Сыновья полков (Сборник рассказов) - Козлович Войцех - Страница 7

Эта помощь не ограничивалась лишь передачей пленным через проволочную ограду еды и лекарств. Организовывались также побеги из лагеря, переброска советских офицеров и солдат в леса, в партизанские отряды. Все это было связано с огромным риском. Для переброски пленных в лес привлекалось много молодежи Миньска, и не только молодежь.

— Поможешь нам? — спросил как-то Малого Килиньского Роман Жак.

Тринадцатилетний капрал сразу загорелся — ему не терпелось принять участие в таких делах, где бы он мог проявить свои способности и сообразительность. Он знал уже на память место, где находится лагерь советских военнопленных, каждый подход, каждую тропку в болотистой местности. Ему, конечно, было легче, чем взрослому, подобраться к проволочной ограде.

Железнодорожный полустанок Стоядла находился ближе всего к лагерю. Сразу же за длинным земляным валом тянулись болота, на которые раз в день пленные вывозили из лагеря нечистоты. Лагерное начальство запретило использовать для этой цели лошадей. В повозки впрягались люди. Истощенные оборванные пленные, подгоняемые охранниками, с огромным напряжением тащили эти повозки, потом снимали с них побеленные известкой ящики или бочки с нечистотами и выбрасывали их на свалку. Эти выходы за пределы лагеря давали пленным еще один шанс для побега. В лагере действовала организация, которая, в частности, занималась и переброской людей в партизанские отряды. Беглеца прятали в ящике с мусором или в бочке с нечистотами и вывозили на болото. Затем кто-нибудь отвлекал внимание охранников — и прыжок в ближайшие заросли, затем ожидание, пока повозки в сопровождении охранников возвратятся в лагерь, а за беглецом явится кто-нибудь из подпольщиков.

Не раз в это время Малый Килиньский получал от Романа Жака подобные задания:

— Сегодня будь в Стоядлах. Отведешь человека вот по этому адресу…

И он шел. Никто его не спрашивал, боится он или нет, хотя каждый раз ему было тревожно. Он садился на насыпи, делая вид, что его интересуют только проходящие мимо поезда, а сам внимательно следил за тем, что делается на болотах.

Он дожидался, пока лагерная команда потащит назад порожние повозки. Только потом знакомыми тропками подкрадывался поближе, свистел, ждал отзыва и показывал беглецу дорогу. Тадек подходил к нему лишь с другой стороны вала и провожал его туда, где их уже ожидали: в дом одной из польских семей. Здесь хозяева отмывали и кормили убежавшего, давали ему возможность отдохнуть. Через несколько дней кто-либо другой из организации или опять Малый Килиньский приходил в этот дом за советским товарищем, уже переодетым в гражданскую одежду. Потом его провожали на железнодорожную станцию, где Роман Жак определял, каким поездом и куда нужно доставить беглеца. Они садились в вагон и ехали до Варшавы, а там советского товарища принимали железнодорожники из организации и отправляли его дальше, в направлении на Тлущ и Воломин. Осуществлялась также переброска к Седльце, организовывавшаяся в основном вместе с партизанами Гвардии Людовой.

Для тринадцатилетнего Тадека все это имело оттенок большого приключения. Но не только приключения. В этом было также чувство долга, удовлетворения от того, что он помогал другим, спасал жизнь людям.

Именно чувство долга приказало ему через несколько месяцев добровольно вызваться спасать евреев из пылавшего варшавского гетто.

В доме на улице Окоповой был проход через подвалы на территорию гетто. Маленький худощавый мальчик в коротких штанишках выводил оттуда группы евреев и провожал их на Западный вокзал. В Одолянах работал ближайший товарищ Малого Килиньского Тадек Русек. Он принимал спасенных из гетто, укрывал их, а железнодорожники организовывали переброску бежавших в сторону Малкини или Седльце…

Шел 1943 год. Малому Килиньскому исполнилось всего четырнадцать лет, но ему казалось, что он и его товарищи могли бы делать в организации намного больше.

Через знакомую дыру в заборе они часто пробирались на территорию станционных складов, устраивались в одном из своих укрытий и советовались. В голову им приходило сотни замыслов.

— А что, если сделать налет и разоружить несколько немецких солдат, чтобы они не чувствовали себя так спокойно на варшавских улицах?

— А если поджечь цистерну с горючим?

— А может, почистить немецкие склады со снаряжением для фронта?

— Неплохо бы раздобыть немного тротила и подорвать паровозное депо.

Малый Килиньский докладывал об этих планах старшим, но всякий раз слышал один и тот же ответ: в организации должна быть железная дисциплина, нельзя провоцировать немцев, любые самовольные действия категорически запрещаются, стоять в готовности с оружием у ноги, ждать приказов!

Ждать! Сколько же можно ждать?

Подобные вопросы задавали себе в то время многие парни из Армии Крайовой. Молодежь рвалась в бой, жаждала проводить диверсии, хотела истреблять немцев в тылу, деятельно участвовать в ведущейся борьбе, мстить врагу за тысячи убитых мужчин, женщин и детей, сражаться с оружием в руках! К тому же в стране все громче говорили о смелых боевых операциях Гвардии Людовой. А для них почему-то был один приказ: «Стоять с оружием у ноги!»

Но ни Малый Килиньский, ни его товарищи из Армии Крайовой тогда, разумеется, не ориентировались в обстановке и не понимали, что скрывалось за этим приказом. Откуда они могли знать, что в то время как на советско-германском фронте решались судьбы войны и, следовательно, будущее Польши, ослепленная антикоммунизмом польская реакция решила сдерживать рост движения Сопротивления в тылу врага, чтобы «не помогать Советам». Разве могли эти парни допустить мысль, что реакционное окружение польского буржуазного эмигрантского правительства в Лондоне уже видело для себя опасность со стороны поднимающихся на вооруженную борьбу польских народных масс под руководством польских коммунистов и поэтому стремилось изолировать отряды Армии Крайовой от всех радикальных рабочих и народных группировок, навязывая им слепое повиновение? Откуда эти парни могли знать, что польская реакция в своих политических концепциях отводила Армии Крайовой особую роль, что она хотела сохранить эти хорошо обученные отряды для решающей внутренней борьбы за власть в стране…

Этот приказ «стоять с оружием у ноги» вызвал в рядах Армии Крайовой такое возмущение, что его пришлось исправить: было разрешено вести так называемую ограниченную борьбу. Однако многие патриоты, рвавшиеся в бой, покидали ряды Армии Крайовой. Наиболее сознательные шли в отряды Гвардии Людовой. Другие становились членами иных подпольных военных организаций, которые стояли за более радикальную программу ведения борьбы. Программа — это звучало слишком сильно. Редко кто из молодых парней интересовался тогда программными основами организаций. Их привлекали конкретные действия, борьба с гитлеровцами.

Вот поэтому и Малый Килиньский и его товарищи из бараков на Виленьской улице в 1943 году стали членами другой организации. Кто-то им сказал, что в Праге создается Военный корпус службы безопасности, что там формируется целая подпольная дивизия. Это их устраивало. И когда узнали, что предстоят конкретные действия, больше не сомневались.

Их собрания носили теперь иной характер. Они уже получили задание: добыть для организации как можно больше медикаментов и перевязочных материалов. Собравшись в своем укрытии, они стали обсуждать план операции: в здании железнодорожной дирекции находилась немецкая аптека. В нее можно было проникнуть. Там работала мать Юрека Мишталевича. Юрек должен был раздобыть через нее план здания и узнать, где хранятся лекарства…

Несколько дней спустя, в одну из ночей, ребята через окно в подвале проникли в котельную, прошли через все подвалы здания, проскочили по одному мимо двери помещения, где находился целый взвод жандармов, и нашли склад аптеки. Отсюда они по ночам стали выносить медикаменты и перевязочные материалы.

— Нужно раздобыть для организации мундиры, консервы и другие вещи, — предложил на очередной встрече Малый Килиньский. — Может, сделать налет на склады на Ратушовой?