мои коллеги.

— Дима… Дмитрий Анатольевич, вы не поверите, но вины моей нет!

Еще один прием из моего прошлого арсенала — брать клиента тепленьким. Элла Сергеевна полыхала как печка. Лицо старухи куда-то исчезло. Непонятно, с какой целью расстегнула кофточку и придвинулась.

— Осторожно, Дима! — прошептал мне голос, — она сейчас утащит тебя в омут. Ты глянь — какие глазищи! И не позволяй ей взять себя за руку!

Поздно! Элла Сергеевна уже прикоснулась ко мне, и электрический заряд вошел в мое тело.

— Соловьев! Дима!

К чему орать, если у меня прекрасный слух? Тридцать четыре? — Тридцать четыре. Двадцать семь? — Двадцать семь. Помнится, проходил медицинскую комиссию, и мне шептали в одно ухо, прикрыв другое.

— Соловьев! Вы не видели Соловьева? Где его черти носят?

— Курит на втором этаже.

— Опять курит? Он что-нибудь, кроме сигареты, держит в руках!

— Ну? Чего надо? — спрашиваю я. — Согласно трудового кодекса Российской Федерации от двадцать первого декабря две тысячи первого года, статья сто пять, рабочий день делиться на части. На тех предприятиях, где это необходимо вследствие особого характера труда…

— Зайти в главный офис к Анне Антоновой.

— Анна? Она кто? — подтягиваю джинсы и медленно соображаю. — Моего непосредственного начальника зовут иначе… забыл, как ее зовут, но только не Анна. А вдруг у меня новый начальник? Черт! Не мешало бы побриться — предупреждать нужно. Вот и джинсы пузырями на коленках пошли, и молния, кажется, не работает. Открываться она открывается, а закрывается только на половину.

Офис в другом здании, а тут обыкновенный склад. Короче, поди — принеси.

Захожу в офис — меня проверяют. Охрана, ядрена вошь. Затылки побрили и думают, они охрана. Смотрю по сторонам — какой кабинет они сказали?

Толкаю дверь и захожу.

— Вызывали?

— Ах, вот вы какой — Дима Соловьев!

Сейчас она скажет — представляла вас иначе. А что меня представлять? Я и сам могу себя представить.

— Вы садитесь, вот сюда и садитесь. Дима, я вас прочитала. Признаюсь, не без интереса. Главный герой у вас Скворцов. Интересный персонаж. Вы не работали прежде в милиции? Элла Сергеевна у нас тоже есть, только она блондинка, ваш непосредственный начальник, на складе работает. У нее красный Гольф… понимаю. Но почему вы бросили там, где нельзя бросать? Это не только неуважение к читателю, это нарушение жанра. У вас что? Детектив. Устоявшийся в литературе жанр с определенными правилами. Вы все испортили, перечеркнули все свои труды — ступайте и немедленно закончите.

— Не могу.

— То есть как?

— У меня нет времени, днем устаю, как черт, а по ночам полагается спать. Я хочу выспаться.

— Жаль, очень жаль, мог бы получится неплохой роман. А вы заболейте! Возьмите больничный и пишите, а ночью спите.

— Нельзя. Если я возьму больничный, могу и в самом деле заболеть.

— Вы смешной.

— Мне уже говорили.

— Будда, он не молчит? — спросила она.

— Спросите у Будды, — ответил Соловьев, — вы редактор?

— Редактор.

— Я вас прежде видел. Вы стояли и говорили с мужчиной и женщиной. Они чем-то похожи на брата и сестру. Только они не брат и сестра. Я прав?

— Вы правы. Они не брат и сестра. Скажите, незнакомка в вашем романе, она еще появится?

— Нет. Она уехала. Навсегда уехала. Она — несбывшиеся мечты моего героя, плод воображения, попытка убить время, когда ты сидишь и ждешь, когда тебе моют машину. Незнакомку послал Будда. Незнакомка и есть Будда. Помните «инь» и «янь»? Две половинки одного целого. Так вот, у Скворцова никогда не было этой второй половики. Он неплохой парень, но обречен. Ему не хватает второй половинки.

— Дима, у вас три дня. Запомните — три! Идите и пишите.

У Димы Скворцова три дня — так написано на бумажке, что я обнаружил у себя в почтовом ящике. За первый день можно продать Купера. На второй — оформить доверенность на квартиру. На третий — купить билеты на поезд и нажраться.

Где небеса? Что там происходит? Снизу видно плохо, вижу — одна туча нашла на другую. Ударил гром, внизу открыли зонты. Пролилась грязь, у нас внизу ее достаточно. Будда там и здесь — вверху и внизу. Дима Скворцов держит крохотную фигурку — согрел руками. Он не верит в мистику, у него вечер, а если точней — три часа. Билеты в кармане и четыре стопки, в каждой по пять тысяч — они на столе. Олег Николаевич упирался не долго, достаточно было упомянуть имя Григория Аркадьевича. Дима трезвый, как памятник на площади, — скоро его снесут, и будет новый супермаркет. Дима думает — сидит и крутит в руках крохотную фигурку.

Грянул дождь, забарабанил по крышам, рвет листья — осень, подведение итогов.

Я в него верю, он должен шепнуть — ехать мне или не ехать.

Будда молчит. Я не прошу его ответить, я прошу подсказать, подать знак. Встаю, иду на кухню и даю ему последний шанс. Десять минут.

Десять минут я курю и смотрю в окно — там дождь. Дима Скворцов — не один в поле воин. Он стал мудрей и вынужден подчиниться обстоятельствам. Плохих или хороших людей не бывает. Мама меня обманула, прав был отец, когда рвал мне уши.

Беру стул, возвращаюсь в комнату, лезу на антресоли и аккуратно складываю в коробку из-под обуви пачки долларов — она знает, где их искать. Чихаю — пыль со времен царя Гороха. Бросаю последний взгляд — Будда молчит. Сидеть и ждать три часа? Скажем на прощание «привет» Элле Сергеевне.

Хлопнула дверь, в замке повернулся ключ.

Будда молчал. Каждый имеет право на свой выбор, — мог бы сказать он, однако, как всегда, промолчал.